– Сгущаете.

– Нет. Просто не имею права рассказывать.

– Но в мемуарах напишете?

– В мемуарах обязательно, – взгляд у Михаила Евгеньевича потеплел. – Извини, бежать надо. Заходи еще, даже просто поболтать.

– Намекните хотя бы, откуда угроза исходит, – беззлобно поддел Алексей.

– Настоящий журналист, хватка есть, – одобрил его настырность загадочный помощник полпреда. – Я только намекну, ладно? Присмотрись внимательнее к Мясоедову.

– К директору «Авиастроя»?

– Да. Всё, спешу.

От желтоватого дома и до остановки Алексей старательно размышлял о последних словах своего собеседника. Юрий Константинович Мясоедов был человеком известным. Под его началом находилось крупнейшее предприятие союзного, а сейчас российского значения – объединение «Авиастрой» имени Куйбышева. Какое отношение Куйбышев имел к авиации, никто не знал, но директор в девяносто первом году наотрез отказался сменить название. Объединение числилось по гражданской линии, во все времена работая на оборону. Из его громадных ангаров выезжали военно-транспортные самолеты повышенной грузоподъемности. Перестройка и конверсия крепко ударили по «Авиастрою», но пока не смогли опрокинуть его. Директор железной рукой удерживал штурвал. Сокращений на предприятии практически не было. При этом зарплаты рабочих, в сравнении с периодом развитого социализма, хватало лишь на трехразовое питание: в понедельник, среду и пятницу.

Мясоедов никуда не баллотировался, интервью прессе не давал. Тем не менее, он слыл неформальным старейшиной директорского корпуса. Кроме того, до Алексея упорно доходили слухи, что Юрий Константинович помогает реанимированной компартии7. Проверить их было крайне трудно: доступ на режимный объект перекрывала вооруженная охрана, а люди из-за забора, беря пример со своего капитана индустрии, предпочитали помалкивать…

Твердо решив заняться этой темой, Алексей переключился на текущие дела и стал смотреть в сторону проспекта, откуда ожидался троллейбус. Внезапно его внимание привлекла новая, как с конвейера, вишневая «девятка», которая прижалась к бордюру за остановкой. Из авто выпрыгнула еще одна его знакомая – Мила Дмитриева, однокурсница и подружка Марины из «Вечорки». Ей галантно помогал, придержав дверцу и подав руку, подтянутый мужчина в легкой ветровке, джинсах и кроссовках Adidas, на вид примерно лет сорока, без усов, бороды и других особых отличий.

Мила тоже увидела Алексея и на секунду смутилась. Но тут же, взяв себя в руки, поздоровалась первой.

– Кого я вижу! Ты откуда?

«Девятка» плавно тронулась с места и укатила, пользуясь зеленым сигналом светофора.

– От твоего непосредственного начальника иду, – сказал Алексей.

– От Михаила Евгеньевича?

– Ага.

Официально оформленная на полставки в некоем товариществе с ограниченной ответственностью, Мила фактически трудилась в аппарате полпреда. Писала пресс-релизы, помогала Михаилу Евгеньевичу готовить какие-то обзоры и справки. Она со вкусом подбирала свой гардероб и умело пользовалась косметикой, привлекая внимание мужчин эффектной внешностью. Весной Мила вышла замуж за однокурсника Гошу, который вместо журналистики выбрал более денежную рекламную стезю. Гоша, начиная с четвертого курса, сотрудничал с газетой бесплатных объявлений, там же и обосновался после выпуска. В дела супруги он совершенно не вникал, ведя здоровый образ жизни и посещая атлетический клуб.

– Кто это тебя катает? – спросил Алексей игриво.

– Не катает, подвез по пути. Дядя Коля, – сообщила она, беззаботно улыбаясь.

– Какой…

Алексей начал и замолчал. Он вспомнил, как во время общего бурного застолья Марина поведала ему о давнишнем друге Милы. Дядя Коля был офицером КГБ в отставке (подполковником или полковником, она не знала точно), воевал где-то в Африке или Азии за мировую систему социализма, даже ордена получал, а теперь занимал пост вице-президента по вопросам безопасности концерна «Интегратор».

Что связывало его с девушкой, Марина тогда не сказала. Только спустя несколько минут, видя, как Алексей искоса поглядывает на хохочущую Милу, шепотом отпустила в адрес лучшей подруги: «Змея». Такая специфика сугубо женских отношений его крепко впечатлила. Сейчас, постаравшись, Алексей даже воскресил в памяти фамилию дяди Коли: Полухин.

– Жаров его по-прежнему ценит? – блеснул он осведомленностью.

Мила всё улыбалась, но в ее глазах промелькнул некий особый интерес.

Президент «Интегратора» Жаров был не только самым богатым «новым русским» в городе, но и превзошел всех эксцентричностью. Его концерн вырос из обычного ларька. Торговый дом, банк, такси, два ресторана, модельное агентство, другие юридические лица – вряд ли кто-то еще, кроме самого Жарова, знал истинные пределы его состояния. Он любил потрясти земляков: спонсировал первый региональный конкурс красоты, подарил краеведческому музею портрет Грибоедова, написанный неизвестным художником, обещал взять шефство над местным футбольным клубом и через год вывести его в высшую лигу.

Кутежи бизнесмена, по рассказам участников, превосходили сказочные пиры Валтасара. Шампанское лилось рекой, красную и черную искру подавали половниками. Как-то раз Жаров и его друзья, капитально приняв на грудь, выкатили из гаража боевую машину пехоты, купленную ими у военных как металлический лом, и катались на ней по набережной. БМП, разумеется, была без вооружения, но фурор произвела изрядный.

При всём этом Владислав Тимофеевич не относился к выходцам из партийной или советской номенклатуры, а из комсомольского возраста выбыл ещё в середине застоя. До появления первых кооперативов он вел жизнь заурядного инженера с окладом в сто десять рублей.

– Конечно, с ним, – сказала Мила.

– Весело им там, наверное, – предположил Алексей.

Всё время, пока они общались, за ними внимательно следили двое мужчин. Они сидели в салоне бежевой «лады», припаркованной метрах в тридцати поодаль, возле магазина «Часы».

Один из них достал фотоаппарат с телеобъективом и аккуратно сделал несколько снимков.

Диалог-1

-…Фёдор Михайлович, я понимаю специфику ваших отношений с бывшими товарищами, но это надо сделать срочно.

– Юрий Константинович, даю вам слово: делается всё возможное. Я не могу их подгонять.

– Сколько времени им надо?

– Хотя бы два дня, лучше три.

– Неужели это так сложно?

– Мы имеем дело с профессионалом. Если они допустят ошибку, он примет меры, и тогда нам не хватит даже трех недель.

– Хорошо, пусть будет три дня. Вы должны узнать имя заказчика. Я не верю, что ваш Полухин действует по заданию этого проходимца Жарова. Говорят, он уволился из органов по идеологическим мотивам?

– Есть разные версии. Я слышал, его несколько раз обошли по службе. Возможно, банальное недовольство.

– Уточните тоже. Женщина, которую вы упоминали – его любовница?

– Вероятно.

– Узнайте точно! Да, еще. В донесении было сказано, что она виделась с каким-то журналистом…

– Я с ним знаком.

– Вот как? Что скажете? Случайная встреча?

– Скорее да. Но я бы проверил.

– А что насчет начальника охраны? Ваш совет?

– Его нельзя трогать, Полухин сразу насторожится. Просто аккуратно отправьте в отпуск или в командировку…

Глава вторая

14 сентября, вторник

Алексей отодвинул портативную машинку и потер глаза.

– Скоро сам очки нацеплю, – сказал он вслух.

Текст интервью был готов процентов на девяносто, если не больше. Учитывая перенаселенность и слабое техническое оснащение редакции, Алексей обычно писал тексты дома. Шеф не возражал, резонно полагая, что результат важнее. Тем более, на этот материал возлагались определенные надежды.

Беседа, состоявшаяся в минувший четверг, была настолько серьезной, что Станислав Петрович составил компанию Алексею. Их принимал у себя спикер областного Совета. При старом режиме Иван Минаевич успел побыть и главным комсомольцем, и главным партийцем области. Партийную должность он занял нестандартным способом, сам став некоторым образом продуктом перестройки.