Я была в то время так далека от политики, что не поняла связи события с общим строем нашей страны, и мое негодование обращалось главным образом на предполагаемых доносчиков и клеветников. {112}
Мне было грустно, что мои планы рушились, что мое учение прервано, и, боясь повторения того же в будущем, я тогда же решила не добиваться более ничего в России и ехать за границу. Там не помешают! И без препятствий, без тревог можно будет спокойно учиться и кончить курс.
Было больно за Петра Францевича. Мы пошли к нему на дом. Там все было вверх дном. Продавалась мебель, посуда - ломка жизни была полная. Петр Францевич с женой и маленьким сыном оставался без средств и без всяких перспектив в будущем. Все было разбито, и приходилось строить новую жизнь на новом месте; учитель по призванию лишился аудитории, лишился атмосферы, которою жил, лишился возможности работать, как он хотел.
...Он выглядел спокойным; как всегда, говорил с легкой иронией, и мы не услышали ни одной банальной фразы: он был весь сдержанность и такт. О происшедшем он не сказал ни слова. Мы тоже не спрашивали ни о чем; ведь мы могли узнать все от студентов. Купили мы с сестрой из продававшихся вещей по чайной чашке "на память"; принесли Петру Францевичу нарочно снятую для него фотографию, на которой изображены вдвоем у столика за анатомией.
И долго белая чашка мною сохранялась. Однажды в Шлиссельбурге под конец заключения жандармы дали мне совершенно такую же. Я страшно обрадовалась: она напомнила мне Петра Францевича в Казани **.
______________
** В 1907 году, после Шлиссельбурга, я имела счастье еще раз встретиться с Петром Францевичем. Эта встреча описана в III томе моих сочинений. См. главу XXVI - "В Петербурге". См. Вера Фигнер, Полн. собр. соч., в семи томах., т. III, М., Издательство Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, 1932, гл. XXVI.
После ухода Петра Францевича оставаться в Казани нам было незачем; я уехала опять в деревню, в Тетюшский уезд, а весною 1872 года втроем, так как к нам присоединилась сестра Лидия, мы покинули Никифорово и отправились в Цюрих, где новые горизонты, широкие и далекие, захватили нас... {113}
Глава четвертая
1. В ЦЮРИХЕ
По приезде в Цюрих я была поглощена одной идеей - отдаться всецело изучению медицины - и перешагнула порог университета с благоговением. Два года лелеяла я одну и ту же мысль; два года только и слышала вокруг, что выполнение ее требует громадной энергии, характера и прилежания; мне было 19 лет, но я думала отказаться от всех удовольствий и развлечений, даже самых невинных, чтоб не терять ни минуты дорогого времени, и принялась за лекции, учебники и практические занятия с жаром, который не ослабевал в течение более чем трех лет.
На первых порах знакомых у нас не было; потом появились две-три личности, которые принадлежали к лагерю, прозванному впоследствии "спокойно-либерально-буржуазно-консервативной партией". Они не производили впечатления. Но сестра Лидия на занятиях анатомией сошлась с Варварой Ивановной Александровой, а через нее получила доступ к кружку студенток, приехавших немного раньше и вкусивших уже древо познания добра и зла. Это были две сестры Любатович, Бардина, Каминская и др. Вскоре она так подружилась с ними, что переехала жить в одном доме с ними. Так прошел весенний семестр, все лето и половина осеннего семестра, когда произошло событие, выбившее нас из колеи вполне уединенной жизни. Это была история с русской библиотекой, в которой мы были абонированы.
Русская библиотека была основана до 1872 года эмигрантом М. П. Сажиным и первыми студентками, приехавшими в Цюрих, а когда мы с сестрой приехали, в ней участвовали и другие эмигранты: Смирнов, Ралли и Эльсниц. Она заключала в себе богатое собрание книг на трех языках по истории, политической экономии, социологии и общественным вопросам, полную коллекцию {114} заграничных русских изданий ("Колокол", "Полярную звезду"26 и т. д.), все брошюры по рабочему вопросу; в читальне можно было найти все русские журналы, русские газеты и все органы французской и немецкой рабочей прессы. Слабы были отделы беллетристики и учебников, и не без умысла, как мы узнали после. Ее основатели имели в виду цель воспитательную и подбором книг и газет фиксировали внимание на известных вопросах: библиотека должна была давать общее развитие, а не служить пособием при изучении специальностей; в особенности она должна была воспитывать читателя в революционном и социалистическом духе. Для обеспечения этой цели управление и заведование делами библиотеки было сосредоточено в руках группы лиц, уже вполне определившихся, пополнявших состав группы по собственному выбору; остальная масса пользовалась за известную плату книгами, в ведении дел библиотеки не имела голоса и носила название "читающие" в отличие от "членов" библиотеки, которые являлись, таким образом, владетелями и администраторами ее. С наплывом большого числа студентов диспропорция между "членами" и "читающими" все увеличивалась, в конце 1872 года она сделалась громадной. Неудовольствие на такой порядок вещей росло, как кажется, уже давно; теперь оно вспыхнуло. "Читающие" потребовали уравнения прав; опека небольшой группы над более чем сотней лиц была замечена и стала невыносимой. Начались совещания, дебаты, сходки; решено было бороться и в случае нужды выйти всей массой из библиотеки для основания другой, вполне общественной и равноправной. Ультиматум "читающих" не был принят "членами"; сто двадцать человек выписались из библиотеки. Под горячим впечатлением начались сходки для организации библиотеки на новых началах; книги и деньги так и сыпались. Меньше чем через месяц новая библиотека была открыта и вскоре чуть не перещеголяла свою соперницу.
Но дело на этом не остановилось: решено было основать кухмистерскую и кассу помощи нуждающимся, потом вздумали купить дом, в котором сосредоточивались бы вновь народившиеся общественные учреждения, и {115} дом был куплен в складчину с переводом долга; затем был основан клуб, появился проект учреждения двух мастерских - столярной и переплетной; был разработан проект бюро для доставления нуждающимся работы; явились предложения читать лекции по некоторым вопросам; приехавший тогда в Цюрих Лавров прочел несколько лекций об участии славян в истории мысли.
На общих собраниях был поставлен вопрос об объединении всей русской молодежи, рассеянной по различным университетам Европы; это был бы братский союз для взаимной помощи и осуществления общих задач совокупными силами всех, а главной задачей было всестороннее развитие своих сил для служения благу родины.
2. ЖЕНСКИЙ ФЕРЕЙН**
______________
** Verein (нем.) - союз, общество, клуб.- Прим. ред.
Забавным эпизодом этого периода было образование женского ферейна.
На лекции минералогии Бардина, сидевшая со мной рядом, сказала: "Приходите сегодня в 8 часов в Пальменгоф. Там будет собрание студенток".
Когда в назначенный час я пришла, человек 50 были уже в сборе, и собрание открылось под председательством жены врача студентки Эмме.
"Мы собрались, чтоб обсудить вопрос об организации женского ферейна, заговорила Идельсон, изящная молодая женщина, инициатор нашего созыва.Целью ферейна должно быть - научиться говорить логически. Обыкновенно на собраниях женщины не выступают. Они стесняются, и хотя часто имеют знаний не меньше, чем мужчины, но не умеют ими пользоваться и молчат, не решаясь просить слова. Как более привычные ораторы, говорят одни мужчины. Но ведь все дело в практике, и если мы будем собираться одни, то скоро научимся как следует владеть речью. Поэтому я предлагаю основать ферейн, в члены которого принимались бы только женщины. Мы будем на собраниях читать {116} рефераты, лекции и обсуждать различные темы. Когда не будет мужчин, каждая из нас сможет высказаться свободно, как умеет, не конфузясь и не боясь критики или насмешки".
Против такого предложения - исключить мужчин - студентки более старших курсов восстали. Они находили это исключение смешным и указывали, что при одностороннем составе будущие собрания проиграют в интересе. Но студентки помоложе стояли за чисто женский состав общества, и так как нас было большинство, то предложение Идельсон было принято - "женский" ферейн основан и краткий устав его утвержден.
