Не дожидаясь ответа, комиссар поднялась и направилась к доске, висевшей напротив письменного стола.

– Я полагала, что наш убийца молод. Но, кажется, слегка погорячилась, – пробормотала она. – Все-таки он капельку постарше.

Массимо с любопытством приблизился к ней.

– Почему?

– Да потому, что степень садизма зашкаливает, – пояснила она, делая записи на доске неразборчивым почерком. – У него было время, много времени, чтобы отточить свои фантазии. Думаю, ему лет сорок – сорок пять. Силен как бык. Местный или часто бывает в горах. Отлично в них ориентируется. Его следы теряются в скалах, и это не случайность. Должно быть, он охотник или что-то в этом роде. Исходя из того, как он убивает, и состояния его психики, можно сделать заключение, что он не водит машину.

Инспектор удивленно скривился, что не ускользнуло от комиссара. Перестав писать, она внимательно на него посмотрела.

– Тебя что-то смущает? – спросила она.

– Да в принципе, нет.

– Говори, если есть что сказать.

– Да ничего.

Она сняла очки и окинула его изучающим взглядом:

– Марини, не тяни резину! Если тебе есть что сказать, говори! Не заставляй себя упрашивать. В противном случае держи свой сарказм при себе.

Массимо указал на доску.

– Вы не находите, что… что это слишком?

Взглянув на свои записи, Тереза лишь удивленно подняла брови.

– Что – слишком? – переспросила она.

Массимо постучал пальцем по перечисленным пунктам.

– Все эти подробности, – произнес он, – неужели вы в них не сомневаетесь? Не слишком ли это самонадеянно? Откуда, например, вы взяли, что он не водит машину?

Тереза с легкой улыбкой оглядела его с головы до пят.

– Самонадеянно? Как бы не так. А что касается сомнений… У меня их хоть отбавляй, но так и должно быть, это естественно! Настораживает, когда сомнений и в помине нет. Тебе так не кажется?

Массимо, скрестив руки на груди, промолчал.

– Значит, ты у нас крепкий орешек, – пошутила комиссар и продолжила серьезным тоном: – Более того, у него и водительского удостоверения-то нет. Он никогда не сдавал на права и не садился за руль – просто не способен на это. Вероятно, когда-то пытался, но потерпел неудачу. И таких неудач у него – пруд пруди. Из-за проблем с головой. Почему я так думаю? Из-за того, что он сотворил со своей жертвой. У человека, который вырывает глаза ногтями, большие проблемы, и их не скроешь. Он не в состоянии закончить курсы. Даже курсы вождения. Он не в состоянии долго работать на одном месте. Не хватает ни постоянства, ни концентрации.

Массимо слушал затаив дыхание. Комиссар протянула ему маркер.

– Давай, пиши! – не дожидаясь его ответа, приказала она и продолжила диктовать: – Живет один, в нескольких километрах от места преступления. Нужно обозначить интересующую нас территорию.

Массимо послушно записывал, хотя и не разделял выводов комиссара.

– Почему вы решили, что он живет один? – спросил он.

– Никто бы не смог жить с таким типом под одной крышей: он не следит за собой и понятия не имеет, что такое порядок. «Психоз» в данном случае – ключевое слово: степень психического расстройства может нам о многом рассказать. Например, о чем говорит тот факт, что он убил голыми руками и не связал жертву?

– Что убийство было непреднамеренным?

– Неправильно. Убийство было неорганизованным. Это другое. Хотя некоторые вещи свидетельствуют об обратном. Кое-какие странности я затрудняюсь объяснить. Тут много противоречий. Концы с концами не сходятся.

– Например?

– Инсценировка. То, как он обошелся с трупом: не бросил, а дотошно все подготовил – силки… Итак, инспектор Марини с красным дипломом по…

– По юриспруденции.

– Матерь Божья! И с опытом работы в большом городе. Скажи-ка, к какому типу относится наш преступник: организованному или дезорганизованному?

Тишина.

Выражение лица комиссара приобрело снисходительный оттенок.

– Так я и думала. Начни с нуля – это твой уровень.

Лючия проснулась от странного шума над головой.

Кто-то скребся когтями по черепице, передвигая черепки с места на место.

Это были вороны. Они кружили над домом в поисках добычи или пытались расколоть орехи, барабаня ими о крышу. Так ей объяснили Матиас и Диего, которым она рассказала о пугавших ее таинственных звуках, возникавших в предрассветные часы, когда за окном было холодно даже летом.

С недавних пор два друга вместе с Оливером стали средоточием ее маленького мирка. Лючия им полностью доверяла. Поэтому ее так тревожили и печалили недавние события. Отца Диего убили. Его нашли в лесу после того, как он два дня не возвращался домой.

У Лючии кусок стал поперек горла, когда папа заговорил об этом за ужином. Ей пока не удалось встретиться со своим другом, но она приготовила ему послание, которое намеревалась передать, оставив в их тайном месте. Пока что записка ждала своего часа в темном углу за вазой с боярышником. На листке, вырванном из тетрадки, она написала только: «Ты наш брат по крови».

Так Диего поймет, что семья – та, которую он выбрал, – всегда рядом и готова разделить с ним горе и нести этот крест, как Христос. Лючия всегда с удовольствием слушала истории дона Леандро на уроках катехизиса о жертвах, прощении и рае. После таких историй жизнь казалась не такой невыносимой. Собственная жизнь в том числе.

Лючия прикоснулась губами к запястью: шрам почти исчез, но воспоминание о клятве оставалось ярким и волнующим.

Все еще сонная, девочка протерла глаза. Казалось, этим утром в комнате стало светлее. Она зарылась с головой под одеяло, и ледяной кончик носа оттаял от горячего дыхания. Занятия в школе отменили из-за траура, и можно было вдоволь поваляться в кровати. Ночью ее мучили кошмары. Ей снился отец Диего – без глаз. Кто-то их ему вырвал, как святой Лючии, чье имя она носила. Папа рассказал об этом за ужином, жуя кусок бифштекса. При виде розового сока, капавшего в тарелку, Лючию чуть не стошнило.

Шум на крыше усилился. Птицы в яростной эйфории разошлись не на шутку. Вынырнув из-под одеяла, Лючия поняла, отчего в комнате так светло: ставни были распахнуты, хотя она помнила, как закрывала их перед сном. Откинув одеяло, она поставила ноги на холодный пол. Натянула шерстяные носки и оправила фланелевую ночную рубашку, которая за ночь сбилась, задравшись до талии.

За окном над заснеженной лужайкой в неистовой пляске кружили вороны. Описав круг-другой, с пронзительным карканьем они пикировали вниз. Лючия подошла к окну и оторопела: к дому слетелись полчища черных птиц. Одна из них бросилась прямо на девочку и упала, ударившись о стекло. Лючия вскрикнула от испуга. Она видела, как ворона, оправившись от удара, снова взмыла вверх. На стекле осталось алое пятнышко и клочок пуха, трепетавший на ветру.

Лючия прижалась к стеклу и взглянула на мир сквозь алую кляксу: снег казался розовой мастикой с темной полоской посредине. Это был кровавый след, тянувшийся прямо по центру. Проследив за ним взглядом, Лючия поняла, что он ведет прямиком к ее окну, к пустой миске. За одной из ставен виднелась тень.

Вглядевшись повнимательнее, Лючия в ужасе закричала.

Архив располагался в подвальном помещении с неоновым освещением и занимал весь этаж. Тут не было ничего, кроме пыли и бесконечных рядов стальных стеллажей.

Спуститься туда на лифте было невозможно, словно подвал не был частью здания и принадлежал другому миру. Попасть в архив можно было только спустившись по лестнице, погруженной во тьму: иногда лампы все-таки горели слабым мигающим светом, но чаще всего там стоял такой мрак, хоть глаз выколи. Электрик говорил, что лампы приходят в негодность из-за высокой влажности. Однако кое-кто в открытую утверждал, что виной тому потусторонние силы, которым не по нраву полицейский архив.

Поскольку сюда было принято отправлять проштрафившихся сотрудников, в участке это место именовали Чистилищем.