Имя Клары Рессель ранее всплывало в нескольких расследованиях. Эрик проверил и ее тоже. Несмотря на молодой возраст, ей было всего двадцать четыре года, за ней уже числилось немало прегрешений. И в принципе, речь шла исключительно о применении насилия: нанесении телесных повреждений, причинении смерти по неосторожности – за что она дважды сидела в тюрьме, и нескольких попытках убийства. Эрик изучил ее фотографию. Красивая: голубые глаза, длинные светлые волосы, идеальная кожа. Клара Рессель словно жила спокойной и безмятежной жизнью. Внешне явно напоминала Линн. Но находилась с другой стороны политического спектра.

Эрик тяжело вздохнул. Он оказался в тупике. Люди из «Скрытой правды», естественно, подтвердили алиби Карла Павича. Чуть ли не раньше, чем он успел задать вопрос. Он продолжил кликать и в конце концов добрался до результатов расследования последнего месяца, в котором фигурировала Клара Рессел. Ее подозревали в нескольких преступлениях с применением насилия, но все дела закрыли за недостатком доказательств.

Он кивнул сам себе. Она, пожалуй, могла бы многое рассказать о том, что случилось, когда Эзги избили. Если бы им удалось ее найти. Он объявил Клару в розыск утром, но пока ему еще не сообщили ничего интересного.

За неимением лучшего он погуглил имевшие отношение к этому делу нацистские организации. Проверил обновления на странице фонда «Экспо».

Дверь кабинета открылась. Вошел Рикард.

– Хорошо, что ты здесь. Как дела с нашим нацистом? – спросил он.

– Никак. Он скоро будет на свободе. У него алиби, – ответил Эрик.

Рикард разочарованно покачал головой.

– На результаты экспертизы тоже не стоит рассчитывать, – сказал он. – Оружия, которое использовали нацисты, нет в доме. Никаких окровавленных палок, железных труб или чего-то похожего. Только неиспользованные дубинки и щиты, вероятно, приготовленные ими к следующей так называемой народной демонстрации.

Он сухо рассмеялся.

– Или для нападения на участников какой-нибудь антирасистской акции, на которых, как правило, собираются семьи с детьми, – добавил он и, достав свой мобильник, показал на нем фотографию стола, заваленного оружием, сделанную в экспертной лаборатории. – Слезоточивый газ, наверное, принесли люди из АФА. Он был не нужен нацистам. Они, похоже, сидели в засаде в лишенной окон серверной. Да они первыми бы задохнулись, если бы распылили его в комнате, пока избивали непрошеных гостей.

– Противогазы?

– Нет. Если верить Эзги, попавшей в больницу девице из АФА, на них были только балаклавы. Полицейским, прибывшим на место, она, помимо своего имени, успела сказать только это, прежде чем отключилась. Шокер тоже принадлежал АФА. Он находился у Эзги, когда вошли парни из пикета. Она так и не успела его достать, когда на нее напали.

– И слава богу. Иначе ее, пожалуй, застрелили бы. Да и он все равно помог бы только против одного нападавшего. Нам удалось связаться с ее близкими?

Эрик кивнул.

– Коллеги из Флемингсберга установили ее личность по карточке членства в фитнес-клубе, валявшейся в ее рюкзаке. В остальном при ней не было ни документов, ни мобильника, – сообщил он.

Рикард просмотрел фотографии из материалов расследования, присланных на его телефон. Бутылки из-под бензина. Шокер. Потерянный почти на самом берегу тепловизор.

«АФА тоже не самые безобидные люди», – подумал он.

Это полностью расходилось с болтовней Линн о пацифизме. И отсутствии насилия. Зачем тогда ее бывшие товарищи явились туда с оружием? Даже если оно не считалось смертельным. Ее аргументы казались фальшивыми. Он знал, что АФА много говорили о праве на самозащиту в борьбе с фашизмом. О превентивных акциях. О конечной цели, оправдывающей средства. Последний аргумент, с его точки зрения, уже принес немало страданий людям на земле. Никакие благие намерения, ведущие к насилию, не могли его оправдать.

Рикард скосил взгляд на Эрика, тот усердно барабанил по клавиатуре. Они с Линн недавно виделись. Он хорошо знал своего напарника и почти не сомневался, что тот в разговоре с ней упомянул о деле, связанном с АФА. Но в данном случае они не могли подключить ее. Даже если бы появились материалы, с которыми она могла бы помочь как эксперт по дешифровке.

Это слишком касалось ее лично. Она, пожалуй, с пониманием относилась к таким вылазкам АФА. А возможно, и одобряла вооруженные акции подобного рода. Ему хотелось бы верить, что это не так, но он не знал наверняка. Она уже связалась с ним, прислала эсэмэс. И правильно сделала. Им нужно было поговорить.

Но о еще одном расследовании совместно с экспертом по компьютерам, ранее входившим в АФА и осужденным за антигосударственное преступление, сейчас не могло быть и речи.

– Кофе?

Эрик последовал за Рикардом в кафетерий. Кофемашина сначала жужжала, перемалывая зерна, а потом завибрировала, когда вода нагрелась, и горячий напиток стал наполнять бумажные стаканчики. Эрик взял себе кофе с молоком. Кивком головы он указал на свой мобильник.

– Я проверил немного, что там у них происходит. Нацисты стали активнее. Павич и Клара Рессель принадлежат к отщепенцам из «Скандинавского копья». У них, похоже, продолжается внутренний конфликт между разными группами. В основном они не сходятся во мнении касательно того, как привлекать к себе внимание. Многие хотят отполировать аргументы, смягчить лозунги и сделать свой имидж более привлекательным, чтобы пойти по стопам социал-демократов. С этим не согласны члены «Скандинавского копья» и агентства «Скрытая правда», с которым они объединились.

Он сделал пару манипуляций с телефоном и показал его Рикарду.

– Этих полудурков ты наверняка помнишь.

Рикард наклонился и посмотрел на экран. Сайт «Скрытой правды». Английская статья. «Malmoe, rape capital of Sweden»[7]. Эрик кликнул по другому заголовку: «Марш против предателей. Тренировочный лагерь. 20 марта». Он поднял глаза на напарника.

– Они стали более агрессивными. И активнее. Это, пожалуй, не касается тех компьютерных ботанов из офиса на Грев Турегатан, с которыми мы столкнулись в мае. Но не они идут в авангарде, – сказал он.

Рикард кивнул.

– Я получил в СЭПО последний известный адрес Клары Рессель. Оперативники уже там, но пока она не появлялась у своего жилища, – сообщил он и направился к двери, но по пути повернулся и поинтересовался: – Что сказала Линн, когда вы встретились?

– Она была взволнована. Беспокоилась, что может знать кого-то из пострадавших. Интересовалась подробностями.

– Не говори ей ничего о расследовании, – сказал Рикард и посмотрел внимательно на Эрика, пытаясь понять, как много тот уже успел рассказать. – Это слишком сильно касается ее. Сам знаешь, что может произойти, если она поддастся эмоциям.

Эрик отвел взгляд в сторону. Он знал. Воображение уже рисовало ему горящие яхты, взорванные автомобили, умирающих сторожевых собак, взломанные компьютеры. Но он же ничего не рассказал. Почти ничего. Рикард угрюмо кивнул и вышел в коридор. Мобильник в кармане завибрировал. Он открыл сообщение и прочитал его.

– Я выезжаю в больницу к Эзги. Ее родители только что были там. Ее вывели из комы. Она не в лучшем состоянии, но с ней можно общаться, – сказал он догнавшему его Эрику.

– Прекрасно, – ответил тот.

Рикард кивнул.

– Нам надо найти других членов АФА, находившихся с ней в том доме. Может, они видели что-то. Достаточно, если только один из нас поедет к ней, чтобы это не выглядело как спецоперация группы силовой поддержки. Возможно, она настроена так же, как Линн, когда мы впервые встретились. Считает, что полиция ничем не лучше нацистов, – сказал он и, взяв свою куртку, уже собрался пойти к лифтам, но на мгновение остановился и добавил: – Проверь еще в регистрах «Скандинавское копье» и «Скрытую правду». Созвонимся позднее вечером.

Рикард наблюдал за лежавшей на больничной койке женщиной сквозь стеклянную перегородку. Она напоминала ему мумию. Ее голова была полностью перебинтована. Поврежденная нога покоилась в неподвижном положении. Он переговорил с родителями Эзги по дороге. Они были крайне обеспокоены. Но не знали ничего о случившемся. А также ничего не могли сказать о тех людях, с кем она обычно общалась, кроме их имен.