Им всем сказочно повезло. Они даже не представляли, какие они счастливцы по сравнению с тысячами обреченных, которые не смогли вовремя укрыться с гибельного пути. Бог Циклона шел по степи темноты, вращаясь в своем огненном волчке, и всякий... всякий, кто только посмеет попасться в его поле зрения, был уже не жилец в этом мире.
Они лежали, закрыв голову руками, бесконечно-долгое время... Кое-кто даже уснул. Кое-кто подумал, что он умер. И лишь когда горячий ветер похожий на ураган прошел над их головами, Минесс воскликнул на всю черную вселенную:
-- Все-таки есть правда на земле!
Они второй раз миновали зону ударной волны, а это значило, что Циклон прошел мимо. Горячий обжигающий ветер, теребящий волосы и предающий лишнее волнение изможденным телам, являлся границей, до и после которой существовали два различных мира: границей красивого абсурда и скучного здравомыслия.
Лейтенант Минесс открыл глаза... В них бескрайним океаном хлынула столь привычная для всякого правоверного пасынка предвечная Тьма. Мать всего сущего.
-- У кого-нибудь есть с собой огонь? -- раздался его голос.
Карл неразборчиво закряхтел, вынимая из-за пояса маленький факел. В тишине чиркнула спичка. Яркий, непривычный для глаз сноп огня спугнул темноту, высвечивая лишенные контрастности силуэты деревьев. Мира из стекла больше не существовало. Циклон прошел, и его Безумие -- следом.
-- Ха! Господин лейтенант, моя палица снова стала деревянной! Вы можете в это поверить?
-- А голова твоя как деревянной была, так и осталась. Чему ты радуешься? -- Минесс сел на траву и ощупал собственное тело, дабы чувства убедили рассудок, что с ним все в порядке. -- Не густо нас... еще одна такая схватка... у кого что есть из оружия?
-- У меня палица...
-- Заткнись ты со своей палицей! Я остальных спрашиваю.
-- Ничего, -- угрюмо ответил князь.
Лаудвиг нащупал за спиной небольшой кинжал с кривым лезвием похожим на морскую волну, и показал его остальным. Узорчатое клише на лезвии и чья-то размашистая роспись на рукоятке выглядели впечатляюще. Таким кинжалам место в музее, а не на поле брани.
-- Мне его подарил король Междуморья.
-- Да хоть сам подводный демон. Толку нам сейчас от него никакого. Значит, так... нужно во что бы то ни стало вернуться на то место, откуда бежали, и забрать с мертвых трофеи, пока их не разграбили какие-нибудь проходимцы. И лошадей заодно.
Лаудвиг вдруг принялся шлепать себя ладонями по груди, по карманам, потом стал расстегивать пуговицы, и лицо его приобретало тем более странное выражение, чем более длительное время он этим занимался.
-- Письмо...
-- Этого еще не хватало!
-- Письмо, которое я должен передать царю Василию! Неужели я его потерял? Вот черт...
Всякие поиски, выворачивания наизнанку карманов, ныряния в густую траву ни к чему не привели. Принц сделал страдающий вид, будто огорчен до самых оснований души. На самом же деле ему было глубоко наплевать как на письмо, так и на его содержимое. Сказать более -- на всю эту липовую дипломатию, которая никогда еще не приносила миражам настоящего мира.
-- Плохо, конечно, сьир, -- угрюмо заметил лейтенант. -- Но, думаю, мы зря теряем время. Не обшаривать же теперь всю степь темноты.
-- Ой, горе-то какое! -- чуть не улыбаясь, произнес Лаудвиг и даже покачал головой.
-- Не беспокойтесь, принц. Я на словах передам нашему царю про теплые к нему отношения вашего отца, короля Эдвура, -- сказал князь. -- А теперь нам пора.
Прошло, наверное, немногим меньше вечности, прежде чем они, блуждая в потемках между неприветливых деревьев, отыскали наконец дорогу. Карл шел первым, держа в одной руке свою незаменимую на все случаи жизни палицу, а в другой -- спасительный для всех факел. Огонь, корчась в муках от собственного жара, рождал миру липкий и холодный свет. Свет этот был похож на бледную паутину, повисшую в пространстве: столь хрупкую, что она рвалась при всяком дуновении ветра. Деревья кривлялись в полутьме, устрашающе выставив свои ветви-щупальца. Их черные тени ползли по земле, точно черные души живущих в них демонов: изгибались, врастали в корень, потом неимоверно вытягивались и растворялись во мраке. Ольга шла самой последней, глядя в спину шагающему впереди Лаудвигу. Пару раз он обернулся и скорчил такую злобную гримасу, что даже у настоящей ведьмы мурашки пробежались бы по спине.
На дороге ориентироваться было уже намного легче. Они без труда отыскали место своего недавнего побоища. Трупы воинов издали походили на спящих. Каждый лежал в обнимку со своим оружием. Костер, разумеется, давно уже потух, и во тьме раздавались ржания привязанных к деревьям лошадей. Все мечи были целы, никаких стеклянных или металлических осколков не обнаружили. Лейтенант с изумлением поднял с земли свой меч, целый и невредимый, который недавно на его же глазах разлетелся вдребезги.
-- Значит, это было настоящим помрачением ума... С детства не люблю фокусы, потому что не верю в них. -- Меч, упоительно лязгнув стальным телом, вернулся в ножны.
Лаудвиг обернулся к Ольге.
-- Ну что, ведьма? Вести тебя на карете, как королеву, больше некому. Или тебе придется садиться на лошадь, или лети по воздуху. Только смотри, далеко не отлетай! Ты верхом ездить-то хоть умеешь, нет?
-- Она умеет, -- ответил за нее князь Мельник.
-- Сьир, поглядите! -- Карл поднял с земли конверт, наполовину залитый кровью. -- По-моему, это ваше.
Лаудвиг брезгливо взял письмо, адресованное ни кому иначе, как царю Василию, и спрятал его во внутренний карман.
-- Не знаю даже, как тебя и благодарить...
