Конечно, думал Питер, в случае смены руководства более молодым и энергичным служащим предложат остаться. Он считал, что большинство воспользуется такой возможностью, ибо корпорация О'Кифа славилась хорошим отношением к своим служащим. Но людям пожилым, работавшим уже без особого рвения, было о чем призадуматься.

Подходя к своему кабинету, Питер Макдермотт столкнулся с главным инженером Доком Викери. И остановил его:

– Прошлой ночью что-то не ладилось с четвертым лифтом. Вам известно об этом?

Главный инженер угрюмо кивнул своей лысой яйцеобразной головой:

– Так всегда бывает, когда механизм нужно ремонтировать, а денег не дают.

– Разве машина так уж плоха? – Питер знал, что сумма, выделенная на машинное оборудование отеля, была недавно урезана, но лишь вчера впервые услышал о серьезных неполадках с лифтами.

Главный инженер пожал плечами:

– Если вы спрашиваете, не случится ли у нас крупного несчастья, я вам отвечу: «Нет». Я слежу за антиаварийным устройством, как за малым дитем. Но лифты у нас постоянно портятся, и рано или поздно может произойти кое-что и посерьезней. Ведь достаточно двум машинам встать на несколько часов, и здесь бог знает что будет твориться.

Питер кивнул. Если это самое страшное, что может произойти, тогда вряд ли стоит беспокоиться. И тем не менее спросил:

– А сколько вам требуется?

Главный инженер внимательно посмотрел на него поверх очков в толстой оправе:

– Для начала – сто тысяч долларов. С такими деньгами я выбросил бы на свалку большую часть подъемных механизмов и заменил бы их новыми, а уж потом занялся бы и другим.

Питер потихоньку свистнул.

– Я вам скажу лишь одно, – продолжал главный инженер. – Хорошая машина – штука замечательная, а порой даже и высокогуманная. Как правило, такая машина работает даже дольше, чем думаешь, да и потом ее можно подлатать и подремонтировать, и она еще поработает. Но все же рано или поздно наступает предел ее жизни, и тут уж ничего не поделаешь, сколько бы вы или ваша машина ни старались.

Уже войдя в свой кабинет, Питер продолжал думать о словах главного инженера. А когда наступает предел жизни отеля в целом? Для «Сент-Грегори» он еще, конечно, не наступил, хотя Питер полагал, что нынешнее руководство уже отжило свой век.

На столе у него лежала целая гора писем, записок и наказов, переданных по телефону. Он взял листок, лежавший на самом верху, и прочел: «Звонила мисс Марша Прейскотт, она ждет Вас в номере 555». Эта записка напомнила Питеру о том, что он собирался выяснить подробности инцидента, происшедшего вчера в номере 1126–27.

Еще одно: надо забежать к Кристине. Несколько небольших вопросов требовали решения Уоррена Трента, а во время их утреннего разговора они как-то не всплыли. Но Питер, усмехнувшись, тотчас одернул себя: «Ну что ты все увиливаешь?! Тебе хочется увидеть ее – почему прямо так и не сказать?»

Пока он раздумывал, куда прежде идти, раздался телефонный звонок. И голос портье произнес:

– Я подумал, что вы должны знать: мистер Кэртис О'Киф только что прибыл.

Кэртис О'Киф вошел в шумный, огромный вестибюль отеля «Сент-Грегори» стремительно, точно стрела, пронзающая яблоко. Яблоко, слегка подгнившее, иронически подумал он. Осмотревшись вокруг, он своим опытным профессиональным глазом сразу подметил кое-какие детали. Вроде бы пустяки, а весьма показательно: в кресле валяется газета, которую никто и не думает убирать; в урне с песком возле лифта – полно окурков; у посыльного на форме оторвана пуговица, в люстре под потолком перегорели две лампочки. У входа в отель с Сент-Чарльз-авеню швейцар в форме болтает с продавцом газет, а вокруг бурлит поток гостей и прохожих. Рядом с О'Кифом сидит пожилой помощник управляющего, всецело погруженный в свои мысли, и даже не смотрит вокруг.

Случись нечто подобное в одном из отелей О'Кифа – при всем невероятии подобной нерадивости, – там немедленно были бы приняты меры, вплоть до увольнения. «Но ведь «Сент-Грегори» не мой отель, – напомнил себе Кэртис О'Киф. – Пока еще не мой».

Он направился к портье – высокий, стройный, в хорошо отутюженном темно-сером костюме, он шел танцующей, скользящей походкой. Он всегда так двигался – на корте для игры в гандбол, где он бывал довольно часто, в бальном зале или на качающейся палубе своей океанской яхты «Корчмарь-IV». Он очень гордился своим гибким, натренированным телом большую часть своей жизни (а было ему пятьдесят шесть лет), на протяжении которой он из человека безвестного постепенно превратился в одного из богатейших – и самых неспокойных в стране – людей.

Портье за мраморной стойкой, едва взглянув на О'Кифа, протянул ему регистрационный бланк. Магнат даже не притронулся к бумажке. Спокойным, ровным голосом он сказал:

– Моя фамилия О'Киф, я забронировал два «люкса» – один для себя, другой для мисс Дороти Лэш. – В эту минуту он увидел, как в отель вошла Додо, длинноногая, с пышным бюстом, притягивающая мужчин как магнит. Она шла – и, словно по команде, поворачивались головы, застревали в горле слова. Так было всегда и везде. О'Киф оставил Додо у машины присмотреть за багажом: ей доставляло удовольствие время от времени заниматься такими вещами. Ну а все связанное с мозговыми усилиями было выше ее возможностей.

Фамилия О'Киф произвела на портье такое же действие, как если б рядом разорвалась граната.

Он буквально одеревенел, потом расправил плечи. Встретившись взглядом с холодными серыми глазами, которые, казалось, насквозь пронзали его, портье мгновенно переменился: безразличие тотчас сменилось угодливой почтительностью. Он инстинктивно поправил галстук.

– Простите, сэр. Вы и есть мистер Кэртис О'Киф?

Магнат кивнул, на лице его мелькнула улыбка, и он сразу стал похож на того, который, сияя улыбкой, благостно смотрел на вас с полумиллиона проспектов «Вы мой гость». Экземпляр такого проспекта всегда лежал на самом видном месте в каждом номере каждой гостиницы О'Кифа. («Этот проспект предназначен для Вашего развлечения и удовольствия. Если Вы пожелаете взять его с собой, сообщите об этом портье, и мы впишем в Ваш счет 1 доллар 25 центов».)

– Пожалуйста, сэр. Я уверен, что ваши апартаменты уже готовы, сэр. Одну секунду, сэр.

Пока портье искал карточки с указанием отведенных О'Кифу номеров, магнат отступил на шаг от стойки, давая возможность подойти другим прибывшим. Всего несколько минут назад здесь было относительно спокойно, теперь начался один из приливов, какие бывают в отеле каждый день. Ко входу, залитому горячим, ярким солнцем, то и дело подкатывали автобусы и такси, доставлявшие из аэропорта людей, прибывших, как и О'Киф, утренним рейсом из Нью-Йорка. Здесь явно собирались участники съезда, как не преминул заметить О'Киф. Огромный транспарант, свешивавшийся со сводчатого потолка вестибюля, гласил:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДЕЛЕГАТЫ КОНГРЕССА АМЕРИКАНСКИХ СТОМАТОЛОГОВ!

К О'Кифу подошла Додо, за ней, как жрецы за богиней, следовали двое нагруженных чемоданами посыльных. Под яркой шляпой с большими мягкими полями, не скрывавшей, впрочем, длинных пепельно-белокурых волос, на гладком, как у ребенка, лице блестели широко раскрытые голубые глаза.

– Кэрти, говорят, здесь остановилась уйма зубных врачей.

– Рад, что ты сообщила мне об этом, – сухо заметил он. – А то я бы и не знал.

– Хм, а может, мне все же поставить наконец пломбу? Я ведь давно собиралась это сделать, но все как-то не получалось…

– Они будут здесь раскрывать собственные рты, а не смотреть в чужие.

Додо, по обыкновению, растерянно уставилась на него; что-то происходило вокруг, а что – она никак не могла взять в толк. Управляющий одним из отелей О'Кифа, не подозревая, что сам босс слышит его, сказал как-то про Додо: «У нее все мозги в титьках – беда лишь в том, что они разъединены».

О'Киф знал: кое-кто из знакомых немало удивлялся тому, что он выбрал Додо в качестве спутницы – при его богатстве и влиянии он мог пригласить на эту роль почти любую женщину. Но знакомые могли лишь догадываться о безудержном темпераменте Додо, который они наверняка недооценивали, а она, послушная его воле, умела и до предела возбудить себя, и сдержать. Ее глупость, равно как и частые промахи, выводившие других из себя, казалась О'Кифу просто забавной: вероятно, ему порой надоедало находиться среди умных, острых людей, которые непрестанно стремились помериться с ним силами.