Хороший вопрос.

– Твоя правда, – согласилась я угрюмо. – Да только тут дело такое, аспидушка, в устье реки мои владения с владениями водяного перемежаются. Места болотистые, а значит сила Воденьки велика там, но островки на болоте деревьями да кустами покрыты, следовательно и моя сила велика. От того и мост ставить там будем, разумнее это.

И снова выслушал меня аспид уважительно, обдумал сказанное, да вдруг выводы сделал странные:

– Ты уж прости, хозяйка лесная, да только в битве этой не только тебе с водяным оборону держать. Оглянись, ты войско созвала. А войско созывают не для того, чтобы лишь пировать. На войну созвала, вот воевать и будем. Ты свое дело сделала, ведунья, накормила, напоила, да плату предложила. А далее, уж не обессудь, дело наше, и как воевать, и как оборону держать.

И вспыхнули поганки на двери, заставив отскочить от них домового с русалками, скукожились, и покрылось дерево слоем метала. Да не простым – толстым, с шипами острыми да гибкими, что шевелились пошустрее корней магически растущих.

Вот как значит.

Села я поудобнее, щеку рукой подперла, да и сижу, на аспида взираю многозначительно. Аспид мне не менее многозначительным взглядом ответствовал, и вернулся к совету военному.

– Водяного помощь не потребуется, на нее и не рассчитывали, сами сдюжим.

И вернулись на место прежнее все три моста, а мне выразительно на избу указали.

Уже бегу, спотыкаюсь и падаю от расторопности. И не смотря на взгляд выразительный, осталась сидеть с готовностью созерцать дальнейшее безмятежно. А и действительно, было бы чего переживать – одним аспидом больше, одним аспидом меньше… а остальных от любой беды уберегу, коли потребуется.

Но аспид считал иначе и на меня смотрел все более выразительно.

В смысле глаза его синие все более явственно выражали желание узреть мое исчезновение, желательно в направлении избы. Я ответила взглядом спокойственным, выражая желание остаться, посидеть, и вообще здесь неплохо развлекают.

Аспидушка шумно воздух тянул, медленно выдохнул, да и смирился… Что ж ему еще оставалось то? Тут я хозяйка.

И пришлось ему к плану военному возвертаться, скрипя зубами.

А да и вернулся он, да так решительно, уверенно, с энтузиазмом непритворственным, что и не заметила, как заслушалась!

Сама я желала войны длительной, осторожной, чтобы наши не пострадали, а враг подустал, но в нежити аспид разбирался гораздо лучше меня, и на порядок лучше нечисти.

– Зараженный лес опасен для всех, в ком течет кровь. Яд может проникать через глаза, дыхание, кожу – это медленное распространение. Для обычного человека опасность представляет нахождение в тумане Гиблого яра свыше одного часа. Для магов – сутки. Для нечисти – сорок восемь часов. Ни один из вас не должен пробыть в тени пораженных деревьев более этого времени.

Аспид обвел всех пристальным взглядом, и взгляд его действовал посильнее слов – даже волкодлаки теперь дышали через раз, вампиры и вовсе сидели задумчиво, и думали явно об одном – это куда ж они вляпаться умудрились.

А аспидушка продолжил:

– Любое ранение, повреждение кожи до простой царапины – и вы отступаете.

– Дык как, с поля боя-то? – возмутился Далак.

– Молча, – ледяным тоном оборвал возмущение аспид. – Если яд проникнет под кожу, счет вашей жизни пойдет на минуты.

Все окончательно притихли.

Я так вообще с самого начала притихла, и смотрела на аспида с нехорошим ощущением – такой за услугу явно и плату возьмет ту, что назвал… и что-то кажется мне уже, что и Лесная Силушка не спасет. Да только я о том опосля подумаю, потому как сейчас посерьезнее вопросы появились – что делать-то? Если правду аспидушка говорит, то…

То план моих действий не меняется.

Раненные через реку пройдут, водяной с них яд смоет, а в своем лесу уже я вылечу.

Только очень мне про ограничение времени слова аспида не понравились. Смотрю на него, всей своей ведьминской сутью ощущаю – не врет, говорит по делу, четко, не усугубляет ничего, да только… Откуда ему все то ведомо?

Откуда сам пришел я не спрашивала, да и права на то не имела – мне с ним войну воевать, а не генеалогическим древом интересоваться, но время…

Время и цифры были тем, на чем акцентировали внимание ведьмы и… маги.

И возможно я не знала бы об этом, если бы не была ученицей Славастены. Но первое, что я услышала, оказавшись перед наставницей, было: «Триста шестьдесят единиц силы. Превосходно, Валкирин, превосходно».

360…

Для того, чтобы ведьмой стать, требовалось четыре всего. Для того, чтобы в ученицы пойти – едимоментно десять выдать.

Так что когда привели меня к Славастене – обходили меня ученицы стороной, береглись, опасались…да напрасно. Восемь мне было, когда в поместье Славастены вошла, а второй раз сила проявилась лишь в пятнадцать – когда деревеньку Горичи прокляла. И сила единовременного выброса магии составила уже 500 единиц. И когда я вернулась из проклятого места, в глазах тех, кто вчера еще обижал да деревенщиной звал, поселился страх. Ведь если я одних прокляла, сохранив обиду на столько лет, значит и их проклясть могу, да так, что никто не спасет.

Про то, что не спасет никто, правда, не сразу поняли. Когда о событиях в Горичах дошел слух до самого короля, король к Славастене Ингеборга отправил, своего лучшего архимага, чтобы разобрался, ученицу ведьмы к порядку призвал, да и деревеньку спас. Ингеборг был хорошим человеком, именно человеком, а не магом, от того, первым делом он отправился не ко мне, а сразу в Горичи. Думал, разберется сразу с проблемой, а уж после и с бедовой ведьмой.

Да не вышло.

Ингеборг поражения не принял, учеников лучших призвал, да двух иных архимагов. Всю ноченьку маги формулы составляли, рассчитывали удар, взвешивали каждое слово заклинания, по утру разом и ударили в тучи серые, да и проглянуло солнышко. Пробился сквозь мрачный небосвод луч яркий солнечный, и обрадовались маги…

Недолго радовались.

Луч то был всего один, и осветил он три могилки. Только три могилки. Посияло солнышко лишь для них до полудня, и снова за пеленой серых туч скрылось.

Так что к вечеру по мою душу не только Ингеборг заявился, но и ученики его лучшие и соратники верные.

Ох и страшно мне было идти к Славастене на ковер в тот вечер, ох и боязно, а все равно не жалела ни о чем. Умылась, косу переплела, платье заклинанием разгладила, да и пошла, деваться было некуда.

В темном кабинете наставницы тускло горели светильники по стенам, да ярко свечи на столе, и свет их был на вход направлен, так что когда вошла я, никого разглядеть не сумела, взгляд опустить пришлось.

«Ближе, Валкирин, подойди ближе!» – властным, непререкаемым тоном приказала Славастена.

И тогда я вскинула подбородок, сквозь свет, пусть и резал глаза, решительно посмотрела на Ингеборга, что за столом ведьмы-наставницы сидел, и уверенно прошла прямо, в двух шагах от стола лишь остановившись. Не понравилась архимагу моя дерзость. Маги в принципе ведьм за дерзость недолюбливают, а тут ученица-недоросток супротив архимага, чье имя по всему континенту славилось. И потому, зла Ингеборг не скрывал, когда произнес сурово: «Вижу, о содеянном ты не жалеешь».

Не жалела. И скрывать этого не собиралась.

И тогда архимаг спросил:

«Как снять ведаешь?»

«Нет» – и это было приговором.

Молча подошла Славастена – я молча сняла с пальца кольцо ученицы, и отдала ей.

«К ведьмам отправь, на гору, – решил мою судьбу прославленный Ингеборг».

К ведьмам на гору – это значит не видать мне больше столицы, и подруг, пусть и малочисленных, тоже не видать. Не пройтись по вечерним улочкам витрины яркие рассматривая, не забежать в театр, восторженно на талант актерский взирая, и про книги можно было тоже забыть…

Но все сложилось не так.

Едва вышла я, растерянная, расстроенная в коридор темный, догнал меня не абы-кто, а сам Тиромир, восторженная мечта каждой из учениц, остановил, обошел, в глаза заглянул и сказал тихо: «Не грусти, поговорю с отцом и матерью. Твое дело правое, они это знают. Не печалься, теперь я с тобою буду, Веся».