Ваше Королевское Величество, уважаемые присутствующие, собравшиеся во дворце, теперь вы знаете, как я пострадал от этого бесстыжего Райнарта. Если все простыни, изготовляемые в Генте, превратятся в пергамент, даже тогда у меня не будет достаточно места, чтобы описать все мои несчастья. Я в этом совершенно уверен. Поэтому нет смысла продолжать. Но о позоре, причинённом моей супруге, нельзя умолчать: за это Райнарт должен поплатиться.»

Когда волк Изенграйн закончил свою речь, поднялся пёсик по имени Кортоис. Жалобным голоском он прогнусавил королю по-французски, что раньше он прозябал в такой нищете, что однажды в суровую зиму у него только и было, что одна колбаска, но и ту стащил Райнарт, подлец.

Кот Тиберт при этих словах ощетинил усы. Он прыгнул в круг жалобщиков и прошипел: «Господин Король, зная вашу неблагосклонность к Райнарту, каждый спешит с жалобой к вам. Но вопрос, который сейчас поднимает Кортоис, имеет длинную историю. Колбаса, украденная Райнартом, первоначально принадлежала мне, и, посмотрите, я не жалуюсь. Эта колбаса стала моей собственностью, когда однажды ночью, отправившись на охоту, я проник в дом мельника; там, на мельнице, я и слямзил эту колбасу: утащил её у спящего мельника. Если Кортоис и попользовался моим добром, то исключительно благодаря мне и моим способностям. Надеюсь, что справедливости ради, жалоба Кортоиса не удостоится вашего внимания и будет изъята из судебного иска.»

Бобёр Пансер спросил: «Тиберт, ты сочтёшь правильным, если жалобу Кортоиса мы положим под сукно? Райнарт – настоящий убийца, мошенник и вор! Он никем не дорожит. Он, как я полагаю, даже жизнь и честь самого Короля продаст в обмен на жирный кусок курицы.

А что вы скажите об этой подлости? Разве вчера Райнарт не сыграл над зайцем Куваертом – он стоит здесь – одну из своих самых злых шуток, которые может совершить зверь? В то время как уже вошёл в силу договор о королевском мире, который, как считается, сулит безопасность каждому зверю, Райнарт обещал зайцу обучить его заповедям и псалмам, чтобы тот смог стать начальником хора. Он защемил ему ноги тисками, и они начали вместе громко распевать псалмы. Я случайно проходил мимо, услышал их пение и сразу побежал к ним. Там я увидел учителя Райнарта, который прекратил свой урок, чтобы опять приняться за свои старые фокусы. Он впился зубами в горло зайца Куваерта и откусил бы ему голову, если бы я не кинулся на помощь.

Ваше Величество, вы видите ещё свежие раны на горле бедняги, как доказательство коварного нападения Райнарта. Если вы оставите без наказания тот факт, что мир, который вы установили в вашем королевстве, был нарушен, и если вы не поддержите приговор, который вынесут ваши вассалы, упрёки ваших подданных будут преследовать весь ваш королевский род до скончания века.»

«Клянусь богом, Пансер, ты совершенно прав!» – выкрикнул волк Изенграйн со своего места, – это будет для нас всех благословением, если Райнарт отправится к праотцам, да сохранит меня Бог. Если все его проказы сойдут ему с рук, он уже через месяц многим, ничего не подозревающим зверям, свернёт шею.»

В это время вскочил барсук Гримберт, сын брата Райнарта, и, брызгая слюной от возмущения, закричал: «Господин Изенграйн, есть известная старая пословица: «Из вражеского рта редко вылетает доброе слово.» Послушайте меня хорошо: я предлагаю повесить на дереве, как поганого вора, того из вас двоих, кто причинил другому больше несчастья.

Господин Изенграйн, если вы готовы к официальной процедуре примирения, хочу предложить мои услуги. Мой дядя не будет противиться этому предложению. Кто из вас принёс другому больше бед, тот обязан дать сатисфакцию пострадавшему: он должен восстановить его честь. Хотя мой дядя в данный момент не собирается вручать жалобу, но если он, так же как и вы, зарегистрирован по всем правилам у короля и его подчинённых, тогда, господин Изенграйн, король не оставит без наказания тот факт, что вы частенько запускали свои острые зубы в кожу Райнарта, и запускали их так глубоко, что несчастный был не способен к сопротивлению.»

Изенграйн прореагировал коротко: «Это вы у вашего дядюшки научились так бесстыдно и так чудовищно лгать?»

«В моих словах нет ни капли лжи. Вы моего дядю очень часто выставляли курам на смех самым различным образом. Помните тот случай с камбалой, которую мой дядя стащил с тачки? Вы бежали за ним следом, выжидая удобного момента, а потом изловчились и выхватили вкусную рыбку прямо у него изо рта. Вы сожрали её целиком, а когда насытились, бросили моему дяде в насмешку один хребет: на тебе, боже, что мне не гоже.

Одно мошенничество сменяло другое. Однажды вы вырвали у дяди кусок вкусного сала и запихали его побыстрей себе в пасть. О, я отлично помню какой славный кусочек это был: он весь лоснился от жира, как белый шёлк! А когда Райнарт потребовал по праву свою долю, вы только скалили зубы: « Как же, как же, конечно, я охотно поделюсь с тобой, красавчик. Вот верёвка, на которой болталось сало, она вся пропитана вкусным жирком: пожуй её!»

А ведь Райнарту этот восхитительный кусок сала не даром достался: он рисковал своей жизнью: его поймали и сунули в мешок. Всей этой печалью и болью – помножьте всё, что я сказал, на сто – мой дядя обязан Изенграйну. Ну как, господа, вы находите это достаточным?

Жалоба относительно чести госпожи Изенграйн ещё более несостоятельна. Ведь Херсинт давно без ума от Райнарта, как и он сам. Хотя они не предавали свои чувства огласки, я осмеливаюсь с уверенностью заявить, что она поклялась Райнарту в верности более чем семь лет назад. И если Херсинт, эта красавица, из любви и преданности поступила должным образом в угоду Райнарту, что можно к этому добавить? Она сама была наверху блаженства! Так зачем же, господа, из-за этого копья ломать и чернить друг друга?

А заяц Куваерт превращает муху в слона: его жалоба – сплошной вздор, комариная плешь. Если он плохо читает заповеди, то его учитель – это был Райнарт – может надавать нерадивому ученику по ушам, не так ли? Вы сами видите, как несправедливы все придирки в адрес моего дяди!

Кортоис негодует, что у него зимой похитили колбасу. Ему, честно говоря, лучше придержать язык, ведь вы слышали, что он эту колбасу сам свистнул; как говорится: вор у вора дубинку украл.

Золотая латынь гласит: «Male quaesita, male perdita»: плохо добыто – плохо потеряно. Кто может упрекнуть Райнарта, что он присвоил себе чужое добро? Я надеюсь не тот, кто не в состоянии отличить белое от чёрного!

Райнарт – порядочный человек. Я точно знаю, что с момента торжественного объявления мира в королевстве, мой дядя жил, как отшельник, как затворник. Он сейчас носит грубошерстную штрафную одежду, одевая её прямо на голое тело.

Кто-то вчера рассказывал, вернувшись от него, что он уже целый год совсем не ест мяса. Он покинул свою крепость Малкроис и живёт сейчас в ветхой лачуге, как монах. Насколько мне известно у него нет других средств к существованию, кроме милостыни, которую ему подают из сострадания. Он бледен и худ: вот что сделала с ним жизнь, полная лишений. Он обрёк себя на голод, жажду и самобичевание, чтобы наказать себя за свои грехи.»

И надо же было такому случиться, что сразу же после этих слов Гримберта, все увидели петуха Кантеклера, спускавшегося вниз с холма. Он нёс на носилках мёртвую курицу по имени Коппе. Райнарт перекусил ей шею и откусил голову. Король, конечно, должен был это знать! Неистово хлопая крыльями от переполнявших его сердце чувств, петух Кантеклер следовал за носилками. По обеим сторонам носилок шли два известных всем петуха. Одного звали Кантаерт, именем которого позже назвали храброго петуха тётушки Аленте. Другого, если не ошибаюсь, звали Крайянт; он считался самым красивым петухом между Портенгеном и Полланеном. Оба несли большие горящие свечи. Это были два брата курочки Коппе. Повесив головы, они громко причитали, оплакивая смерть своей сестры.

Пинте и Спруте несли носилки. Потеря сестры явилась для них тяжёлым ударом: их плач и стоны разносились далеко по всей округе. Вся процессия прибыла на место правосудия.