– Подпись гласит: «Аглая Лыткина, 1910 год». Улавливаешь?
– И что? Это твоя родственница? – опять усмехнулась Туманова, но Дубовик не обратил никакого внимания на её иронию, лишь, улыбнувшись, сказал, что историю своего города надо знать!
– Ты мне лучше скажи, чей это дом, в котором расположено наше Управление? – он взял её за локоть и подвел назад к столу: – Садись, поговорим…
– Зачем это тебе? – удивилась она, а потом махнула рукой: – И чего я спрашиваю? Трудно с тобой, подполковник… – она вздохнула. – Князей Уборевичей это дом, и думаю, что ты об этом знаешь не хуже меня!.. Хитрец!.. Ну, может быть, скажешь, что тебя так заинтересовало в этой картине?
– Позже, Тамарочка, позже!.. Я и сам пока до конца не могу понять, что в ней не так… Но фамилии эти мне, несмотря на твою иронию, кое о чем говорят!.. Постараюсь разобраться. А сейчас перейдем к делам насущным.
Туманова возмущенно фыркнула:
– Как же ты любишь заинтриговать!..
Год 1910, декабрь
В вечер перед сочельником, когда уже весь дом Лыткиных после грандиозной уборки дышал чистотой и свежестью, наполняя комнаты благоуханием цветов в жардиньерках, запахом лампадок под образами и теплом жарко протопленных печей, вся детвора вместе с нянькой во главе с самой Домной Кузьминишной, собралась в гостиной за огромным овальным столом. Младшие дети под руководством старшей дочери Дарьи склеивали из цветной бумаги ёлочные цепи и фонари. Матушка с нянькой упаковывали подарки для прислуги, обсуждая, кому и что вложить в коробочку, чтобы никого не обидеть. Домна Кузьминишна при этом добавляла кому пятачок, кому и гривенник. Свою прислугу купчиха Лыткина хоть и держала в строгости, но никогда не порола и не наказывала, а в праздники, особенно в Рождество и Пасху, в меру баловала.
Сын Михаил вслух читал «Сказки голубой феи» Лидии Чарской, а средняя дочь Аглая сидела отдельно ото всех на мягком диване, обитом, как и вся мебель гостиной, шелковой стеганой тканью в желто-зеленых тонах с китайским орнаментом, спинка которого заканчивалась богато оформленной резной полочкой с расставленными по ней дорогими безделушками.
Вообще, вся обстановка дома Лыткиных была богатой и добротной. Гардеробы, комоды, салонные столики, венские стулья были выполнены из клена, дуба, карельской березы со вставками из тисненого металла и поливной керамики. Картины, писанные маслом, вышитые гарусом и даже бисерные, и огромные зеркала – всё в дорогих рамах. Ширмочки, пуфики, подушки обтянуты шёлком в модных серо-зеленых, сиренево-розовых тонах, обработаны золоченым тиснением. Канделябры и модные бра выполнены из металла резным цветочным орнаментом.
«Красный» угол – с образами в серебряных вызолоченных ризах, портрет Государя Императора – в золоченой раме, серебряные лампадки, иконы в дорогих окладах – всё дышало патриархальностью и незыблемостью христианской веры.
Предрождественский Филиппов пост семья соблюдала со всей строгостью. Но домашние никогда не испытывали ущемленности в еде: все сорок дней на стол подавались ароматные щи и супы из разных круп с капустой, грибами и картофелем, вкуснейшие каши также с грибами, фруктами, политые свежим прованским маслом. Китайский чай пили с миндальным молоком, вареньем. Кухарка Аксинья была мастерицей печь ноздреватый хлеб с хрустящей корочкой, лепешки из гречневой и овсяной муки, которые дети с удовольствием макали в мед. Отец, возвращаясь вечером из своей торговой конторы, никогда не забывал одарить всех детей сахарными петушками или тянучками, за которыми отправлял в соседнюю лавку приказчика Макара.
Сам Лыткин занимался торговлей мануфактурой, за которой раз в месяц ездил по ткацким фабрикам, делая оптовые закупки. Иной раз возил с собой старших детей, таким образом, приобщая их к своему делу, переводя его на семейный подряд.
На сочельник уже было приготовлено праздничное сочиво – сладкие пшеничные и рисовые каши с изюмом. И к Рождественскому столу все было закуплено. В кладовой на полках уже остывали холодцы, фаршированная свиная голова, заливные стерляди и языки говяжьи, на чистых холстинах разложены выпотрошенные и промытые тушки поросят, зайцев, индюшки, уток и кур – эти ждали своей очереди в печи. Висели копченые окорока и колбасы. У холодной стены – бочонки с солеными дарами моря. В кухне в дежах поднималось тесто, и запах дрожжей разносился по всем нижним комнатам. На скамьях в больших корзинах стояли краснобокие яблоки, в маленьких – орехи, в коробках лежали пастила, печенье, печатные пряники. Рядом – бочата, бутыли и бутылки с винными напитками. Угощенье на Рождество, как и вся жизнь, у Лыткиных было богатым, и мало кто из горожан не заходил в праздник в этот дом.
В кухне толпилась своя и нанятая со слободки прислуга. Самой Аксинье с дочерьми было не справиться с таким количеством приготавливаемых блюд.
А пока семья проводила вечер в подготовке и ожидании веселой недели.
Слушая сказки, каждый думал о своем: дети, с замиранием, представляли, какой будет ёлка, будут ли подарки ожидаемыми, взрослая молодёжь мечтала о маскараде, хотя Дарья в этот вечер была не спокойна, щёки её постоянно вспыхивали ярким румянцем, то вдруг лицо заливала бледность, что не ускользнуло от внимательного родительского взгляда. И наряду с хозяйскими хлопотами Домну Кузьминишну одолевали мысли о взрослой дочери.
Изменения в настроении девушки она заметила задолго до этого дня, но списывала всё на взросление, и считала, что толчком этому послужили слова Гордея Устиновича о скором сватовстве: так как Дарьюшка уже вошла в невестин возраст, отец подобрал ей знатного жениха – сына своего старого товарища Сысоева Глеба Донатовича, торговца пушниной. Домна Кузьминишна не особо одобряла выбор мужа, так как Петр не отвечал представлениям женщины о хорошем муже, хотя внешностью обладал приятной, но поведение его отличалось вольнодумством и легкомыслием. От своих товарок краем уха слышала также, что Петр втайне ото всех посещает игральный дом. А уж это никак не укладывалось в понятие о крепости духа мужчины, призванного быть главой семьи и сохранять, и приумножать достаток её. Расточительство было едва не главным грехом в обществе крепких купцов, какими являлись на тот момент Лыткин и Сысоев. Даже меценатствовали с осторожностью, дабы не растратить понапрасну накопленные годами ценности.
Нравился ли выбор отца дочери Дарьюшке, Домна Кузьминишна не знала точно, могла лишь предполагать отрицательное мнение её, но повлиять на предстоящее сватовство не могла, слишком уж весомым было слово мужа, и перечить ему никто в семье Лыткиных не осмелился бы никогда.
Так, в раздумьях о своих детях, проводила этот вечер купчиха Лыткина.
В гостиную кухарка Аксинья внесла огромный самовар: из конторы вернулся хозяин, семья собиралась пить чай.
Домна Кузьминишна повернула голову к дивану и жестом поманила сидящую на диване Аглаю. Девочка лишь кивнула: разговаривать она не могла, была глухонемой от рождения. Но отсутствие одного дара заменилось с лихвой другим. Будучи ещё совсем крохой, она однажды вошла в кабинет к отцу, взяла лист бумаги с рабочего стола, карандаш и нарисовала его портрет. Рисунок хоть и дышал детским восприятием, но настолько точно передавал саму суть, что Лыткин и всё его семейство поняли сразу: Господь одарил девочку необыкновенным талантом художника. С той поры отец постоянно покупал ей холсты, палитры, кисти, краски. Написанные готовые картины вставлял в дорогие багеты, и они наравне с полотнами великих художников висели на обитых шелковыми обоями стенах дома.
Однажды некий заезжий художник, расположившийся со своим мольбертом на берегу реки, был весьма удивлен и поражен, когда семилетняя девочка, подойдя к его картине, вдруг взяла у него кисть и двумя мазками исправила то, что он пытался сделать вот уже два дня. Няня, гуляющая с детьми Лыткиных, объяснила молодому человеку, в чем дело. Тот упросил женщину проводить его к родителям девочки. Там он стал горячо убеждать их отдать Аглаю в художественную школу, но отец был неумолим: девочка очень мала, нуждается в уходе и заботе своей семьи. А к этому разговору обещал вернуться через несколько лет. Правда, раз в год художник появлялся в их доме и с удовольствием разглядывал законченные новые работы Аглаи. Молча, указывал ей на её ошибки, а она прекрасно его понимала и в ответ лишь кивала головой. Но с каждым разом работы её становились всё профессиональнее, и молодой человек говорил, что девочку ждёт большое будущее.
