Инстинкт научил меня, что большинству мужчин нельзя доверять, и они предадут тебя, если представится такая возможность. Его реакция озадачила бы меня, если бы я не испытывала мучительных страданий. Вместо того чтобы отшлепать меня за шум, он успокаивает меня, как ребенка, решительно потирая мои руки своими теплыми ладонями, удерживая мое трясущееся тело.

Боль слишком сильная, она продолжается слишком долго, и у меня кружится голова. Борьба оставляет меня, и яркий белый свет танцует перед глазами. Мой желудок сжимается, когда тело слабеет, голова откидывается на твердое плечо. Я чувствую, как Юлий застывает, но ничего не говорит.

Это все, что я могу сделать, чтобы дышать.

Проходят часы, или, по крайней мере, мне так кажется, и я тупо смотрю на стену на противоположной стороне комнаты, медленно моргая, когда боль уменьшается, уходит из меня. Юлий продолжает растирать мне руки в полном молчании, теперь уже мягче, пока я собираюсь с силами.

Мое лицо мокрое от слез, я продолжаю смотреть в никуда, мое дыхание прерывается время от времени при воспоминании обо всей боли за последние несколько лет моей жизни.

Едва слышно я выдыхаю:

— Пожалуйста, мистер Картер. — Его большие руки все еще лежат на моих локтях, слегка сжимая их в молчаливом признании. Возможно, мне должно быть немного стыдно за наше нынешнее положение. Не знаю, но, может, стоит. Если бы кто-то застал нас в этот момент, он мог бы подумать, что мы любовники. — Пожалуйста, — повторяю я, и новые слезы заливают мои щеки. — Отпустите меня или убейте. — Мое тело начинает трястись, когда я закрываю глаза и плачу за все годы сдерживаемой печали. Моя голова все еще покоится на его плече, мой голос снова срывается, когда я тихо произношу:

— Извините. Мне так жаль. Я не знала, что это случится. Извините.

Он долго молчит, но когда говорит, это совсем не то, что я хочу услышать:

— Ты облажалась. — Чтобы смягчить удар следующих слов, он снова начинает растирать мне руки, медленно, мягко. — Теперь ты живешь с последствиями.

Что-то подсказывает мне, что слова Юлия такие же серьезные, как и тот факт, что он является серьезным мужчиной. Я рискую спросить что-то глупое.

Отвернувшись от него, я сижу боком между его ног, мои ноги покоятся на его сильном бедре. Я, должно быть, выгляжу ужасно, но Юлий смотрит мне в глаза, не заботясь о моем эмоциональном состоянии. Моя нижняя губа дрожит, я не могу сдержать слез, когда протягиваю руку, чтобы коснуться его предплечья, и спрашиваю:

— Что бы ты сделал на моем месте?

Я ожидаю, что он скажет, что подчинился бы своим похитителям, что сделал бы все, что они захотели, и что принял бы свою судьбу. Но я быстро понимаю, что Юлий Картер — загадка, и делает только то, что хочет сам, а не то, чего ожидают другие.

Его взгляд скользит по моему лицу, когда он откидывается на спинку кровати. Юлий поднимает руки, и мои пальцы соскальзывают с его кожи, разрывая контакт, когда он складывает руки за головой, выглядя непринужденно.

— Я бы дрался. Бежал. Кричал, угрожал, рвал всех на части. — Его плечи слегка подпрыгивают. — Сделал бы все возможное, чтобы выбраться отсюда.

Я делаю глубокий вдох и обдумываю его слова. На дрожащем выдохе я встречаюсь с его голубыми глазами и подтверждаю:

— Но ты не позволишь мне сделать этого, не так ли?

Его взгляд смягчается, чтоб соответствовать тону.

— Нет, детка, не позволю.

Я киваю сама себе, прежде чем соскальзываю с кровати и рывком двигаюсь в сторону ванной, стараясь не обращать внимания на скованность мышц и боль в пятке. Я включаю свет и краем глаза вижу, как Юлий выпрямляется и собирается что-то сказать. Но я уже знаю, что он скажет. Прежде чем он успевает предупредить меня, я оставляю дверь ванной приоткрытой на дюйм.

С того момента, как мы закончили разговор, что-то изменилось между мной и Юлием. Была достигнута неофициальная договоренность. Я знаю, что меня ждет.

Подчиниться или умереть.

Внутри у меня все сжимается, когда я засовываю большие пальцы за пояс брюк, опускаю их до колен и сажусь на унитаз. Облегчаясь, я шепчу себе:

— Все в порядке. Все будет хорошо.

Мой разум буквально разрывается от смеха.

Нет, не будет.

Даже близко.

Глава 20

ЛИНГ

Терпение.

Тьфу. Гадость.

Юлий заставляет меня ходить. За четыре последних года я прошла сотню психиатров.

В соответствии с условиями нашей совместной работы Юлий назначает встречи, а я хожу. Никто не сказал, что я должна полностью подчиняться, но Юлий убежден, что мне нужна помощь с пометкой «проблема отцов и детей» и «сексуальная зависимость».

Пфф.

Не смешите меня.

Быть мной здорово. Я чертовски люблю свою жизнь. В смысле, могло быть и хуже. Я могла бы вернуться к наркотикам. Могла бы снова стать проституткой. Я все еще могла делать покупки в «Таргет».

Почему никто не думает о том, что я чувствую? Он называет это проблемами. Я называю — охренительно весело. Но от Юлия нельзя просто отмахнуться, как от Твитча, и у меня нет выбора, если я хочу остаться на этой работе. И вот я здесь, в зале ожидания доктора Моры Стэнсон.

Я видела ее лишь дважды. Обычно мне требуется нескольких сеансов, чтобы сломать их.

На моих губах появляется хитрая улыбка.

Сегодня я чувствую себя исключительно счастливой.

Но пока я жду, смотрю, как пятидесятилетний мужчина листает журнал. Я имею в виду, да, у него немного выдается живот и худощавая верхняя часть туловища, но он высокий, и его практичная клетчатая рубашка и брюки цвета хаки заставляют меня задуматься, насколько я могу его испортить. Непривлекательные более чем компенсируют это энтузиазмом, как будто они благодарят тебя за то, что ты раздвинула для них ноги. Они обожают меня.

Думаю, ему понравится, если я буду называть его «папочка».

В этот момент он хмурится над журналом, прежде чем поднять на меня взгляд, как будто чувствует, что мои глаза блуждают по нему.

Моя улыбка становится шире, и, глядя ему в глаза, я подмигиваю.

Брови мужчины слегка приподнимаются, но он все равно оглядывается. Обнаружив, что он единственный человек в комнате, поворачивается ко мне, и я тихонько хихикаю, наблюдая, как розовый румянец поднимается от основания его шеи до кромки волос.

Черт, он мне нравится. Он просто прелесть. Я должна заполучить его.

Я борюсь с гримасой и пытаюсь подавить угрожающий взгляд.

Бл*дь. Ненавижу это место. Я не хочу идти на терапию. Я хочу играть. Хочу, чтобы мистер Джон Доу кончил, пока я буду объезжать его лицо. Я…

— Линг? — Звучит ее мягкий, мелодичный голос, и я вырываюсь из своих фантазий.

Я легонько трясу головой, чтобы прояснить мысли и окидываю ее взглядом. На этот раз мне труднее подавить хмурый вид.

Этой женщине не больше сорока, она стоит в своих коричневых ортопедических туфлях в тон уродливым серо-коричневым брюкам и белой клетчатой рубашке. Клетка была милой на мистере Джоне Доу, который теперь провожает свою неряшливую жену за дверь, его сладкий румянец все еще виднеется на его щеках.

Но на ней клетка…

Боже, она мне противна.

Мое пустое выражения лица полностью меняется, когда я встаю, улыбаясь.

— Доктор Стэнсон. Рада видеть вас снова.

Она вежливо улыбается.

— Входите. Мне жаль, что из-за задержки моего последнего сеанса вам пришлось подождать. Надеюсь, у вас это не вызвало неудобств.

Ох, Мора. Такая вежливая.

— Нет. Никаких проблем, правда.

Видите? Я тоже могу быть нормальным человеком, когда думаю об этом.

Она машет мне рукой, и я вхожу в кабинет, сажусь на мягкий диван карамельного цвета, скрещиваю ноги в лодыжках, воплощение совершенства. Две недели она пыталась сломить меня. Она не знает, что я бриллиант, который нельзя разбить.

Усевшись на точно такой же диван напротив меня, она улыбается и, откинувшись назад, собирает свои длинные мышиного цвета волосы в заколку на затылке.