Когда тугая плотная сигарилла истлела до половины, у меня от избытка никотина пошла кругом голова. Разноцветные окна соседних домов заплясали в нестройном танце, а балкон стал подниматься и опускаться, как детские качели. Вернувшись в комнату, я лёг, не раздеваясь, на диван и быстро уснул, забыв проверить сообщения на форуме и выключить компьютер. Перед пробуждением мне приснился яркий сон, в котором город озарился волшебным светом Нового Солнца. На улицы высыпали толпы радостных и дружелюбных людей в ожидании торжественного сообщения по всемирным телерадиоканалам, которое поделит историю человечества на «до» и «после» него. Отовсюду слышались восторженные обрывки фраз: «А вы разве ещё не знаете?»; «Какое счастье дожить до этого момента!»; «Поднимайте малышей на плечи!». Со стороны стоявшего далеко на холме белого величественного монумента лились звуки гимнов, из окон высотных зданий тут и там появлялись раздвоенные на конце длинные вымпелы и знамёна цвета лазури. В тёплых розовых лучах разгорающегося дня горели огнём купола неведомых храмов и скатные крыши домов. Наэлектризованный воздух был пропитан предвкушением блаженства, птицы разных пород и окрасок парили в вышине, приветствуя людское море. Из толпы, навстречу мне, с распростёртыми руками выходили улыбающиеся люди, говоря: «А ты, дружище, сомневался! Но мы верили в несбыточное и оно стало реальностью!». Сердце, переполненное благодарным трепетом и упоительной атмосферой фантастического дня, готово было выскочить из груди, когда я стал медленно просыпаться. Знакомые очертания комнаты в утреннем свете постепенно переносили меня из одного мира в другой, вернее из одного сновидения в другое. Невыразимое чувство всеобщей радости угасало, но его тлеющие угольки ещё вспыхивали в самых потаённых уголках души.
Я встал, умылся, надел свежую футболку, выпил стакан воды и решил сходить купить что-нибудь съестное, так как в холодильнике кроме оставшейся водки ничего к завтраку не нашлось. Начинать день со спиртного я побоялся.
У входа в ближайший к дому супермаркет стоял Гена по кличке Глобус, трубач и бас гитарист, игравший в своё время на похоронах, юбилеях, свадьбах, утренниках и танцах, а нынче спившийся попрошайка, живущий неизвестно на что. Он был постарше меня и выглядел, несмотря на годы пьянства, вполне прилично. Всегда гладко выбрит, причёсан, в неизменном сером костюме и очках. Гена напоминал мне уставшего от жизни интеллигента – такая особая порода алкоголиков, как правило, начитанная, с которыми интересно поговорить. Увидев меня, он шагнул навстречу.
– Здорово, Олег. Как дела?
– Привет, Ген. Всё норм.
– Богат?
– Подожди чуток. Затарюсь, потом поговорим.
В отделе кулинарии я взял куриный рулет с грибами, свекольный салат в контейнере, половину большого пирога с яйцом и зелёным луком. В хлебном отделе буханку бородинского. По пути в алкогольный прихватил две упаковки пельменей и банку говяжьей тушёнки. Постояв перед рядами бутылок самых разнообразных форм и размеров, взял пол-литра недорогой водки и направился к кассам, катя впереди себя, как ребёнка в коляске, тележку с покупками.
Ожидавший на выходе Гена, уже разжился сигаретой. Увидев меня, он с надеждой посмотрел на внушительный пакет в руке.
– Слушай, Глобус, пить я буду дома. Хочешь – идём ко мне.
Что скрывать: мне хотелось с кем-нибудь пообщаться, но чувство голода было гораздо сильнее.
– Кто ходит в гости по утрам, тот… – радостно начал он, но затем осёкся. – А твоя жена разве не будет возражать?
– Не будет. До понедельника минимум.
– Тогда с удовольствием зайду, раз настаиваешь. Я был разок у тебя в гостях, помнишь?
– Помню, конечно.
Дома я заставил Гену помыть руки, выложил продукты из сумки и подошёл к компьютеру, дремавшему на спящем режиме. Разбудив его движением мыши, я увидел вчерашнее сообщение от Шумахера:
«Смешно. Ты пытаешься понять Божий замысел своим ограниченным умом, но вечность невозможно измерить земными мерками. Бог непознаваем человеческим разумом в принципе!».
Гена вошёл в комнату и встал у меня за спиной. Не желая задерживать ни его, ни себя, я быстро написал ответ:
«Уважаемый Шумахер! Абсолютно согласен с тем, что Бога не понять логикой. Божественное можно только пережить, открыв его в себе. Скажу больше – ты и есть это Божественное, временно воплотившееся в личности. Эта иллюзорная личность любит ставить самые разные цели, придумывает Бога по своему образу и подобию, боится небесного суда. Но когда пелена спадает, когда ты просыпаешься от того, кем ошибочно себя считал, все цели и суды испаряются вместе со сновидением».
На кухне я сразу распахнул настежь форточку, уселся ближе к окну и без лишних слов налил по рюмке. Мы хлопнули, запив выдохшейся колой, и дело пошло веселее. Подогретый в микроволновке рулет, я аккуратно нарезал кольцами и водрузил на стол вместе с пирогом и салатом. Хлеб, пельмени и тушёнку решил пока не трогать, как неприкосновенный запас. После второй рюмки мне ничего не оставалось делать, как подчинившись требованию пустого желудка, с жадностью наброситься на нехитрую закуску. Гена же заметно посвежел уже от первой дозы спиртного. Похмельная гримаса мученика исчезла, серая кожа щёк заиграла румянцем, движения рук и головы сделались более естественными, сгорбленная спина потихоньку выпрямлялась. Вот только к еде он практически не прикоснулся, если не считать надкушенного ради приличия ломтика пирога.
– Постарайся немного поесть, хоть через силу.
– Спасибо большое, но не лезет.
– Не собираешься снова начать лабать?
– Давно собираюсь, правда, всё некогда.
– Чем же ты занят?
– Жизнью. Понимаешь, Олег, в своё время я шабашил с утра до ночи, лабал на всём подряд, кроме какого-нибудь варгана и прочей экзотики. Это мешало мне пить, но приносило скромный доход. Сейчас особых помех нет, как и денег, но я в целом доволен. Передо мной открылся новый мир, который я не замечал ранее. Извини за пафос. Так вот, теперь если просыпаюсь утром живой, значит уже хорошо, праздник почти. Когда есть чем поправиться – счастливым становлюсь. Потом иду бродить, нарезаю круги по районам, сижу на лавке, стою у магазинов, набираю на бутылку. Но главное – подмечаю нюансы жизни: как шумит улица в разное время суток, как общаются люди друг с другом, сколько хороших дворников в районе, где найти просроченную еду, к кому приезжал реанимобиль, какого цвета дома днём и ночью. Всего не перечислить. А сколько новых знакомых! Если ещё и выпил с ними, то они всю душу тебе раскроют. Таких страстей и жизненных коллизий ни в одном романе не найдёшь. Короче говоря, настоящую полноту жизни я не так давно замечать стал, стоя в стороне и являясь, по сути, изгоем, ведущим антисоциальный, можно сказать паразитический образ жизни, – он улыбнулся и подмигнул сквозь стёкла очков.
– А без допинга полноты этой разве невозможно увидеть?
– Только не в моём случае. Когда я не пью, то слишком «заземляюсь», если можно так сказать. Постоянно чего-то добиваюсь, что-то меня всегда не устраивает. Просто посидеть без дела и пяти минут не могу, раздражительным становлюсь, иногда злым. Такой я человек. Пока сам был частью этой безумной канители, – он обвёл рукой вокруг себя, – не мог спокойным взглядом разглядеть удивительное в балагане жизни, проникая в её суть.
– Есть техники расслабления и успокоения. Йога, медитация.
– А-а-а… – он презрительно махнул рукой. – Можешь ты меня представить в позе лотоса под присмотром тренера из йога-студии или у психотерапевта на кушетке?
– Вряд ли, но зависеть от алкоголя не лучший вариант.
Мы помолчали несколько минут. В повисшей на кухне неловкой тишине слышалось, как пригретая утренними лучами вялая осенняя муха обречённо бьётся в стекло. Гену, по всей видимости, куда-то далеко унесли тяжёлые мысли, он периодически морщил лоб и вздыхал, глядя в одну точку. Решив разрядить нарастающее напряжение гнетущего безмолвия, я налил по третьей, демонстративно подвинув рулет и пирог ближе к гостю. Он, вздрогнув, очнулся, посмотрел внимательно на закуску, потом перевёл взгляд на меня, сверкая стёклами очков. Мы молча чокнулись и одновременно с решимостью опрокинули в себя рюмки. На этот раз Гена съел целый кусок пирога и, может быть из уважения ко мне, принялся за остывающий рулет. Плотно перекусив, он достал из кармана мятую пачку сигарет.
