– Вайн! – громыхнул мужской бас, заставив оглянуться пассажиров рейса в Бухарест. Самолет еще не успел набрать высоту, а по салону уже бегали стюардессы, исполняющие просьбы пассажиров.

– Володька, будешь виски? – на откидном столике появился пластиковый стаканчик.

– Вайн! – снова прорычал Володька куда-то в проход и запил предложенный вискарь остатками пива.

– Через полчаса непременно петь начнет, – поглядывая на него, шептались две миловидные особы.

– Да не переживай ты так! Ты сделал все, что мог! – успокаивал лучший друг и «ветеран коллектива» тенор Никита Козлов.

Сегодня был особенный день в жизни народного хора «Березка», который в звездном составе летел на румынский фестиваль «Окно дружбы». После полугода репетиций были озвучены фамилии счастливчиков, среди которых оказался и Володька Столяров.

Конечно, были сомнения относительно его кандидатуры; мол, не молод уже, и выпить любит.

– А кто не любит?! – опровергал доводы худрук. – Такой талант взаперти держать нельзя! Это же второй Шаляпин! Ему размах нужен!

И Никита Козлов тоже слово замолвил и обещал присмотреть за «самородком». Володьку в коллективе так и называли – «наш Шаляпин»: из-за удивительного внешнего сходства и уникального голоса. Ну, разве только у Шаляпина не было усов, а Володька носил их с десятого класса. А в остальном, как говориться, «родная мать не отличит».

– Данкэ шон! – вспомнил немецкий язык Володька.

– Володя, может не надо? – взмолился тенор Козлов, сидящий у иллюминатора. – Не переживай ты. Хомяков сам виноват. Нечего руки было распускать!

– Я с ними по-немецки говорил, а они не послушали. Не уберег товарища! – выпил залпом вино Володька и схватился за голову.

Омрачало радость гастролей одно досадное недоразумение, которое стало причиной задержки вылета на полчаса. Виновником ЧП был «драматический баритон» хора – Виталик Хомяков. Будущий «авиадебошир» предложил выпить еще в автобусе, по дороге в аэропорт, и, хитро улыбаясь, достал бутылку армянского коньяка. Отказаться – значит, не уважить старого товарища, с которым все всегда пили пиво после репетиций. Ну и незаметно «укатали» они бутылочку без закуски.

Потом долго бродили по «Duty Free» и купили еще пять литров «на будущее», как сформулировал Хомяков.

– Володька, может, на дорожку? – предложил он, когда все разместили свои вещи и заняли места в хвостовой части салона.

– Давай.

Выпили прямо из горла. Эх! Хорошо! Сидят. Головами крутят. А тут стюардесса «с формами» бегает туда-сюда. На немецком щебечет. А Хомяков мужик неженатый, темпераментный. Немецкие порнофильмы любивший. Вот и переклинило у него в голове: он стюардессу хвать чуть ниже талии и на колени к себе пристраивает. Стюардесса, естественно, в крик. Орет на немецком, журналом Хомякова по морде бьет.

Вскоре она, кое-как вырвавшись, убежала за помощью. Через минуту подходят двое мужчин в форме, а стюардесса на Хомякова пальцем показывает.

– Паспорт, – с акцентом говорит помощник капитана и показывает на открытую бутылку. – Вас ист дас?

– Рашен традишин! На дорожку! – отвечает Хомяков и с улыбкой протягивает свой паспорт.

Стюардесса поправляет прическу, а помощник капитана убирает паспорт в свой нагрудный карман и обращается к Хомякову:

– Инглиш? Доич?

– Доич! – вступается за друга Володька.

Далее следует поток иностранной речи, и захмелевшему Володьке остаётся лишь кивать и хлопать глазами. Естественно, он не понял ни слова. Лишь имитировал понимание.

Помощник капитана договорил и взглянул на Володьку, который, по его мнению, должен был перевести всё сказанное.

– Что он говорит? – полюбопытствовал Хомяков.

– Жениться ты должен на ней! – серьезно ответил Володька. Хомяков опешил и испуганно взглянул на стюардессу, расцветавшую прямо на глазах.

– А чего? Я не против, – ответил он.

Помощник капитана со вторым пилотом по-прежнему стояли в проходе и ждали. Пассажиры с любопытством вытянули шеи. Володька от напряжения стал краснеть и старался вспомнить хоть слово по-немецки. Ответить нужно было уверенно, а самое главное, не спровоцировать дальнейший диалог.

– Зер гуд! – махнул рукой Володька и отвернулся к иллюминатору.

Пилоты лишь пожали плечами, жестами попросили Хомякова встать и повели его в сторону выхода.

– Ты чего им сказал? – сразу зажужжал над ухом тенор Козлов. – Вариантов никаких! Я с ними поговорил, но они были настроены негативно. Русофобы хреновы, – пробасил Володька, наблюдая через иллюминатор, как сгружают чемодан Хомякова.

– А, понятно… – пристегнул ремень тенор Козлов.

Зашумели двигатели, и самолет выехал на взлетную полосу.

Три часа пролетели незаметно. Пассажиры выпили все запасы спиртного и кока-колы. Особым спросом пользовалось пиво, кото- рое закончилось на подлете к Германии, а вино «высосали» ещё над Молдавской границей. Измученные стюардессы только успевали за- катывать глаза и убирать пустые бутылки, которые катались по са- лону. Дважды выходил капитан воздушного судна, делал замечание по поводу курения в туалете и даже грозил совершить вынужденную посадку. Володька три раза исполнил на бис «Очи черные», чем привел в восторг иностранных пассажиров, а потом мирно уснул, напоминая о себе вспышками раскатистого храпа.

Когда шасси коснулись земли, раздались аплодисменты, и кто- то даже выкрикнул: «Аэрофлот, браво!». Стюардессы принуждали соблюдать технику безопасности и «телом» сдерживали желающих попасть в туалет. Как только самолет замер перед трапом, большинство нетерпеливых пассажиров уже стояли в проходе, желая покинуть воздушное судно.

– Данке, – поблагодарил Володька стюардесс. В руках он держал пакет с виски, который достался ему от Хомякова.

– Вер а ю фром? – допытывался румынский пограничник на паспортном контроле, с подозрением смотревший на сонного Володьку. Но, так и не добившись от того ответа, со вздохом шлепнул печать в паспорт.

Подъехал автобус. Представитель румынской стороны на свой манер коверкал фамилии и выкрикивал названия отелей.

– Мы с тобой в одном номере живем, – уселся рядом с Володей тенор Козлов. – Только я не помню, как отель называется.

Автобус тронулся, и все прилипли к окнам, рассматривая пустынные улицы незнакомого города. Потом всем коллективом обсуждали ситуацию с Хомяковым, и Володька очень возмущался по поводу отсутствия русскоговорящего персонала на борту самолёта.

– Хорошо, что я смог поговорить! А так бы вообще рейс отменили! – громыхал он, а слушатели лишь одобрительно кивали.

– Столяров, Козлов, – с акцентом произнес румын, когда автобус остановился в темном переулке. – Пожалуйства. Ваща гостиница.

Номер оказался просторным. Смущала двуспальная кровать, которая больше походила на романтическое ложе. Спать с мужчиной очень не хотелось, и Володька сделал большой глоток виски прямо из бутылки.

– Будешь? – предложил Козлову.

– Давай, – не стал отказываться тот.

– Ты, это, располагайся. А я пойду воздухом подышу, – сделал

еще глоток на дорожку Володька и вышел из номера в момент, когда Козлов натягивал футболку с олимпийским мишкой.

Несмотря на начало ноября, было тепло. В конце улицы горели фонари, и шум редких машин нарушал ночную тишину. Вдали просматривалась площадь с памятником: всадник, сидящий на коне, в решительном порыве рукой указывал вперед. Это напомнило Володьке детские годы, когда они с отцом ездили в Ленинград и долго стояли у Медного Всадника. Как же давно это было!