– Давайте, идите ко мне…

Он подхватил магический кнут, оброненный сбитым с коня негодяем, и, взмахнув им над головой, оглушительно щелкнул, метя по ногам лошадей. Звонкое эхо с треском порвало тишину, заржали лошади, перебирая обожженными ногами.

Всадники решили атаковать Тристана тем же способом, каким он отбивался от них. Но он, разгоряченный, разъяренный, озверевший, словно не замечал ударов их хлыстов; те немногие магические ожоги, что достигали верткой цели, не отнимали у него много сил.

– Чайной ложкой океан не вычерпать!

Один из хлыстов захлестнулся вокруг белоснежной ладони, и Тристан, крепко зажав его, рванул на себя, сдернув всадника с седла под ноги его лошади. Затем он с яростным ревом ожег магическим ударом коня, и тот взвился на дыбы, едва не затоптав сброшенного седока.

Возникла свалка; встретив серьезное сопротивление, нападающие бестолково закрутились, понукая храпящих коней, которых Тристан сек и сек, заставляя избавляться от всадников.

– Спешиться! Спешиться! – прозвучал приказ, и негодяи спрыгнули с седел на мостовую. – Он один! Прирежем его!

– Давай, рискни приблизиться ко мне, – огрызнулся Тристан, распаленный дракой.

Ряженые, обозленные от первой неудачи, окружили его, приближаясь осторожно. Магические хлысты поблескивали в их руках пробегающими по кнутовищу вспышками магии. Один из ряженых прыгнул вперед, замахиваясь – и кнут Тристана захлестнулся у него на горле, душа и обжигая, лишая той немногой магии, что теплилась в его теле. Тристан рывком приблизил к себе человека, так близко, что ощутил на своей щеке  его сиплое горячее дыхание, а тот наверняка учуял запах крови, что исходил от Тристана. На миг они сплелись, словно добрые друзья, в объятьях друг друга, столкнулись, а нож Тристана, поздоровавшись с брюхом ряженого, пробил под ребрами, коварно кольнув сердце, и почти сразу же выскользнул из тела, отняв жизнь в единый миг.

Ряженый упал мертвым, даже не поняв, что произошло, а Тристан откинул кнут и перекинул окровавленный нож в другую руку.

– Что же ты, инквизитор, – укоризненно прошептала тьма. – Кровожаднее, чем головорез с большой дороги…

– Одно не помеха другому, – ответил Тристан и страшно расхохотался, учуяв азарт охотника и дрожь жертв в нападающих. – Я и демоном побывал. И все же служу магии и людям.

Трое оставшихся, набравшись смелости, напали разом, расписывая инквизитора ударами своих хлыстов. Но боль только сильнее ярила его; вертясь волчком, чтобы ожоги не доставали его, Тристан нападал на ряженых, и его нож перешибал кнутовища, кромсая магическое дерево и пальцы, сжимающие его.

В закоулке вмиг стало шумно; вопли раненных, визг кнутов, крики ярости – все смешалось в единый клубок драки. Лишенные магических хлыстов, нападающие тоже были вынуждены похватать ножи, такое грубое, примитивное оружие. Посеченные окровавленные пальцы нападающих скользили по рукоятям, их ладони теперь здорово напоминали искалеченную руку инквизитора, когда-то лишившегося пальца в бою…

– Где же твоя магия, инквизитор, – кричали они, целя свои ножи в сторону Тристана. – Сражайся как  маг!

– Маги со свиньями не дерутся! – огрызнулся Тристан.

Все свелось к банальной свалке, к поножовщине, и это пугало нападающих. В неистовой драке, в которую инквизитор их втянул, они поняли, что он хочет не просто их смерти – он хочет попробовать их крови.

Размахивая клинком, иссекая их руки и лица, пуская кровь, нанося много мелких болезненных ран, он упивался разливающимся сладковатым запахом, страхом врагов и вкусом их крови. Нанеся очередную болезненную рану одному из врагов, он с жутким хохотом облизнул окровавленное лезвие, и глаза его вспыхнули жутким светом.

– Да ты хуже проклятого демона! – взвизгнул один нападающий. Вместе с его кровью инквизитор словно выпивал его магию и его жизнь, и человек слабел, руки его опускались, плечи опадали. – Проклятый призрак!

– Сколько раз я это слышал! – страстно шепнул инквизитор. – Проклятье – это лучшее, что со мной случилось в жизни!

Окровавленная рука его обхватила голову ослабевшего человека, стиснула, плюща, холодеющие щеки и становящиеся жесткими, неживыми губы, а вторая рука одним резким и молниеносным движением прочертила глубокую алую полосу по горлу ряженого негодяя, выпустив фонтан крови.

В тот же миг в закоулке стало тихо, и  инквизитор, тяжело дышащий, окровавленный, замер, прислушиваясь к биению крови в висках.

Затем, пошатываясь на длинных ногах, шагнул к первому, сбитому с коня.

Грубо ухватил его за гудки, встряхнул, прижал окровавленное лезвие к горлу.

– Просыпайся, – нежнейшим голосом произнес инквизитор, сверкая алыми глазами. – Вставай, моя спящая принцесса! Не то я ножом нарисую тебе новое личико!

Пленник инквизитора, видимо, только притворялся, что потерял сознание. Стоило окровавленному лезвию ножа лишь коснуться его щеки, как ряженный с громким криком поднялся с земли, толкнувшись спиной.

Но больно много шевелиться инквизитор ему не позволил; со смехом он коленом придавил ему грудь, обездвижил своего врага. Сверкая недобрыми глазами, он, не особо осторожничая, вспорол маску, пошитую из тонких рваных лент, на лице своего пенника, сорвал ее, и под устрашающим нарядом обнаружил вполне человеческую голову.

Это был мужчина средних лет, краснолицый и усатый, с вытаращенными от страха глазами. Тристан тихо, адски опасно рассмеялся, водя ножом по небритой щеке ряженого и потешаясь над его испугом.

– Ты не имеешь права! – взвизгнул плененный усач, когда лезвие щекотнуло ему шею, да пребольно, оставив кровящую полосу. – Ты поклялся служить людям, ты же инквизитор!

– О, как быстро к вам возвращается память, если приставить нож к глотке, – произнес Тристан, щуря горящие яростью глаза. – Только что держал в руках хлыст, который своим ремнем попробовал крови не у одного человека, не так ли? И вот уже взываешь к моей совести и просишь о защите…

– Ты клялся!.. Демоны и ад заберут тебя, если ты посмеешь причинить мне зло!

– Со многими демонами я с давних пор дружен, – ответил Тристан. – А ад меня выплюнул и сказал, чтоб я убирался куда подальше, потому что в аду для меня места нет. Я слишком беспокойный постоялец; так что наказанием ты меня не напугаешь. Единственное, что может меня удержать от убийства – это моя совесть. Так что попытайся воззвать к ней. Вдруг получится?

Усатый снова взвизгнул, когда под остро наточенным лезвием лопнула его кожа, и щека разошлась в странной улыбке.

– Что, – верещал ряженный, – что тебе надо, чертов призрак?! Что ты хочешь знать?!

– Я хочу знать все, – ответил Тристан. – Я очень любопытный.

Он с силой нажал на нож, и вторая щека ряженого расползлась под его оглушительный крик.

– Неужели так больно? – притворно удивился Тристан. – Странно; я сам точил и правил этот нож. Он острый, как бритва. А острое режет не больно. Может, на другом месте попробовать?

– Сумасшедший садист, – выл усатый, мелко суча ногами.

– Когда вы убивали мою жену, – зловеще напомнил Тристан, – вы не сильно заботились о том, чтобы ей не было больно. Даже наоборот. Вы здорово помучили ее. И не подумали о том, кто у нее муж, и что вам за это грозит. Кажется, я стал слишком добрым со временем, и люди позабыли, что меня стоит бояться побольше, чем демонов запертых в аду.

Одним четким, точным ударом Тристан всадил нож ряженому в грудь, высоко, между ключицей и первым ребром, и плененный заревел, как бык, багровея еще больше.

– Вот теперь больно, теперь верю, – сказал Тристан, когда крик раненного перешел в жалкий скулеж. – Так что ты хотел мне рассказать, говоришь?..

– Как, – выдохнул раненный, заливаясь слезами, – как ты выжил, чертов белый призрак, и нашел этот город?.. Я видел – удар магии пришелся тебе прямо в сердце!

– Ах, так ты там был! Приятно узнать, что моя месть настигла именно того, кто приложил руку к этому дельцу. У меня есть свои секреты, почему магия не берет меня, – ответил Тристан, ухватившись за рукоять ножа и слегка поворачивая его. – Ну?