-- Оставайтесь здесь и ждите моих дальнейших указаний. Никуда не высовывайтесь! Ждать, возможно, придется долго.
Робин молчаливо кивнул. Старший советник с неким скептицизмом посмотрел в его вечно бесстрастные глаза и неожиданно спросил:
-- Скажите, почему вы ни разу не поинтересовались, с какой стати я вам вообще помогаю?
Англичанин равнодушно пожал плечами.
-- С вами или без вас, герцог, но я бы все равно убил короля Эдвура. Мне так приказано.
-- Хочу быть с вами откровенен: если вы убиваете короля ради каких-то там высших целей, то я просто хочу завладеть его троном. Как примитивно, да?
-- В таком случае, -- Робин слегка изменил тембр голоса, эта перемена отразилась и на его лице. -- Не исключено, что Эдуант когда-нибудь прикажет мне убить и вас.
Альтинор самым искренним образом рассмеялся.
-- Забавно. Откровенность за откровенность. Люблю иметь дело с такими людьми. Ну ладно, мое убийство мы пока отложим на более поздние времена. Сейчас наша общая цель -- Эдвур Ольвинг.
В тронном зале уже начали собираться люди в совершенно одинаковых белых одеждах, отличались только маски на их лицах. Прислуга пока что только готовилась накрывать праздничные столы, но даже они все без исключения были наряжены в такие же ангельские одеяния с мнимыми лицами из папье-маше. Маски разрешалось делать какие угодно, но как правило, это в основном были образы древних вымерших животных: слоны, волки, тигры, носороги. В легенды о том, что эти животные когда-то на самом деле существовали в черной вселенной, мало кто всерьез верил. Но именно их полумифический образ и обладал притягательной силой. На балу все жаждали отдохнуть от своих проблем и погрузиться в сказку, наполненную фантастической музыкой и сюрреалистическими персонажами.
Фиоклит окутал свое тело в какую-то белую, к тому же рваную простыню, расхаживал по тронному залу, грозно стучал палкой о паркет и молвил:
-- Всем велено надеть маски! Кто посмеет явиться на бал в презренном человеческом облике, того мы с моим другом Эдвуром прикажем повесить!
Тут к Фиоклиту подошел сам король, на нем была маска белого медведя. Слегка приглушенный, но узнаваемый голос весело спросил:
-- Шут, а ты сам почему без маски? Хочешь, чтобы тебя повесили по твоему же приказу?
Фиоклитиан показал королю свое уродливое лицо, скорчил страшную гримасу, чтобы оно выглядело впечатлительней, и произнес:
-- Скажи, Эдвур, зачем мне маска?
Белый медведь даже поежился. Чуть не зарычал.
-- Да... ты всегда найдешь что ответить. Я всегда подозревал, что среди всех дураков нашего миража ты самый умный.
Забавно, но один провинциальный граф сделал маску с пародией на самого Фиоклита. Вырезал из картона такие же большие волосатые уши, почти один к одному скопировал острую бородку, свернутый набок нос. Только широко посаженные глаза шута совершенно не совпадали с глазами нормального человека, поэтому граф проколол в маске еще две маленькие дырочки для себя. Он даже ходил нараскоряку, подражая шуту, и взял в руку палку с не меньшим количеством сучков. Фиоклитиан быстро заметил в толпе своего двойника и поспешил выяснить отношения:
-- Эй, презренный! -- крикнул он, глядя на собственное лицо из папье-маше. -- Как ты смел подражать моему неподражаемому облику? Тебя давно не вешали?
Граф совершенно не отреагировал на реплику уродца и пошел дальше. На Фиоклита вообще многие смотрели как на заводную игрушку, которую научили издавать членораздельные звуки. Кастилита, увидев сразу двух Фиоклитов, маленького и большого, весело рассмеялась.
-- Итак, я объявляю о начале торжества! -- громогласно воскликнул белый медведь и несколько раз хлопнул в ладоши. -- Морис! Музыку!
Музыке велено было явиться, и она явилась. На балу это считалось волшебством. Здесь всякая мелочь расценивалась как знак судьбы, даже зажечь простой светильник могло только чудо. Если на балу одна маска объяснялась в любви другой, это было даром небес. Здесь кто угодно мог пригласить на танец кого угодно. Это был единственный шанс в жизни для заурядного барона потанцевать с королевой, а королеве -- открыто обнять за талию предмет ее тайных страстей. Отказывать было категорически запрещено. Даже Фиоклит, согласно закону маскарада, мог пригласить королеву и потереться носом об ее пышную грудь.
Пары образовались довольно быстро. Всюду только и кружили белоснежные миражи похожие на платья. Волк танцевал с лисой, тигр с тигрицей, рысь с каким-то бегемотом, жираф с пантерой. Звуки скрипок, в которых с первых мгновений почувствовалось что-то раздражающее, привели в движение весь тронный зал. Жоанна, танцевавшая с королем, все время оглядывалась по сторонам, ища взором фигуру герцога Оранского. Но его нигде не было. Маска лисы с ехидными прищуренными глазами воплощала собой саму женскую сущность. Потом королева недоумевающе посмотрела на Эдвура:
-- Ваше величество, вы уверены, что в оркестре Мориса все музыканты трезвые? Прислушайтесь, какая фальшь!
Король был первым ценителем музыки среди своих придворных и раньше всех заметил эту необъяснимую странность. Его движения стали все более замедленными, глаза, скрытые под черепом белого медведя, все более недоуменными. Одна старая графиня воскликнула:
-- Это и есть хваленый королевский оркестр?!
Когда вступила партия духовых инструментов, в музыке начался самый настоящий ужас. Дисгармония была уже столь явная, что многие пары распались, изумленно озираясь по сторонам. Среди приглашенных посыпались шутки и упреки:
-- Предвечная Тьма! Где мои затычки для ушей?
-- Они что, перепутали ноты? Или раскрыли их вверх тормашками? Глухой и то не стал бы это слушать.
-- Ведь можно было как следует подготовиться к такому торжеству! Хотя бы прорепетировать!