Мрачное облако бродит вокруг моей головы, как нимб, пытаясь проглотить меня изнутри и высосать мою душу.

— Какую истину? — он запихивает мне в рот еще одну ложку. — И когда я говорю с тобой, смотри на меня.

Я качаю головой, желудок сжимается, когда я сглатываю.

— Я наелась. Могу я теперь вернуться?

— Ответь на вопрос и посмотри на меня, — невозмутимо произносит он.

Я остаюсь прикованном к месту, ничего не говоря.

— Не испытывай меня, блядь, или клянусь...

— Или что? — я вскидываю голову, полностью встречаясь с этим лесным взглядом, в котором больше глубины, чем должно быть позволено любому человеку. — Попытаешься убить меня, например, на крыше, в классе или в раздевалке? Я знаю, что это был ты. Я слышала, что ты сказал Арианне в годовщину ее смерти. Знаю, ты заставишь меня заплатить за то, что я, черт возьми, сделала. Так что перестань притворяться, что я тебе небезразлична, буду ли я есть или умру с голоду, запрусь ли я в своей комнате и умру, или исчезну в лесу и никогда не вернусь. Просто перестань, блядь, притворяться!

Потому что это морочит мне голову больше, чем все остальное, что он сделал, и я не в том положении, чтобы мне морочили голову.

Я ожидала, что Ашер удивится после моей внезапной вспышки гнева, но он ничего не показывает. Выражение его лица остается совершенно пустым, когда он опускает ложку в тарелку на подносе, между нами.

Потом он смеется. Смех длинный и без чувства юмора, и у меня по спине пробегает что-то похожее на необузданный страх.

Это Ашер без купюр.

Это Ашер, ни капли не сдерживающийся.

— Притворяюсь. — его смех наконец стихает, сменяясь замкнутым выражением лица. — Чертово притворство.

— Ну, разве нет? — я складываю руки на груди, мои ногти впиваются в кожу. — Ты только притворялся, чтобы приблизиться ко мне и облапошить. Заставил меня поверить, что ты мой спаситель, когда все это время был злодеем.

— Опусти руки, — рычит он.

— Что?

— Не изображай из себя высокомерную и могущественную Королеву. Я не такой, как все, так что не смей возводить со мной свои стены и опускать свои чертовы руки, когда разговариваешь со мной.

— Нет. — я выпячиваю подбородок.

Мне нужны мои руки на груди. Мне нужна защита и стены. Мне нужно все, что я могу получить, когда имею дело с Ашером.

— Нет? — повторяет он.

— Нет.

Он отодвигает поднос в сторону и хватает меня за предплечье, толкая. Его нос почти касается моего, когда он говорит, его тон низкий и угрожающий.

— Ты можешь сделать это легким или трудным, мой ужасный монстр.

— Какое это имеет значение, когда ты собираешься убить меня?

Хотела бы я, чтобы мой голос был полон презрения и гнева или колющего предательства. Вместо этого это почти похоже на покорность жестокой судьбе.

Это карма кусает меня за задницу за то, что я украла жизнь Рейны и бросила ее под автобус.

Я должна была влюбиться в ее сумасшедшего жениха только для того, чтобы он планировал убить меня.

Подождите...нет . Я не влюбилась в Ашера. Я могу полностью забыть его.

Верно?

— С каких это пор ты стала такой трусихой?

Он все еще смотрит мне в лицо, поэтому, когда он говорит, я чувствую запах сандалового дерева и цитрусовых и чувствую, как его пульс вот-вот присоединится к моему неровному.

Его слова задели меня сильнее, чем следовало бы. Мои уши горят, и все во мне восстает против этого.

Я не трусиха, я боец.

Я боролась все это время, не так ли? С мамой и с Рейной, а потом с папой и без него. Я все еще борюсь. Я все еще пытаюсь прогнать мрачное облако прочь.

Трусы так не поступают.

Никогда.

— Пошел ты.

Я отталкиваю его и спрыгиваю с кровати, а затем бросаюсь к балконной двери.

В тот момент, когда я открываю ее, порыв сильного ветра бьет меня по лицу. Ветер хороший. Ветер так же зол, как и я, и так же растерян, никогда не зная, где остановиться и как это сделать.

В дальнем конце балкона есть два стула и стол. Я запрыгиваю на стул, а затем на стол у края как раз в тот момент, когда Ашер выходит вслед за мной.

Я стою лицом к нему, одна нога поставлена на край перил, а другая на стол. У нас по меньшей мере тридцать этажей в высоту. Если я упаду, я умру.

Все, блядь, закончится.

Я отгоняю мрачные мысли и смотрю Ашеру в лицо.

Он замирает в дверях, засовывая обе руки в карманы, и я почти могу поклясться, что он сжимает их в кулаки.

— Какого черта ты делаешь, Рейна?

— В том-то и дело, Эш. Я никогда не была Рейной.

— Что?

— Меня зовут Рай Соколова, и я сестра-близнец Рейны. Я поменялась с ней местами, когда нам было по двенадцать. После того, как мама похитила ее, мы присвоили личность друг друга. Она ушла с Русской мафией, которая преследовала меня, а я переехала жить к папе.

Не знаю, почему я рассказываю ему все это, но теперь, когда я начала, я не могу остановиться.

— Я не из твоего мира. Я просто беглянка, ничтожество, которая не смогла спасти собственную сестру. Так что, если ты хочешь убить меня за то, что, черт возьми, я тебе сделала, перестань играть в игры и сделай это уже. Или позволь мне сделать это за тебя — мне все равно.

Все время, пока я говорила, Ашер медленно приближался ко мне, постепенно вынимая обе руки из карманов.

Мне следовало сосредоточиться на этом и на том факте, что он, вероятно, придет, чтобы воплотить то, о чем я просила, в реальность.

Мои конечности дрожат, и моя нога продолжает приближаться к краю. Сильный ветер пробирает меня до костей, зубы стучат, и меня охватывает дрожь во всем теле.

— Спускайся оттуда, Рейна. — приказ Ашера медленный, но достаточно твердый, чтобы заставить мое сердце подпрыгнуть.

— Ты что, не слышал ни слова из того, что я сказала? Я сказала тебе, что я не Рейна. Я самозванка.

— Мне плевать на твое имя. Ты единственная Рейна, которую я знаю. — он протягивает руку. — Спускайся, блядь, вниз.

Я подозрительно смотрю на него.

— Разве ты не хочешь моей смерти?

— Спускайся. Сейчас.

Его лицо становится замкнутым, будто он совершенно другой человек, будто он что-то скрывает.

Затем я узнаю этот мрачный взгляд в его глазах.

Страх.

Чистый, необузданный страх.

Он не хочет, чтобы я прыгала.

Почему, черт возьми, мое сердце колотится при этом?

Прекрати это. Не празднуй. Не смей праздновать.

— Если... — я прочищаю горло. — Если ты пока не хочешь моей смерти, не мог бы ты позволить мне сначала найти мою сестру? Я сделаю все, что ты захочешь, как только найду ее.

Он ничего не говорит.

— Пожалуйста... — я смягчаю свой голос.

Он хватает меня за запястье и тянет вниз так сильно, что я вскрикиваю, думая, что свалюсь с края.

Вместо этого я приземляюсь посреди сильных рук. Стальные конечности прижимают меня к его груди, его объятия почти душат и все же они такие... теплые.

Ашер теплый, когда он этого хочет. Просто он редко позволяет этой части просвечивать насквозь.

Моя щека прижимается к мышцам его груди, и я вдыхаю его, сандаловое дерево и цитрусовые, тепло и безопасность.

Потребность заплакать возникает у меня из ниоткуда.

Но почему?

Почему, Ашер, просто почему?

Он кладет обе руки мне на щеки и отрывает меня от своего тепла, держа на расстоянии вытянутой руки.

— Не смей, блядь, делать это снова, поняла?

Мои губы дрожат, но я ничего не говорю.

— Что произошло с тем, что ты сказала? Частью о том, что я не заслуживаю, чтобы ты жертвовала собой ради меня или кого-то еще? — он сильно трясет меня, будто засовывает эти слова внутрь меня. — Прекрати это к чертям.

Потребность снова броситься в его объятия становится непреодолимой, как реальное присутствие с мыслями и чувствами, но так как я не могу этого сделать, я сосредотачиваюсь на своей другой цели.

— Ты позволишь мне найти мою сестру?

— Ради всего святого.