– Мам, ну пока.

– Сын, ну давай. Держись там.

– Под дулом пулемёта?

– Ну, в том числе.

– Пока.

– Пока.

Серёжа выходит на лестничную клетку, вызывает лифт, едет в лифте на первый этаж, выходит из подъезда. Некоторое время стоит у подъезда, не зная, куда ему идти. Потом идёт по дорожке от дома, идёт, идёт, доходит до магазина «Пятёрочка», бродит там среди рядов и ящиков с продуктами. Находит закрытый стеллаж с виски и другими, как кажется «Пятёрочке», «дорогими» напитками. Возвращается к стеллажам с мясопродуктами, берёт какую-то нарезку, ещё какую-то нарезку (колбаса, ветчина, ещё что-то такое), продвигается к нарезкам с сыром, берёт зачем-то нарезку сыра маасдам, идёт к кассе, встаёт в очередь. Когда очередь подходит, Серёжа вываливает набранные им продукты на прилавок и говорит кассирше, что ему надо взять товар в отделе «дорогих» спиртных напитков, кассирша выходит из-за кассы, идёт в отдел «дорогих» спиртных напитков, это довольно жалкие, простые напитки, но для «Пятёрочки» они считаются дорогими, Серёжа называет одну или две марки, продавщица (кассирша) не понимает и долго ищет, Серёжа ей подсказывает, говорит что-то типа «вот там, левее, нет, правее, правее, вон там», кассирша наконец берёт бутылку Red Label и William Lawson’s, больше там брать нечего, и несёт их на кассу, Серёжа собирается оплатить, а кассирша, усевшись за кассу, спрашивает: а у вас есть наша карта? Серёжа говорит: нет, а кассирша говорит: мы без карты не можем продать этот товар, Серёжа говорит: ну как же так, кассирша говорит: нет, можем, но это будет прямо вот слишком дорого, ну, может, у кого-то будет карта, девушка из очереди протягивает карту, спасибо-спасибо-спасибо, кассирша пробивает товар.

Серёжа выходит из магазина. Серёжа идёт к автобусной остановке. Серёжа садится на скамеечку внутри остановочного павильона. Серёжа достаёт из рюкзака бутылку Red Label и, никого не стесняясь, делает большой глоток. Серёжа некоторое время сидит на остановке. Никто не обращает на него внимания. Серёжа смотрит на пятиэтажный дом напротив, на здание школы чуть правее, на деревья, которыми густо зарос двор перед остановкой. Серёжа сидит, сидит. Серёжа довольно долго сидит. Подъезжает автобус. Серёжа входит в автобус, садится на место у окна, пьёт виски. Серёжа подъезжает к оживлённому месту, выходит, идёт в жерло, которое в нашей реальности обычно обозначает вход в метро, но это не метро, а МЦК, Московское центральное кольцо. Серёжа выходит на платформу МЦК, садится на скамейку и ждёт. Он, в общем-то, не особенно ждёт прямо вот конкретного поезда, он просто сидит и пропускает несколько поездов. Серёжа выпивает из горла некоторое количество виски Red Label, в бутылке уже остаётся не очень много этого виски. Серёжа всё же садится в один из подошедших поездов. В поезде хорошо, уютно, спокойно, мягко, много свободных мест. Серёжа садится у окна и прямо вот нагло хлещет свой вискарь.

Серёжа едет, едет. Серёжа едет. Серёжа едет сквозь старые московские окраины и пьёт виски, купленный в магазине «Пятёрочка». Он уже выпил бутылку Red Label и перешёл к бутылке William Lawson’s. Серёжа наблюдает проносящиеся мимо него серые промышленные или даже не промышленные, а всё больше складские здания, и ему как-то всё равно, и уголком сознания он думает, какая, собственно, разница и зачем это всё. Всё равно ведь.

К Серёже подходят полицейские. Здравствуйте, старший лейтенант Скворцов, отделение такое-то (ну, какие у них там бывают отделения), документики ваши, пожалуйста, так, а что это мы выпиваем в общественном месте, знаете, меня к смертной казни приговорили, к смертной казни, хм, а можно документики какие-то, Серёжа достаёт из рюкзака буклет с яркой надписью «СК: информация». Полицейский долго изучает буклет, говорит: ну ладно, допустим. Это редкий случай. Мы, конечно, понимаем. Трудно, наверное. Серёжа говорит: ну да, знаете, трудно. Полицейский: вы не перебивайте, гражданин. Ладно, мы понимаем, мы же не звери какие-то. Всё понятно. Мы же тоже люди. Сергей… как там вас… Сергей Петрович, вы как-то поосторожнее, ладно? Давайте без вот этого вот. Давайте как-то поосторожнее. И мы это… мы это… ну, в общем, держитесь как-то. Держитесь, не нарушайте норм. Давайте. Удачи вам. Серёжа спрашивает: какой удачи? Полицейский выразительно смотрит на Серёжу. Полицейские уходят.

Совсем пьяный, но вполне держащийся на ногах Серёжа выходит на одной из станций МЦК, вызывает такси, садится в такси, называет адрес своего дома, теперь уже временного. Таксист спрашивает: музыка не помешает? Серёжа отвечает: нормально. И всю поездку в такси оглушительно звучит «Восток FM». Серёжа ловит себя на мысли, что ему это даже как-то странно нравится.

Серёжа подъезжает к своему дому, говорит таксисту: спасибо большое, всего доброго, таксист говорит: и вам спасибо, хорошего вам вечера, Серёжа отвечает: у меня теперь хороших вечеров не бывает, таксист улыбается, Серёжа входит в подъезд, вызывает лифт, поднимается на лифте на нужный этаж, открывает своими ключами дверь в квартиру. Входит в квартиру.

Серёжа раздевается (вешает куртку на вешалку), разувается (пытается стянуть с себя кроссовки, не развязывая шнурков, это получается плохо, ну как-нибудь, ну ладно). Света сидит на кухне с ноутбуком. Серёжа, как бы это сказать, пьян. И между ними происходит следующий разговор:

– Свет, привет.

– Привет. Что-то ты лыка не вяжешь.

– Свет. Ну я это.

– Не, ну я понимаю.

– Свет, я к маме ездил.

– Да, я понимаю, после визита к твоей маме нужно как-то взбодриться.

– Ну, типа, да.

– Сочувствую тебе.

– Спасибо, Света. Ты всегда так мне сочувствуешь.

– Да не за что. А что? Плохо сочувствую? Надо ещё как-то? Какая-то ирония слышится в твоём пьяном голосе.

– Да нет, я так. Ну, просто, учитывая всё… Могла бы не иронизировать.

– М-м-м. Пожалеть тебя? Ну… я тебя жалею. Мне жаль, что всё вот так.

– Ну вот так, прикинь.

– Да, фигня какая-то. Из-за бабы какой-то погибнешь. Серёжа, мне очень жаль. Правда, прямо вот дико жаль.

– Это не из-за бабы, это из-за законов этих диких.

– Ну да. Из-за законов.

– Это же дикость какая-то, да? Двадцать один год! Ну вообще!

– Ну да, дикость. Серёж, ты перед смертью хочешь повозмущаться? Порассуждать о дикости законов?

– Не, ну они правда совсем уже охренели! Так ведь нельзя! Это же дикость прямо вот какая-то!

– Серёжа, понимаю твоё возмущение. Но… как тебе сказать. Ну вот когда Марию-Антуанетту вели на гильотину, она ведь не возмущалась, не кричала: ну как же так, ну почему же моя родная Австрия не заступится за меня!

– Ну при чём тут Мария-Антуанетта?!

– Ну, ваше с ней положение в чём-то похоже. Ну, типа… как тебе объяснить. Когда участь твоя решена, не надо уже дёргаться. Даже словесно. Прими и смирись.

– Легко тебе говорить.

– Нет, не легко.

Света гладит Серёжу по голове, встаёт со своего стула, обнимает его, и тут уже надо вспомнить, что всё это похоже на фильм и что, если постановщику фильма будет угодно, между ними может произойти (или не произойти) любовная сцена.

Помятый, похмельный Серёжа сидит в кабинете завкафедрой. Завкафедрой – классический учёный, старенький, с бородкой, со всеми делами. Или без бородки. Неважно. И между ними происходит следующий разговор:

– Сергей Петрович, мы всё понимаем. Я всё по-человечески понимаю. И совершенно не осуждаю вас. Мне важно, чтобы вы это понимали. Да.

– Николай Степанович, спасибо. Я это ценю. Всегда ценил ваше доброе отношение.

– Да. Да. Спасибо. Сергей Петрович, это, конечно, страшная, дикая история, все мы понимаем. Но, знаете, я вам скажу. Эта дикая история не означает, что вам нужно уйти из университета. В этом плане наша политика вполне либеральна. Я вот как раз и хотел вас спросить: вы хотите продолжить преподавать? Насколько я знаю, там, в тюрьме, у вас будут все возможности.