– Так, значит, Василий Шуйский плохой, а Гришка Отрепьев в самый раз? – спросил я, дослушав историю злоключений русских в Швеции до конца.
– Не говори неподобного, князь! – сверкнул глазами в ответ Аникита. – То был истинный царевич, о том каждому ведомо! – и обиженно замолчал.
– Ну посуди сам, герцог-батюшка! – вступил в разговор Анисим. – Беглого чернеца Гришку на Москве каждая собака знала. Он у бояр Романовых, еще до того как сан принял, долгонько отирался. Как его с Дмитрием Ивановичем перепутать? Чай, в Москве люди-то не дураки!
– Стало быть, то был истинный царевич?
– Истинный!
– И Шуйские его убили?
– Как есть убили, герцог-батюшка!
Надо сказать, большинство русских переиначило мой титул на свой манер и звало меня князем. Если хотели подмазаться, то «пресветлым». Но Анисим, не иначе как в пику остальным, именовал меня «герцог-батюшка».
– А если его убили, то кто сейчас в Тушине сидит?
– А кто же его знает, герцог-батюшка! Господь не без милости – может, и спасся царь от иродов.
Вот чует мое сердце, что Анисиму вопрос о престолонаследовании по барабану. Если и были какие мысли о «природном государе», то тяжелая работа гребца и плетка профоса выбили эту дурь из головы начисто. Другое дело Аникита – для него это вопрос первостепенный. Но крыть ему нечем. Хоть самозванец Дмитрий, хоть нет, а его убили! Так что тушинский вор самозванец точно, но что ему делать в этой ситуации и кому служить – непонятно. Хотя тут я ему помогу разобраться. Служить надо мне, здесь и сейчас! А там видно будет.
Как ни медленно мы шли, но Кальмар был все ближе. По словам Юргена, еще несколько миль – и мы, выйдя из леса, увидим замок. Грохот канонады уже слышался. Пора остановиться и оглядеться, а то, чего доброго, выйдем под удар латной конницы или еще чего похуже. Так, а это кто?
К нам бежали разведчики из числа партизан Кноппе. Опаньки, пока я не торопился в бой, бой поторопился ко мне. Нам навстречу двигалась кавалерия, причем, скорее всего, датская. И что тут прикажете делать?
– Вот что, Юрген, раздели своих и отведи по обе стороны дороги. Да так, чтобы вас видно не было! Если это датчане – они атакуют нас, и когда завязнут, бейте их с обеих сторон. Хайнц! Стройте наших «каторжан» посреди дороги! Клюге, где вы, черт вас дери? У вас вторая линия! Vorwürts!
Сам со своими импровизированными рейтарами занимаю позицию в центре. Если это враг, а в этом я почти не сомневаюсь, то будем драться. Если все же свои, то буду выглядеть импозантнее, потому как понты в нашем герцогском деле дороже денег!
Непонятные кавалеристы мчались во весь опор, но увидев нас, перегородивших дорогу, остановились. Один из них настороженно приблизился и вдруг приветственно замахал руками.
– Ваша светлость! Слава богу, это вы!
Елки зеленые! Это же один из камергеров Карла IX, а я уж было хотел приказать стрелять.
– Что случилось? Вы мчались так, как будто за вами гнался сам дьявол!
– Хуже! За нами гонится король Кристиан! Сражение проиграно, его величество ранен, и мы пытаемся спасти его! Прикройте наше отступление, ваш долг спасти короля!
Вот не надо мне рассказывать, в чем мой долг!
– Где король?
– Он на носилках, скорее дайте нам проехать!
– Эй! Православные! Ну-ка расступись! – командую я.
Кавалькада проезжает мимо нас на рысях. Между двух лошадей импровизированные носилки с телом короля. Он в забытьи – похоже, его крепко зацепило.
– Отправляйтесь с богом! Спасайте короля и не беспокойтесь. Здесь сегодня датчане не пройдут!
– Храни вас бог, герцог!
– Что будем делать, Хайнц?
– То, что и планировали, ваша светлость! Эй, Клюге! Перегородите дорогу телегами. И маркитантскими тоже! У вас будет вторая линия. Фон Гершов! Отведите вашу горе-кавалерию назад.
– Может, их тоже на баррикаду?
– Нет, ваша светлость, толку тут от них будут немного. Пусть будут нашим резервом… ну или прикроют ваш отход. Кто его знает, как оно сложится. И раз уж вы понимаете варварский язык ваших новых солдат, переводите им мои команды.
По команде Гротте бывшие каторжане перегородили дорогу плотным строем в виде полумесяца. Получился огромный ощетинившийся пиками еж. В центре в глубине строя стояли немногочисленные стрельцы в две шеренги. Вскоре показался авангард датчан, численностью примерно в две сотни кавалеристов. Мы с Гротте как раз заканчивали инструктировать своих бойцов, и я, присмотревшись, решил, что они рейтары. Увидев нас, враги разделились. Одна половина осталась в резерве, а вторая бросилась в атаку. Узкая дорога не слишком удобна для караколя, но датчане, похоже, готовы были проделать его безукоризненно. В нескольких шагах от пик моих «каторжан» они слаженно остановили коней и приготовились открыть огонь из пистолетов, но именно в этот момент по команде капитана Хайнца, продублированной мною, первые шеренги пикинеров, уперев свое оружие в землю, опустились на одно колено, и по вражеским рейтарам хлестнул залп наших стрельцов. Нельзя сказать, что маневр был безупречен, но в общем и целом удался. Все же мушкет и пистолет обладают несопоставимой огневой мощью, да и стоят стрельцы плотнее, чем в принципе возможно сомкнуть ряды кавалерии. Кстати, знают они свое дело туго, и едва первая шеренга разрядила свои ружья, их место заняла вторая. Пороховой дым мешает видимости, но деваться датчанам сильно некуда. Так что следует второй залп, и судя по крикам раненых, не менее эффективный, чем первый. А вот сейчас опасный момент: фитильный мушкет заряжается долго, а у следующих шеренг рейтар оружие наготове. Оборачиваюсь и вижу, что стрельцы, не дожидаясь команды, зажав фитили в левой руке, споро заряжают свое оружие. Двух залпов в минуту они, пожалуй, не дадут, тут тренировка нужна, но видно, что навыка на веслах не растеряли.
Дорога завалена трупами и ранеными людьми и лошадьми, однако датчане упорно рвутся вперед. Из клубов уже рассеивающегося дыма на нас вновь скачут рейтары. Остановка, залп – и разворачивают коней. Следующая шеренга, остановка, залп, разворот. Неожиданно в голову приходит мысль, что если бы датчане не разворачивали коней, а сходу атаковали палашами – они бы, пожалуй, нас смяли. Но вот мушкеты заряжены, фитили горят, и стрельцы готовы. Залп! Следом другой! Хорошо дали! Но датчане упорно караколируют. От ружейного и пистолетного грохота ничего не слышно, и Хайнц знаками показывает мне, что пора. Горниста у нас нет, но строй невелик, и мы с ним только что не пинками гоним стрельцов назад. В баррикаде между телегами оставлены небольшие проходы. Лошадь с ходу не пройдет, а пехотинцу в самый раз. За телегами стоят мои мушкетеры и ждут своего часа. Датский командир не видит нас в дыму и пыли, но, очевидно, считает, что достаточно проредил своим огнем обороняющихся, и командует атаку. Рейтары с лязгом врубаются в шеренги пикинеров, те в ответ с почетом принимают их на пики. Блин, ну кто же так делает, это же не рогатина! Аникита пытается поднять рейтара пикой, черт его дери! У него получается! Тут Хайнц с силой толкает меня в бок и что-то кричит, страшно разевая рот. Да понял я, понял!
– Раздайся в стороны! – ору я, срывая голос. И пикинеры, как и было задумано, раздаются по сторонам от дороги, освобождая путь вражеским рейтарам.
Они с радостными криками продолжают атаку и с ходу упираются в баррикаду. Что, не нравится? Караколируйте теперь сколько вам угодно, пока мои мушкетеры, находясь в укрытии, будут вас расстреливать. Мои немцы действуют как единый механизм. Прицел, выстрел по команде – и отходят назад заряжать. Следующие, прицел, залп. Следующие. Страшная машина убийства себе подобных действует без сбоев. Датские кавалеристы понимают, что попали в засаду, и пытаются отойти, но не тут-то было. Хайнц опять командует, и мы с дикими криками атакуем, выставив вперед пики. Передовой отряд датчан обречен, осатаневшие русские бросаются на них, стаскивают с седел и убивают.
Датский командир пытается ввести в бой вторую половину рейтар, но неожиданно их начинают обстреливать из леса «партизаны» Юргена и Болеслава. Потеряв полтора десятка человек, те на рысях уходят из ставшего столь негостеприимным леса.