Он настаивал, и Лили рассказала ему то, что ей было известно о похищении, то есть почти ничего, но еще до конца рассказа она заметила, что он ей не верит.

Он подошел к окну и устремил взгляд на покрытое легкой дымкой жаркое небо и рыжевато-коричневые холмы вдали. Его фигура, сама мужественность, рисовалась на фоне небесной синевы А может быть. Лили преувеличивала его достоинства, учитывая ее неравнодушие к нему.

- Надеюсь, Лили, ты в этом не замешана?

- Конечно же, нет, - ответила она, уязвленная намеком, что она способна участвовать в таком грязном деле, как похищение собственной пусть сводной, но сестры. Хотя, признаться, бывали моменты, когда она с удовольствием переехала бы Гас грузовиком. - Я спала, там вообще никого не было, когда это случилось. Я уже говорила тебе об этом.

Событие непонятным образом повлияло на него, удивилась Лили, хотя он наверняка был столь же равнодушен к Гас, как и она сама. К сожалению, он, видимо, хотел выместить на ней свое плохое настроение. Лили понемногу начала сознавать, что он не умеет самостоятельно справляться со своими эмоциями.

Он должен был переложить на кого-то часть своих переживаний, причинить боль, если сам ее испытывал.

- В чем дело? - успокаивающе спросила Лили. - Неужели тебя взволновал этот случай с Гас? Если даже это и похищение, вряд ли похититель причинит ей вред. Ему просто нужны деньги.

- Дело не в деньгах. Главное - как об этом раззвонят репортеры. Они сойдут с ума от радости.

- Ты прав, но ты ведь знаешь прессу. Через неделю им это наскучит, и они ухватятся за что-нибудь новое.

Лили знала, что ей не удастся его отвлечь, она лишь оттягивала неизбежное.

- Представляешь, какой они устроят здесь цирк, - продолжал упорствовать он.

- Хочешь чего-нибудь выпить? - предложила Лили; она держала в шкафчике у дверей графины с виски и коньяком, а также со своей любимой манзаниллой, светлым, очень сухим испанским хересом.

Он был явно обижен.

- Ты же знаешь, что я никогда не пью в это время дня.

Лили тем не менее направилась к шкафчику, чтобы налить себе хереса. Вино наверняка поможет ей справиться с дрожью.

Она знала, что последует дальше. Он не отступит, и каждая ее попытка смягчить его только еще больше разожжет его гнев, пока он наконец не выместит его на ней. Хотелось бы знать, какое наказание он измыслит для нее на этот раз?

- Почему ты не одета? - спросил он с ноткой раздражения в голосе, окидывая ее взглядом. - Какая женщина полдня шатается по дому в халате и непричесанная?

Какая? Ну конечно же, развратная и одержимая страстью.

Лили сдержала истерический смех. Женщина, которая не спит по ночам из-за нечистой совести и чья плоть взбунтовалась и не подчиняется ей Но если она развратна... Она хотела обернуться и швырнуть ему в лицо слова: "Если я развратна, то это твоя вина".

Она услышала, как он подходит к ней сзади, и прикрыла рот ладонью. Ему не нравится, когда она пьет, это еще сильнее выводит его из себя. Каждый ее шаг выводит его из себя. Его злило все, что она делала, и он наказывал ее за каждый им же вымышленный проступок. Но наступит день, поклялась она себе, когда придет его черед страдать и дрожать, как дрожит сейчас она Лили не смела надеяться, что ее безнадежная мента осуществится, и все равно фантазировала, хватаясь за соломинку, за ниточку, которая выведет ее из лабиринта на свободу.

Он молча стоял за ее спиной, но она ощущала его всем своим телом: она слышала его, чувствовала его запах и его прикосновение. Как если бы он контролировал ее нервную систему и настроил на один лад со своей собственной. Она была с ним единым целым, она была бессильна остановить неизбежное.

- Мне надо одеться, - сказала Лили. - Полиция хочет поговорить со мной.

- Успеется, всему свой черед. Лили... Сначала я, потом они.

Его голос сорвался на ее имени, и она почувствовала едкое удовлетворение от того, что и он тоже зависим от ее власти. У нее задрожали губы, и на глазах появились слезы.

- Ну почему ты такая? - спросил он. - Ты знаешь, что мне не нравится, когда ты так себя ведешь. Знаешь и все равно упрямишься. Почему?

- Я не сделала ничего плохого, - ответила она.

- Ты ведешь себя вызывающе. Ты вынудишь меня...

Лили резко повернулась к нему:

- Сделать что?

Все поплыло у Лили перед глазами, она уже почти не соображала. Она боялась, что он может ее ударить, хотя никогда прежде он не прибегал к физической силе, но сейчас нечто новое и пугающее вошло в их отношения. Прежде их разговоры были только безопасной перепалкой.

Он прикоснулся к пятну на ее груди и тут же отдернул руку.

- Господи, какая ты неряха, - заметил он. - Ты только посмотри на себя.

- Да, неряха... Но только для тебя.

- Ты согласна сделать все, о чем я тебя попрошу?

- Да, все что угодно.

Она опять дрожала и почти плакала. Она была полностью в его власти. Целиком.

- Хорошо... Очень хорошо. - Он отошел от нее, и в его голосе зазвучало еле сдерживаемое возбуждение. - Я хочу, чтобы ты пошла и поговорила с полицейскими как ты есть сейчас, не одеваясь.

- Как? Прямо в кимоно? Нет!

- Нет да, я хочу, чтобы они увидели тебя именно в таком виде. Чтобы они поняли. Лили, что ты за женщина. Какая ты красивая... Красивая развратница.

Он запахнул полы ее кимоно и завязал пояс, не затягивая узел. Так, чтобы было видно начало ее бледной груди, ее слабое дрожащее тело. Сама она была не способна это сделать. Она еле держалась на ногах.

Глава 3

В восемь часов вечера обычного летнего дня знаменитый лондонский Пиккадилли-серкус был переполнен туристами всех мастей и возрастов, привлеченными славой этого места. Сегодня толпа, окружавшая колонну с ангелом Милосердия наверху, была не столь многочисленной, как обычно, но не меньше настроенной на веселье и развлечения. Люди смеялись, переговаривались, двигались вместе с толпой, и мало кто из них обращал внимание на серебристый лимузин "бентли", стоявший на боковой улице перед пивной "Петух и бык".

Внутри красавца "бентли", напоминавшего своей формой океанский лайнер, Вебб Кальдерон пытался после короткого и ничем не примечательного свидания расстаться с очаровательной стройной француженкой, считавшей, что она не выполнила всего перечня положенных услуг.