- Тогда покончите с этим! - предложил я. - Покончите, рассказав всю правду!
- Я не знаю всей правды! - выкрикнул он почти с яростью. - Если б я знал, кто убил Джона в ту ночь, я бы собственными руками переломил его пополам и оттащил его к капитану Ларигану. Если б я знал, кто напал на вашего друга Брока три месяца назад, а сегодня ночью сжег его дом, я не колеблясь сдал бы его правосудию. Но я не стану - послушайте меня, Геррик, я не стану сплетничать, попусту рассуждать и строить догадки. Это болезнь нашего времени - беспочвенные построения. Люди зарабатывают на жизнь, сочиняя колонки, наполненные слухами и намеками. Политики обретают власть, выдвигая ложные обвинения, поддержанные сомнительными доказательствами. Я не стану причинять людям боль, потроша их жизнь, как брюхо рыбы, чтобы все, разинув рот, смотрели на их внутренности, покуда не уверюсь, что они это заслужили. Помочь? Я помогу, но я не стану помогать вам ничем, кроме фактов! - Он ткнул в меня длинным пальцем. - Вы провели здесь меньше двадцати четырех часов, Геррик, и я вижу по вашему лицу, что вы уже кого-то подозреваете. Я прожил с этим двадцать один год. Вы думаете, у меня не возникало подозрений? Думаете, я не пытался разгадать загадку? Разница между мной и вами, Геррик, - или между вашим другом Броком и мной - заключается в том, что я забочусь о покое, единстве и выживании Нью-Маверика, которому я отдал четверть века. Я не стану проводить время забрасывая грязью людей, которые, возможно, просто потому, что они здесь живут, оказались замешаны в трагедии. Покажите мне убийцу, и я помогу вам уничтожить его. Дайте мне самому увидеть его, и я сдам его вам так быстро, что он и глазом моргнуть не успеет. Вы напрасно считаете, что я скрываю от вас всю правду. Я не знаю ее. А частичная правда, всевозможные "может быть" и "если" - с этим я дела не имею.
Он остановился, и было такое впечатление, что по комнате пронесся ураган. Я ощущал его величие и его непоколебимую убежденность в собственной правоте. Больше того, я верил ему. Он не стал бы скрывать факты, но и только. А в моей работе приходится иметь дело с версиями и догадками и проверять каждую из них, иначе ты просто не сдвинешься с места.
- Я уважаю вашу точку зрения, - сказал я, - даже если при этом вы лишаете нас той поддержки, которую могли бы нам оказать. Никто не знает это место лучше вас. Ваши суждения были бы для нас бесценны. И имейте в виду, сэр, вы можете быть предвзяты и слепы там, где человек посторонний нашел бы разгадку, знай он то, что знаете вы. Не лучше ли покопаться немного в грязи, чем ждать, пока случится третье, а может быть, и четвертое убийство?
- Я был исповедником для сотен людей в Нью-Маверике за все эти годы, сказал Марч. - Но вы услышите от меня об их проблемах, их ненависти, ревности, страхах не больше, чем услышали бы от священника.
- Кто-нибудь признавался вам в убийстве? - спросил я.
- Чушь!
- Если мне следует опираться на факты, я должен собирать их без всякого предубеждения, - заметил я. - Где вы были сегодня вечером, когда начался пожар?
- Я спал, - отозвался он. Черные глаза настороженно следили за мной. Как и положено в моем возрасте, когда темнеет, я ем, немного слушаю музыку, а потом сплю, сколько удастся. Моя задача - сохранить каждую толику сил, чтобы писать, едва станет достаточно светло.
- Вы слышали, как ваш зять вызвал пожарную команду?
- Я так не скажу. Я проснулся оттого, что он что-то кричал в трубку, но не пробудился настолько, чтобы понять, что он говорит. Но потом я увидел зарево.
- Пол не разбудил вас?
- Нет. Он побежал к дому миссис Брок сразу же, как позвонил.
- Вам не нравится ваш зять, так ведь, мистер Марч? Я слышал, как вы назвали его скулящей мразью и попросили держаться подальше от вас.
- А что он перед этим сказал!
- Понятно. Кстати, раз уж мы об этом заговорили, где была ваша дочь?
И тогда я увидел то, о чем предупреждал меня Келли, - мучительную боль в глубоко посаженных глазах.
- Я не знаю, - ответил Марч. - Она не обязана отчитываться ни передо мной, ни перед кем бы то ни было. Сейчас она наверху, смазывает Полу ожоги.
- Вернемся к моему вопросу, мистер Марч. Вам не нравится Пол, да?
- Он мне не нравится, - мрачно проговорил художник. - Он не нравится мне, потому что ему уже сорок пять, а он так и не вырос. Он не нравится мне, потому что у него чувство юмора как у ребенка, порочность и злость как у ребенка, но в нем нет детской невинности.
- Уверены ли вы, что не он совершил эти преступления?
Черные глаза сверкнули.
- Нет, не уверен. Это факт. Но я не уверен, что он их совершил. Это тоже факт.
- Вы упомянули о детской порочности. Что вы имеете в виду - склонность к злым проказам?
- Я имею в виду жестокость. Вы слышали вопрос, который он задал сегодня. Он спросил, где спит Лора. Он задал этот вопрос не для того, чтобы задеть Лору. Он это сделал, чтобы задеть меня - при всех. Дети могут быть жестокими, потому что, будучи детьми, они чувствуют себя обделенными: им кажется, что их обделили любовью, что кого-то любят больше, что им нарочно не купили мороженое, когда они этого просили. Ребенок жестоко мучает какого-нибудь зверька, потому что он недостаточно большой, чтобы мучить взрослых, которых он на самом деле ненавидит. В сорок пять лет с этим уже поздно бороться даже психиатрам.
- Почему вы его терпите?
- Он муж Лоры.
- Она его тоже ненавидит, - заметил я. - Почему вы и она его терпите?
- Вам не кажется, что ваши вопросы становятся чересчур личными, Геррик?
- У него есть что-то против вас?
Я ожидал, что Марч или рассмеется, или швырнет мне в лицо табак. Он не сделал ни того ни другого. Он просто уставился на меня.
- Он вас шантажирует?
Черные глаза превратились в узенькие щелки.
- Все мы в некотором роде шантажисты, Геррик. Любезность за любезность: я куплю вам выпить, вы мне купите выпить. Все люди, которые долго живут вместе, понемножку шантажируют друг друга.
- Вы уходите от ответа, - сказал я. - Он вас шантажирует?
- Нет, черт вас побери! - От его зычного голоса, казалось, содрогнулись стены.
- Полегче, Геррик, - вмешался Келли.
Я пропустил его предупреждение мимо ушей:
