Холодные капли падали мне на шею. Мне было холодно. Какая-то рука скользнула по моему туловищу. Слышались голоса и гудки автомобилей. На моих губах был привкус крови.
- Не двигайтесь. Дело не так плохо, - проговорил кто-то около меня.
Чуть приоткрыв глаза, я сквозь щели между веками расплывчато увидел окружающее. Надо мной склонилось чье-то лицо: врач. Он прикладывал стетоскоп к моей груди.
Снег все еще падал. Любопытные прохожие образовали вокруг моей скамейки круг. У газового фонаря с работниками метро беседовали два полицейских. Я опять закрыл глаза. Меня подташнивало. У тротуара затормозила машина.
- Сюда! - крикнул кто-то.
Послышались шаги. Меня положили на носилки и затем внесли в машину.
Где-то внизу слышались звуки музыки.
Потом больничная сестра указала на постель для меня, написав на дощечке "Макс Тартер".
Я назвался этим именем.
У меня было сотрясение мозга и мне пришлось пробыть в больнице трое суток. Моя левая ключица была вывихнута, а левая рука в гипсе.
За столом сидело несколько выздоравливающих, играя в карты. Я спросил у них, можно ли отсюда позвонить по телефону, минуя больничный коммутатор. Они ответили "да", и самый молодой из них встал и проводил меня. Мы спустились в подвальное помещение, где у входа в читальный зал была будка телефона-автомата.
Я сунул монету, позвонил Джойсу и рассказал ему о моем приключении. Я сказал ему, что нахожусь здесь под именем Макса Тартера, и попросил сейчас же приехать за мной.
На обратном пути мой провожатый показал мне на дверь в овощехранилище и объяснил, что отсюда можно незаметно выбраться на улицу, когда нет увольнительной от врача.
Через четверть часа появился Джойс. Он крикнул:
- Жив курилка! Когда-нибудь они разделаются с тобой!
Мы вышли в коридор. Я оглянулся. Никого вблизи не было, и мы могли откровенно поговорить. Мы побежали в подвал, забрались в него и через пролом в ограде выбрались на улицу. После того, как мы миновали сугробы, Джойс, наконец, нашел место, где он оставил свою машину. И мы укатили.
Было половина двенадцатого, когда я наконец очутился в кровати. Прежде чем потушить настольную лампу, я бросил взгляд на календарь. Сегодня была пятница - 13 января.
Глава 7
Я проснулся около семи часов, заснув опять, а в десять покосился, зевая, на мою руку в гипсе, которая напомнила мне вчерашнюю эпопею. Какое-то время я изучал трещины на потолке комнаты, обдумывая при этом все детали дела Бервиля.
Позже я встал, побрился, оделся и отправился в путь. На второй лестничной площадке мне встретилась уборщица из квартиры Джойса. Я остановил ее.
- Доброе утро, Цензи. Кажется, вы замечательная повариха. Не можете ли вы сказать, как готовится венецианский пудинг?
Она взглянула на меня с таким видом, будто я спрашивал у нее атомный вес Тантала, и ответила, что даже не подозревала о существовании такого блюда, наверное потому, что она не была в Испании.
По всей вероятности, наша добрая Цензи на уроках географии вязала пуловер.
На рю Торбино я сел в автобус и поехал к отелю "Карлтон". Портье взглянул на ящик для ключа No 457 и сказал:
- Мадам Сорас вышла.
Я поинтересовался, уверен ли он в этом, потому что речь шла об очень важном деле. После этого он показал мне записку и сказал, что знает это точно, потому что совсем недавно ей звонил ее возлюбленный и просил записать для нее кое-что, и эта записка теперь ожидает мадам. Я сунул портье пятисотфранковую банкноту и попросил взглянуть, не сидит ли она в ресторане.
Он взял шапку с вешалки и помчался прочь. Едва он скрылся, я выловил из стола записку. Мне надо было знать, с каким аферистом такая женщина собиралась вступить в брак.
Времени у меня было достаточно, чтоб до прихода портье просмотреть и снова положить на место записку.
В записке было следующее: "Месье Лендрю занят и вернется только вечером.
Он просит прийти к нему на квартиру в 22.00".
Значит, Рита и Алекс помолвлены? Теперь мне стало ясным многое, что раньше ставило меня в тупик. И стала яснее линия моего поведения. Во время этого свидания должен присутствовать и я. Кроме того, я хотел позаботиться о том, чтоб при этом был инспектор Гастон. Слишком уж долго Рита и ее ухажер водили меня за нос!
Против подъезда дома Алекса помещался бар "Сильверинг". Оттуда я позвонил Джойсу.
- Ну теперь остался последний рывок к финишу. Поезжай к Эдит Пиаф и попроси у нее большую фотографию с автографом для Августина Дюпона.
Джойс спросил, кто такой Дюпон, и я объяснил ему, что это дворник дома, где живет Алекс Лендрю.
- Как только ты получишь фото, приходи немедленно в "Сильверинг" бар.
Захвати с собой иглу и тюбик с клеем. И не забудь три новых трехтысячных банкнота из комода. Помнишь, те, что мне подложил Миранда и которые разыскивает полиция. Поспеши, чтобы к двенадцати быть на месте.
Я повесил трубку и стал ждать. Уже в 11.40 Джойс открыл дверь бара. Я посвятил его в мой план и объяснил ему его роль. Джойс прошел в туалет и открыл кран с горячей водой так, что оттуда вскоре полился настоящий кипяток.
Тем временем я стоял в дверях бара и наблюдал за домом напротив. В 12.05 появился Дюпон с большим зеленым конвертом. Я кивнул ему и пошел навстречу: он тотчас же узнал меня.
- Как хорошо, - сказал я. - Я как раз шел к вам, чтобы сказать: добрый день, месье Дюпон. Выпейте со мной стаканчик. У меня для вас есть кое-что, что доставит вам радость.
Я взял его за руку и потащил в бар. Когда на стойке появился Мартини, он не заставил себя долго упрашивать. Я познакомил его с Джойсом. Дворник поинтересовался, что такое стряслось с моей рукой, и я рассказал ему об автомобильной катастрофе. Затем мы показали ему фото с автографом: "Моему другу Августу Дюпону" с надписью: Эдит Пиаф. Он был до того растроган, что, рассматривая фотографию, забыл об окружающем мире, а также о зеленом конверте, который лежал на табурете позади него. Я начал обхаживать его, ведя разговор о разных сумасшедших проделках Эдит Пиаф за последнее время. В это время Джойс смылся в туалет, прихватив с собой конверт. Двумя минутами позже он уже появился опять, и конверт улегся на прежнее место. Ему пришлось здорово спешить, так как на такие штуки требовалось время: поддержать конверт под паром, открыть его иголкой, подменить деньги и опять закрыть.
У "Поккарди" мы быстро пообедали. Джойс заказал себе венский шницель с зеленым горошком, а я - равиоли.
- Послушай, как я себе представляю дальнейшее, - сказал я, делая глоток красного вина. - Мы должны что-то предпринять, чтобы Элиан сегодня вечером, с 10.00 до 11.00, не была в своей квартире.
Мы наморщили лбы и стали думать, но ничего стоящего нам не пришло в голову.
Мы выпили по чашке кофе и закурили.
- О, у меня завелась небольшая идея, - сказал Джойс. - Почему я сразу же вспомнил о пощечине от Нины Дессес?
Он завел глаза к потолку и продолжал:
- О, Нина! Это была роскошная женщина... И влюблена в меня до безумия. Ты не можешь себе представить...
- ...и потому она и дала тебе пощечину?
- А, вздор! Позволь, я расскажу тебе, как все это произошло. Это было семь лет назад. Неделей раньше она прожужжала мне все уши, что хочет посмотреть на бокс. Я обегал все, но ничего нельзя было сделать: все билеты были уже проданы. Наконец на черном рынке я купил два билета по 12000 франков за место. И что ж? Когда я лучезарно улыбаясь принес ей билеты, она заявила, что собственно бокс - это уж не так важно. Мы можем посмотреть на него как-нибудь в другой раз. Она получила приглашение на выставку мехов, где разыгрываются премии...
- Ты, разумеется, был убит!
- Убит? Я был зол, как сто чертей, и стал перед зеркалом демонстрировать, как Цердан работает своей левой, при этом с туалетного столика уронил стеклянную вазу. Она мне влепила оплеуху и стала кричать, что я ничего не понимаю в женской душе, что ни одна женщина в мире не пропустит выставку, где разыгрывается приз.
