– Удар со стороны Индейской территории их собственными силами? – призадумался Уит. – Недостаточно!

– Верно. Зато при усилении индейцев техасской кавалерией получившееся соединение способно будет поднять шум и вынудить федеральное правительство предпринять хотя бы минимальные меры для отражения угрозы.

– Они могут просто бросить Канзас на произвол судьбы, – скорчила гримаску Мария. – Стратегически Канзас уязвим, он зажат между нашим Миссури и мормонским Дезеретом. Не забывай про это, Вик!

Растёт сестричка. И меня это откровенно радует. Вот уже и на подобных собраниях не просто слушает, но и высказывается вполне по делу.

– Мы всего лишь совмещаем несколько целей этим отвлекающим ударом, сестра. Отреагируют как подобает? Замечательно. Нет? Индейцы «пяти племён» не откажутся прирастить территорию своего штата за счёт Канзаса. Основная угроза всё равно будет не там, а далеко на северо-западном направлении. Джонни?

– Нью-Йорк, джентльмены и леди, Нью-Йорк, – радостно оскалился человек со сложной и запутанной биографией. – Прокламация Линкольна об освобождении рабов и представлении им равных гражданских прав порадовала аболиционистов, но возмутила многих умеренных. А в Нью-Йорке ситуация и без этой прокламации напоминала паровой котёл с заклёпанными клапанами. Пройдёт немного времени, и пар найдёт себе выход, просто разорвав этот котёл.

Джонни не преувеличивал. Нью-Йорк в это время являлся неким островом в море янки. Островом, где куда больше симпатизировали идеям Конфедерации, нежели всем этим долбаным аболиционистским вывихам мозга. Что и доказали не так давно – в этом году, уже в самый разгар войны – состоявшиеся выборы губернатора. На них победил Гораций Сеймур – яркий представитель Демократической партии, членов которой уже не называли иначе как медноголовыми. Сеймур был яростным противником войны, причём не стеснялся об этом заявлять при любом удобном и даже неудобном поводе, тем самым вызывая истинное бурление помоев среди истеблишмента США.

Неудивительно, что прокламация Линкольна вызвала как у губернатора, так и у его многочисленных в Нью-Йорке сторонников истинное неприятие и готовность всеми силами противостоять подобному потрясению основ. Нужна была лишь искра, чтобы воспламенить концентрированную горючую смесь. И именно это мы и собирались сделать. Как раз про варианты вызова искры говорил Джонни.

– Нью-Йорк должен запылать! – заявил Смит с яростным блеском в глазах. – Янки окончательно сошли с ума, предоставив нам возможность воспользоваться их ошибками. Губернатор Нью-Йорка Сеймур противостоит Линкольну исключительно политическими методами, но простые горожане могут зайти и дальше. Они понимают, что рабочих мест на всех не хватает, а равенство в правах даст возможность брать на работу вчерашних рабов. При этом плата за работу понизится, а нагрузка возрастёт. А ещё есть прибывшие мигранты, среди которых много ирландцев, немцев, есть и итальянцы. Многие из них не имеют пока гражданства… Зато после сочинённой Линкольном прокламации негры будут иметь, тем самым получая преимущество.

– Ирландцы взбесятся, я их хорошо знаю, – усмехнулся Читем Уит. – Они парни горячие.

– Не забудь о том, что донесли наши агенты, Джонни, – проворковала моя сестра. – Линкольн готовит массовый призыв в уменьшившуюся числом армию. И спрашивать о согласии уже не станут. Дают возможность заплатить откупной налог, но откуда деньги у нью-йоркской бедноты? Захотят ли они умирать под нашими пулемётами за чужие идеалы?

Ох, не захотят! Как не захотели и в известной мне истории. Тогда попытка массового призыва нью-йоркцев в армию вылилась в уличные бунты с поджогами, многочисленными жертвами и вводом войск федералов. Стоит заметить, что тогда это были стихийные бунты. А если на сей раз они станут управляемыми?

– Я помню, Мария, – кивнул Джонни. – Потому здесь и находится Стэнли О’Галлахан, уже доказавший, что он и его люди умеют действовать на вражеской территории. Казнь Джеррита Смита – его рук дело. Теперь он будет принимать участие в том, что должно начаться на улицах Нью-Йорка.

– Нужно кого-то убить? Но тогда уж в Вашингтоне, там наши главные враги.

– Не глупи, Читем, – отмахнулся я от замечания бывшего командира «луизианских тигров», а ныне командира просто «тигров» в «Дикой стае». – Нашим людям в Нью-Йорке нужно будет не убивать, а лишь возглавить восстание против прокламации Линкольна и его намерения призывать в армию всех нью-йоркцев, кто не имеет достаточно денег для того, чтобы откупиться. К счастью, у нас там уже хорошая сеть агентов. Связи с ирландской диаспорой тоже нельзя сбрасывать со счетов. Денег у них в условиях плохо складывающейся для янки войны стало ещё меньше, а кушать хочется всегда. Наши агенты порой подкидывают финансы, причём авторитетные люди знают, от кого именно идёт помощь, не дающая женщинам и детям чахнуть от голода.

– Нужны офицеры, знающие особенности городских боёв. И оружие. Много оружия.

– Правильные слова. Офицеров переправим под видом коммерсантов из Европы. Хорошо, что под боком столь удобная для нас Куба, а с Испанией хорошие отношения. Янки же никогда не рискнут ограничивать вход в свои порты кораблей под испанским флагом. Что до оружия… Будет назначена дата начала мятежа. Первым делом надо будет прорваться в порт, куда как раз в нужное время зайдёт парочка пароходов, загруженных старыми винтовками, которых у нас достаточно скопилось, да боеприпасами по паре сотен патронов на ствол.

– Старьё?

– Да, Вилли, именно старьё. Тогда юридически мы будем вроде бы и не при делах. Привезли испанские торговцы товар в виде устаревшего стрелкового оружия с целью продать янки по невысокой цене, так и что с того? Обычное дело, особенно если учитывать факт, что после недавних потерь оружие для США лишним не окажется. А там уж… удачное для участников бунта стечение обстоятельств.

– Всем всё ясно, но в то же время обвинить сложно?

– Верно подмечено, друг мой, именно так и должно быть. Нужно лишь тщательно подготовиться, и тогда всё получится.

Улыбки на лицах собравшихся. Идея явно им понравилась. Нью-Йорк и впрямь был специфическим местом, шансы на то, чтобы разжечь пламя мятежа, были неплохие. Однако были и белые пятна, на которые мне тут же и указали. На сей раз О’Галлахан как человек, понимающий, что его туда и запихнут.

– Нью-Йорк важен, это всем ясно. Разрази меня гром, мятеж раздавят! Достаточно пары бригад, а то и одной под командованием умелого генерала. Такие у янки есть. Хейнцельман, Ричардсон, которого вы, мистер Станич, отпустили под обещание. Но это не будет войной. Это будет подавление мятежа! Много их, таких генералов. Город долго не удержать. Простите, но я говорю как есть.

– А кто сказал, что город вообще можно удержать, голова болванкой? – фыркнул Джонни, никогда не считавший своего давнего приятеля особо одарённым по интеллектуальной части. – Нам нужно, чтобы на подавление мятежа перебросили часть войск. Желательно побольше. Не одну бригаду, а минимум две. И когда Нью-Йорк запылает, а на улицах сцепятся наши ирландцы с введёнными на их подавление полками… В этот момент мы и ударим, отсекая Вашингтон от других территорий.

– Всё верно, – подтвердил я. – Древнее правило гласит: «Разделяй и властвуй». Мы постараемся разделить вражеские силы, чтобы разбить каждую часть по отдельности. Что же до тех, кто отправится в Нью-Йорк, то опасность порученного им дела очевидна. Потому туда отправляются лишь добровольцы. Мы же постараемся их вытащить в любом случае. Своих не бросаем. Снижает напряжённость тот факт, что война при удаче нашего замысла закончится очень скоро. Давно пора вызволить наших ребят, которые в плену у янки.

Это я вспомнил про тех, кого буквально сдали в плен у Падьюки. Борегар, при полном содействии как президента, так и почти всего его кабинета, попытался было договориться об обмене пленными – было на кого менять, особенно после Геттисберга, – но был обломан в полный рост. Янкесы категорически не желали нашего усиления таким вот образом, а до своих им явно не было большого дела. Нет, прямо они не отказывали, понимая всю нежелательность предстать перед европейскими странами в амплуа страны, не заботящейся о своих попавших в плен солдатах, но развели такую переговорную волокиту, что сразу стало понятно – обмен если и состоится, то минимум месяцев через восемь-десять. Гадёныши, мать их так!