(**0) – Это ты зачем рассказываешь?

(**7) – Агдан поступила с нами так же…

Токио, офис «Sony».

30 октября, время 17:50

Стою перед блестяще стеклянным фасадом небоскрёба, вершина которого почти сливается с небесной синевой.

– Пойдёмте, ЮнМи-ян, – улыбается моему восхищению мистер Танага.

И мы идём, поднимаемся на энный этаж, проходим по длинному коридору до приёмной «Sony Music», секретарша сразу приглашает в кабинет приветливой улыбкой. Заходим.

– Конничива, милая ЮнМи-ян! – Мистер Икута сияет неподдельным счастьем. Кто бы сомневался.

– Конничива, Икута-сан, – отдариваюсь ответной улыбкой. Нам обоим улыбок не жалко. Вот когда дойдёт до переговоров, будем друг у друга мясо с костей сгрызать.

Я даже немного ошибся, думал, приветственная церемония затянется на четверть часа, минимум. Нет, дежурные вопросы и темы ещё не закончились, а мистер Икута уже просматривает наши договора. Приговор его быстр, жесток и не справедлив.

– Я с таким договором согласиться не могу.

Танага в ответ на мой взгляд пожимает плечами, начальство оно и в Японии начальство.

– Он уже подписан, – указываю на очевидный факт. Икута тяжело вздыхает и начинает плотную осаду меня, любимой.

Дело обстоит примерно так. Мне, как правообладателю видео, полагается пять центов за каждого зрителя за первый миллион зрителей. Восемь с половиной за второй, третий и четвёртый миллионы уставившихся в экран телевизора. Доля посредника отдельная история и она сравнительно не велика. А уж телекомпания, как выкрутиться.

– Четыре миллиона просмотров одновременно – абсолютный рекорд среди всех ТВ-компаний Японии. Поэтому наше предложение в четыреста тысяч и так было очень щедрым. Избыточно щедрым, принимая во внимание рекордный гонорар чуть больше трёхсот тысяч.

Не сдерживаю своё скривившееся от нерадостных подсчётов лицо. Вряд ли это враньё. Что-то подобное пытался до меня донести Танага, но я упёрся, как кот, которого в воду тащат. Быстро соображаю и придумываю контрпредложение, которое должно устроить всех. Но сначала проясним кое-что…

– Вы кое о чём умалчиваете, Икута-сан. Видео можно демонстрировать не один раз, можно использовать нарезки из него, так ведь?

– Вы абсолютно правы, ЮнМи-ян, – легко соглашается Икута, – но вторичные показы собирают кратно меньше зрителей, обычно идут в менее популярных передачах. Там расценки падают до полутора-двух центов за одного зрителя. И в нарезку много рекламы не воткнёшь. Я согласен, что за счёт вторичных показов вы можете добрать тысяч сто, поэтому мы и предложили вам четыреста.

А теперь контрпредложение.

– Давайте обдумаем вариант плавающей цены. Какие расценки можете предложить за зрителей свыше четырёх миллионов?

Икута глядит на Танага, Танага на Икуту.

– Даже не знаю, ЮнМи-ян. Никогда такого не было. Пусть будут те же восемь с половиной.

Жадный неуступчивый пацак! Ладно, потом я всё равно из вас всё выжму.

– Пишите договор на ваших плавающих расценках. Первый миллион по пять центов, остальные по восемь с половиной, плюс всё, что полагается за вторичный показ.

Сразу зашевелились и оживились мои японцы. Напряжение спадает, посыпались телефонные звонки, забегали клерки. Технология, видимо, отработана, поэтому через полчаса я углубляюсь в чтение свежеотпечатанных листов. Ещё через полчаса подписываю под явно облегчённые вздохи.

На столе материализуются усилиями секретарши чашки с чаем, какие-то яства, на которые у меня нет никакого желания. Японцы настолько довольные, при моём ощущении обойдённого на повороте, что я, не колеблясь, втыкаю им шпильку.

– Но раз я вам уступила, то будете мне должны.

Мистер Икута чисто по-азиатски загадочно улыбается. А время расплаты согласно пословице «Долг платежом страшен» наступает тут же. При обсуждении участия в моём проекте японской звезды Амуро.

Добиться процента от доходов не удалось. Проект слишком многопланов, сама по себе песня, видеоролик, который тоже будет распространяться, реклама, которую можно воткнуть в ролик. Не сводится всё только к продажам сингла. Отчётливо понимаю, что без агентства, без стаффа жить одинокой звезде невозможно. Пусть забирают бОльшую часть, те же семьдесят процентов, только избавьте меня от этих изнурительных переговоров!

– Тридцать процентов от прибыли, – Икута снова собран и сосредоточен, – Десять вам, двадцать – Амуро.

– Ровно пополам, по пятнадцать процентов каждой. И то, только потому, что я очень добрая сегодня, – снова упираюсь я. Честно говоря, я офигеваю! Авторство – моё, честно спи… написанное, музыка – оттуда же, я – сценарист и продюсер, стафф лейбла получает свои семьдесят процентов. А чего это я так мало для себя запросил?! Ну, Икута-сан, давай тоже упрись! И я тебя удивлю.

– Хорошо, – спокойно обрубает мои ожидания мистер Икута. Пропади они пропадом, эти акулы бизнеса! Я уже запасся массой аргументов в свою пользу, приготовился резко ужесточить позицию, – затребовать себе двадцать, раз вы на пятнадцать не согласны, – и вот на тебе! Половину моих денег заберёт чужая тётя! Но отыгрывать назад нельзя, потеря лица. Тогда выстрел вдогонку.

– И передайте уважаемой Амуро, что она будет мне обязана. С моей стороны это аванс.

Мистер Икута в знак согласия наклоняет голову. А он там хитрую ухмылку не прячет? Танага смотрит бесстрастно. Резюмируем: выторгованную уступку я использовал и ценой героических усилий объегорил сам себя. Изо всех сил стараюсь не смотреть на своих визави тяжёлым мрачным взглядом.

Приступаем к обсуждению деталей турне, раскидываем репертуар по площадкам. Он не будет везде совпадать. Пару самых вкусных вещей оставляем для «Tokyo Dome». Приветствие-визитку и…

– Вы сами это придумали? – не смог скрыть удивления Танага. Мистер Икута просто одобряет мои задумки.

Полночь не полночь, но поздний вечер в полных правах. Меня мучают две вещи, энергия, не сброшенная в движение, и банальный голод.

– Дайте мне копии наших планов, и с меня хватит на сегодня.

30 октября, агентство FAN

Вечер в общежитии.

Коронки занимаются кто чем после ужина. КюРи гуляет по джунглям интернета, СонЁн расчёсывается после душа, ДжиХён лениво начинает поддевать БоРам.

– Рамбо, небось рада, что ЮнМи нет?

– Это почему? – хмурится БоРам, чувствуя неладное. Остальные примолкают и вслушиваются.

– Сосиски целее будут, – безжалостно бьёт по святому ДжиХён.

– Для хорошего человека не жалко, – окончательно мрачнеет БоРам.

– А я хороший человек? – вкрадчиво спрашивает ДжиХён. ХёМин и СонЁн прыскают от смеха. Дураку ясно, что Борамку подсекли, как глупую рыбёшку.

– Ты не просто хороший, а очень хороший человек, – вдруг бодро заявляет БоРам. И уверенности у ДжиХён становится заметно меньше.

– Почему тогда у меня на ужин не было сосисек? – Не только ДжиХён, все, – в том числе, вышедшая из душа ИнЧжон, – внимательно смотрят, как собирается выскочить из ловушки Борамка.

– Потому что сосиски для хороших людей. Очень хорошим не полагается, – заявляет БоРам. От неожиданности все, кроме ДжиХён, хохочут. ИнЧжон тоже не смеётся, пренебрежительно улыбаясь, она наносит удар БоРам. Пожалуй, его можно расценить, как удар ниже пояса.

– Она просто ложится под нашего продюсера в надежде на новые песни, – слово «продюсера» ИнЧжон произносит особо ядовитым тоном. СонЁн смотрит с осуждением, остальные тоже.

БоРам бочком-бочком заходит за диван, прячась за СонЁн. И уже оттуда очень мирно отвечает:

– Наш продюсер гораздо красивее нашего директора.

– Что ты имеешь в виду? – грозно хмурится ИнЧжон. Девчонки переглядываются.

– Ничего, – невинно объясняет БоРам, – ЮнМи очень красивая, а директор не очень…

ИнЧжон понимает, что попалась, но отступить не может. Глупая и упрямая. А ещё злая.