Потом она долго смеялась на перемене.

Дальше это стало традицией. Виталик после каждого занятия подходил и пудрил мозги глупыми вопросами. Причем постепенно вопросы уходили все дальше и дальше от математики. Марина сначала смеялась, потом привыкла и даже начала распознавать в себе какие-то признаки симпатии к этому большому, громоздкому и угловатому молодому человеку.

С конца семестра появились дополнительные занятия после окончания лекций и даже зачет автоматом.

Марина взяла третий курс физмата только с этого учебного года. К декабрю она выучила уже всех студентов в лицо, но получить автомат по ее предмету было невозможно. И только Виталику это удалось.

Они частенько пили чай на кафедре по субботам, когда занятий было немного и можно было позволить себе задержаться после них. Лисецкий к тому времени уже преодолел робость и неловкость в общении с любимым педагогом и вел себя вполне обыденно и где-то даже раскованно. Давно стало нормальным обсуждать что-нибудь бытовое и даже немного личное и Марина уже не задумываясь могла сказать ему как у нее сегодня болит голова на погоду или о том, что с утра у нее отключили горячую воду. Если бы кто-нибудь спросил зачем ей эта странная дружба со студентом, то она вряд ли бы ответила. Потому что сама не знала и редко задумывалась над этим. Все просто шло своим чередом и, как ни странно, даже коллеги по кафедре ни разу не выразили недоумения по поводу того, что студент третьего курса является у них таким частым гостем.

– Ну и подлиза этот Лисецкий! Выслуживается перед преподавательницей! – покачала однажды головой ее пожилая коллега Наталья Всеволодовна, глядя как Виталик наливает чай в кружку Марины. – Далеко пойдет, карьерист!

И на этом все. Чай. Разговоры. Восхищенный как в первый раз взгляд молодого мужчины. Ну конечно были и проводы до автобуса или такси. Помощь в перетаскивании тяжелых сумок из магазина и тому подобное. Марина не водила автомобиль, передвигаясь на общественном транспорте и постоянно подвизающийся на помощь Виталик легко узнал таким образом ее домашний адрес.

Ну нет! Вы не подумайте! Домой она его к себе не пускала! Категорически! Как можно?

До того мартовского дня, когда черт ее дернул предложить уставшему таскать сумки мальчику выпить чаю на кухне. Ничего кроме чая в этом ее приглашении не было. Абсолютно. Просто в той ситуации было бы невежливо отправить его домой.

Много раз она чувствовала, что жалеет Виталия. Зная, что мать его умерла три года назад, и парень живет с отцом – армейским подполковником в отставке, который подрабатывал где-то в охране, тяжело переживая смерть супруги и завершение своей служебной биографии. Это сказывалось на его характере итак не очень покладистом, а также зачастую проявлялось в злоупотреблении алкоголем. Была еще тетка – сестра матери – довольно состоятельная дама, которая оплачивала племяннику обучение и параллельно настаивала на том, чтобы тот не уходил в общежитие, оставаясь с отцом, который нуждался в помощи.

Виталий оставался. Жизнь его таким образом была не сахар и похвастаться чем-то кроме своего гигантского роста и физической силы перед сверстниками он не мог. Одногруппники среди которых было немало мажоров не принимали его в свой круг, да он и не стремился, оставаясь одиночкой в студенческом коллективе. Над ним посмеивались, но задирать побаивались. Девочки иногда обращали на него внимание и одна из них отличница Дина Говоркова даже пыталась близко сойтись с ним, но на тот момент он уже был болезненно увлечен своей преподавательницей и девушка, увидев пару раз как после занятий двери кафедры математики закрываются за интересующим ее молодым человеком, все поняла и махнула на это рукой.

Марина знала обо всем этом из разговоров со своим подопечным и по собственным наблюдениям и подсознательно сопереживала, что выливалось в ту ситуацию, при которой она не отталкивала молодого человека и даже иногда размышляла о том, как ему помочь. Таким образом у парня исчезли проблемы в освоении ее предмета и появился странный, но приятный для него способ проводить время после учебы. А у Марины, наверное, удовлетворялись материнские инстинкты, потенциал которых до сих пор не был использован.

Так бы все и продолжалось если бы не тот день, когда Виталик поднялся к ней в квартиру чтобы выпить чаю. Молодой человек в силу своего минимального опыта общения с противоположным полом вероятно решил, что приглашение на чашечку чая в устах женщины может трактоваться только единственно возможным способом и спустя несколько минут после начала чаепития вдруг повел себя неожиданным образом.

Он сграбастал маленькую Марину Сергеевну в свои ручищи и стал осыпать поцелуями. Женщина буквально задохнулась от возмущения и силы его объятий и несколько мгновений просто хватала ртом воздух как рыба, выброшенная на берег. Потом она стала бить его кулачками в грудь и одновременно дергать ногами, оторванными от земли неконтролируемой мощью его страсти.

– Отпусти, придурок! – наконец выдавила она из своей почти сплющенной в лепешку груди и заколотила конечностями еще энергичнее.

Он поставил ее на пол спустя минуту, но успел уже в нетерпеливом стремлении к губам любимой женщины обслюнявить ей щеки, шею, лоб и даже волосы. Теперь он стоял, тяжело дыша с красной потной физиономией и виновато, но в тоже время недоуменно глядя на объект своего вожделения.

– Ты идиот? – поинтересовалась всклокоченная Марина. – Ты чего это придумал?

Виталик промолчал, пожал плечами и еще больше покраснел.

– Уходи! – женщина указала ему на дверь. – Мне не нужны маньяки в своем собственном доме! Не умеешь контролировать свои порывы – значит пошел вон! – Марина говорила это холодным злым тоном, которого никогда раньше себе с ним не позволяла. Она держала руку протянутой в сторону выхода и с непреклонным выражением лица смотрела прямо на смущенного юношу.

Великан топтался на месте с опущенными плечами и отчаянием в голубых глазах, которые постепенно наполнялись влагой. Губы его силились что-то произнести, но выходило только бессмысленное мычание.

– Ты плохо слышишь? – Марина Сергеевна была непреклонна. – Уходи!

Нервно трясущийся подбородок, мольба во взоре и падение на колени. Парень рухнул так что от вибрации чуть не упал холодильник.

Виталий, сидя на коленях стал просить прощения и одновременно признался в любви. Впервые за время их знакомства. И скорее всего впервые в своей жизни. Он делал это коряво и косноязычно, но искренне и от всей души. Его монолог был довольно долгий и прерывался только нервными хрипами и бессознательными попытками схватить ее руку и прижать к своим губам. Однако каждый раз он останавливался, не дотягиваясь до ее запястья так как, его же подсознание ставило блок на это действие, очевидно памятуя о только что проваленной попытке заключить возлюбленную в горячие объятия. Таким образом студент скороговоркой произносил свою речь при этом с постоянством физкультурного упражнения вытягивал руки вперед и снова опускал их.

Педагог стояла в той же позе с вытянутой рукой, замерев в ступоре от содержания того что она слышала и в целом сцена выглядела бы весьма театрально если бы при этом присутствовали зрители.

Молодой человек изливал свои чувства в не очень красивом, но обильном словесном потоке, а Марина выслушивала и в какой-то момент даже в ее глазах затеплилась искорка сочувствия. Однако вскоре она снова подняла руку, повторяя свой изгоняющий жест и холодно дослушав до конца последнюю фразу влюбленного произнесла:

– У тебя все, Лисецкий?

Тот осекся, закашлялся и угрюмо кивнул.

– Тогда вали отсюда! – она акцентировала внимание на входной двери, добавив к указующей длани еще и кивок подбородком в ту сторону. – И побыстрее! Я устала и хочу отдыхать! Кроме того, мне нужно в ванную.

Не дождавшись пока студент начнет что-то соображать, Марина Сергеевна целеустремленно прошагала к выходу, щелкнула замком и распахнула двери обнажив лестничную клетку.