На самом деле я уже очень давно не посещала такие магазины. В прошлом году у меня не было причин вообще куда-либо выходить. После того как я ушла от Эрика, я пожертвовала все платья, которые он купил для меня, в проект «Стеклянная туфля»², чтобы девочки могли использовать их для выпускных балов, встреч выпускников или просто походов в кино. Я никогда не думала, что мне снова понадобится коктейльное платье.

До этого момента.

Эти платья в витрине дерзкие и сексуальные. Они не для загородного клуба. К таким платьям больше подходят кожаные манжеты, чем жемчужная нить. Они элегантные. Знойные. Непослушные. Дерзкие. Безумно красивые.

Я открываю дверь магазина, и меня встречает запах дорогих ароматических свечей, мускусных и тёплых. Сандал и сосна. Хаус-музыка звучит из колонок наверху, а девушки-консультанты поворачиваются и улыбаются мне. Одна из них выходит вперед и говорит: «Привет». Камушек пирсинга над её губой блестит на свету.

Я снимаю шапку и варежки и кладу их в сумочку.

— Я хотела бы примерить платье из витрины, если это возможно.

Её глаза немного расширяются, когда она наклоняется, смотря мне в лицо.

— Зелёное?

Я смотрю на платье. На самом деле я имела в виду чёрное. Но зеленый, глубокий и насыщенный зеленый, ещё более дерзкий. Оно без спинки. Это рискованно. Это авантюра.

— Давайте попробуем.

____________________

Примечания:

1 — одна из станций наземного метро в Чикаго.

2 — проект «Glass Slipper» — крупнейшая благотворительная организация в США, которая каждую весну раздает сотни платьев для выпускных.

Глава 29

Джимми

Я приехал в «Алинэ» раньше, чем нужно — в 6:30, но я так нервничаю, что не знал, чем себя занять оставшееся время. Последний раз я так волновался перед свиданием, когда шёл на выпускной с капитаншей команды чирлидерш, чей отец был известен тем, что выводил парней из игры дробовиком, заряженным пулями для медведя. А ведь она мне даже не нравилась. Но в этот раз все по-другому. Это Мэри Монахан заставляет меня понервничать, а в голове всё время крутится: «Она особенная, Джимми Фалькони. Так что не смей облажаться».

Я помылся, побрился и надел свой лучший костюм и туфли. На этот раз я взял Юкон¹ и на секунду осмотрелся, чтобы убедиться, что в салоне чисто и опрятно. Я даже собрал мелочь из подстаканника и убрал её в бардачок. Парковщик у ресторана забирает мои ключи, и я кладу маленькую карточку с номером в карман, где до сих пор хранится записка Мэри с прошлой ночи. Сегодня мы не общались, и поэтому мне довольно тяжело. Мне нравится, что я могу прикоснуться к Мэри в любой момент, но наше расставание дало нам обоим некоторое пространство, чтобы разобраться со своими чувствами. По крайней мере, у меня появилось время тщательно все продумать и сделать так, чтобы у нас с Мэри всё «закрутилось». Для меня важно установить правильный тон, чтобы Мэри поняла, что она не просто очередная девушка.

В глазах официантки у стойки регистрации я вижу хорошо знакомый проблеск узнавания. Но это место чертовски классное, и она достаточно вежлива, чтобы не заострять на этом внимание. Она смотрит в книгу бронирования, а затем на меня.

— Место для двоих на имя Фалькони? — она спрашивает.

Я приглаживаю свой пиджак.

— Да.

На этот раз я воспользовался связями. Обычно бронь в этом месте приходится ждать шесть месяцев, но хозяин — фанат футбола. На самом деле, я здесь никогда не был, но однажды он сказал мне: «Слушай, дружище, если тебе когда-нибудь понадобится столик…»

Итак, сегодня он мне понадобился. Я вытащил карточку защитника, и вот мы здесь. Ну, пока ещё я один здесь. И страшно нервничаю.

— Вас устраивает этот столик? — спрашивает официантка, выдвигая мне стул.

— Полностью, — но я собираюсь сесть с другой стороны, чтобы видеть Мэри, когда она войдёт.

Улыбаясь, официантка выдвигает другой стул, и я сажусь. Затем она аккуратно ставит второй стул на место и уходит.

Передо мной за сверкающими столами под галогенными люстрами собрались самые разные группы людей. Несколько парней среднего возраста разговаривают серьезно и спокойно. Возможно, они обсуждают бизнес или политику. Немного поодаль сидят отец и дочь. Я решил, что они родственники по небольшой идентичной горбинке на носу у каждого из них. За соседним столом пожилая пара. Короткие белые волосы у женщины идеально уложены, и весь ее внешний вид говорит о том, что она заслужила право быть тем, кем захочет.

Один из поваров в белой униформе выходит в зал и начинает сервировать их стол прямо на голом мраморе. Сначала соусами, а потом крошечными размером с палец порциями. Я чертовски загипнотизирован этим. К тому времени, когда повар закончит сервировку, это будет больше похоже на картину Поллака, чем на еду.

Чёрт. Меня только что осенило. Возможно, это место совсем не подойдёт Мэри. «Дай мне пива или убей», — были её слова. А теперь я пригласил её туда, где подают искусство вместо еды.

Шеф-повар что-то говорит об омарах, приготовленных на медленном огне в масле, и о башне из спаржи и трюфелей.

Проклятье. Как я мог так промахнуться. Есть большая разница между желанием побаловать девушку и тем, чтобы заставить ее чувствовать себя не в своей тарелке.

Я потираю лоб. Если Мэри будет хоть немного неловко, мы уберемся отсюда к чёрту. Если ей покажется, что она чувствует себя не на своём месте, то я заставлю ее съесть ребрышки так быстро, что она навсегда забудет о неловкости.

Но тут открывается входная дверь, колышутся длинные темные шторы, и у меня перехватывает дыхание.

Макияж Мэри более насыщенный, чем обычно, а волосы гладкие и красивые, длинные и блестящие. Официантка заходит ей за спину и помогает снять пальто. Я смотрю, как на ее блестящие темные волосы падает свет, когда пальто скользит по её плечам.

— Чёрт, — стону я.

Все в зале замолкают. Падает вилка. Стучит сковорода. Потому что Мэри Монахан — это видение. На ней темно-зеленое атласное платье без спинки, разрез которого выполнен в виде длинной дразнящей буквы V и демонстрирует красивую, элегантную, необычную татуировку и ее обнаженную спину.

Официантка что-то говорит, Мэри поворачивается и идёт ко мне. На ней сексуальные черные туфли на каблуке, а волосы ниспадают на плечи.

Раньше я задавался вопросом, каково это быть в невесомости, каково быть парящим на высоте тысячи миль над землей, где нет никаких правил, где все по-другому и чертовски ново. Где шампанское плавает каплями, а ноги не касаются пола.

Ну, теперь я знаю.

Когда Мэри приближается к столу, я встаю и выдвигаю ей стул. Её тело скользит вдоль моего пиджака, и я чувствую тепло её кожи на своей груди через рубашку. Сегодня она не пахнет кокосом, нет. Это что-то цветочное и тёплое.

— Привет, — говорит она, её голос всё ещё немного хриплый.

Я не могу ничего с собой поделать и провожу рукой по атласной ткани, чувствуя изгиб её тела, пока она садится. Когда Мэри придвигается на стуле, я заглядываю за этот атласный рай и вижу самый верх ее попки, скрытый от мира. Но не от меня.

— Ты выглядишь чертовски эффектно.

Она смотрит на меня через плечо, и я вижу, как её щеки краснеют.

— Это не слишком?

Слишком? Да ладно. А я беспокоился о том, что она почувствует себя не в своей тарелке.

— Ты слышала, как упала вилка, когда ты вошла?

Она застенчиво смотрит в сторону, разворачивая салфетку, пока я сажусь напротив нее.

— Это было случайное совпадение.

Уверен, она осознаёт, какое впечатление производит. И это мне нравится. Мэри — зрелище, которое заставляет раскошелиться и похищает мысли. «Только моя кошечка».

Я не могу оторвать от неё глаз.

— Я думаю об этом каждый раз, когда вижу тебя, но ты действительно самая красивая женщина в мире.