Думал ли я, что эта поездка станет началом наших многочисленных, почти каждый год, путешествий по тёплым морям и солнечным берегам? Что напоённый запахом цветущих олеандров кипрский воздух отравит наши лёгкие, привыкшие к московскому бензиновому смогу, и что зуд дальних странствий отныне поселится в наших ногах? Что весь мир побережий, омываемых тёплыми морями, распахнётся перед нами и любые страны станут нам доступны, только выбирай! Конечно, в пределах наших финансов. У меня есть не блестящий, но вполне пригодный для общения английский, который я выучил самостоятельно, не хуже, чем у Бухмана, учившегося в инязе. Язык выручал меня везде в моих деловых поездках, от Ливана до китайской глубинки.

Свобода выбора и свобода действий – это то, чем мы дорожим. Да простят мои соотечественники мой непатриотизм, но я не люблю общество россиян за границей. Для этого у меня есть основания. В девяностые и в начале двухтысячных, увы, не лучшие представители России, освободившейся от кагэбэшного надзора, мутной волной перехлестнули границы. Рынки Европы и Азии запрудили челночницы – дурно одетые, громкоголосые, нахальные русские бабы, забивавшие самолёты неподъёмными тюками с барахлом. Я встречал в самолётах и в испанских гостиницах пресловутых новых русских – внезапно и неправедно разбогатевших, мордатых, безвкусно разодетых, окружённых пьяными, крикливыми девицами лёгкого поведения. Они эти гаремы возили с собой. Я встречал в автобусах наших, громко и надоедливо хвастающих, в каких только странах они не побывали и как они плевали на этих итальяшек и испашек. Я встречал на углах вечерних улиц зарубежных городов проституток, переговаривавшихся на русском, правда, в большинстве с украинским акцентом. Я встречал на улицах стайки наших простых туристов, ведомых гидом, одетых в мешковатые советские костюмы, с растерянно и опасливо бегавшими глазами. Наконец, неистребимое желание наших людей выпить как следует, потому что отпуск пропадает, не покидает их и за границей, и это напрягает. Мне до остроты больно и обидно за державу. За нашу державу, где умные и образованные люди не могут себе позволить выехать дальше своего дачного участка. За то, что о русских судят по этой людской пене.

За последние годы многое изменилось в нашей жизни, и определить русского человека за границей можно только по родной речи. Увы, мои соотечественники очень редко говорят на других языках.

Две недели пролетели мигом. Мы покупали новые плавки и летние цветные рубашки, приобрели шикарный тёмно-синий чемодан на колёсиках, с выдвижной рукояткой, чтобы выглядеть совсем-совсем европейцами, и русско-греческий разговорник, чтобы объясняться с аборигенами острова на их туземном языке. Не могу похвалиться большими успехами в греческом, но некоторые слова я освоил.

Калимера – это доброе утро.

Калиспера – это добрый день.

Эфхаристо – это спасибо (как у нас в церкви, честное слово).

И ещё – очень круглое, как мячик, слово паракало – с ударением на последнем слоге – пожалуйста.

Дэзьку определили к нашей дочери в Минске, её отвезла туда Люся, для чего я купил ей (Люсе, конечно) билет в вагон СВ. С таким шиком она ездила в первый и последний раз в жизни.

И вот настал день нашего отъезда, то есть отлёта. Тревожная суета в очередях на регистрацию, стояние под сверлящими взглядами пограничников при паспортном контроле – и наконец мы в транзитной зоне, свободные, как птицы перед полётом в южные края; и, конечно, магазины duty free. Ах, эти «дьюти фри»! Соблазнительно выставляющие на полках сверкающие заморские парфюмы и напитки, с элегантными продавцами, предлагающими понюхать и попробовать. В этой тишине, залитой ровным золотистым, без теней, светом и чуть слышной волшебной музыкой, зачарованные путешественники к сказочным островам движутся плавно и неторопливо, говорят вполголоса. Всё это великолепие можно посмотреть на свет, подержать в руках, почитать безупречно строгие этикетки. И купить. Ну кто сможет устоять перед этим соблазном? Тем более что цены там – без налогов и пошлин, почти даром. В отличие от цен в московских магазинах со многими нулями и знаками, там на этикетках – один-два знака. Правда, в долларах, но какое это может иметь значение, если с этого момента они, путешественники, – свободные граждане мира в свободном полёте! И они покупают. То, что никогда бы не позволили себе дома. Коньяки Remy Martin, виски Jonnie Walker, духи Chanel…

Наш самолёт вырулил на стартовую полосу, задрожал от нетерпения, затем, радостно взревев, пробежался по полосе и взмыл. Я открутил колпачок от фляжки Biscuit, налил в напёрсток солнечной жидкости, протянул Люсе. За наш счастливый полёт!

Итак, мы стали московскими дачниками. Остаток зимы и весна были очень напряжёнными для Агафонова. Как втиснуть в оставшееся малое количество мест всю массу желающих? Тем более что при регистрации кооператива в районе обязали принять двух блатных – начальника Пресненской ГАИ Ивана Григорьевича Подколзина и его заместителя Тимофея Константиновича Сенцова – и отвести один участок под пожарный водоём. Ну и нас с Люсей включить, конечно. Затем пробить проект застройки, утвердить его в Райархитектуре. Пройти многочисленные инспекции: пожарную, экологическую, земельную и т. д. Заключить договор с Энергосбытом на подачу электроэнергии. На собранные с дачников деньги обнести участок забором. Отсыпать и проложить дороги. Разметить и пробить колышками шестисоточные участки, пронумеровать их. Получить и выдать членам свидетельства и ещё многое, многое другое.

Наконец настал долгожданный, вожделенный день – выездное собрание. Наш участок представлял собой вытянутый прямоугольник, крестообразно перечёркнутый главными дорогами – поперечной, от въездных ворот, и продольной. По четырём углам центрального перекрестия располагались самые престижные участки. Левый верхний занял сам Агафонов – наше дачное руководство, два правых были выделены блатным – Подколзину и Сенцову, а левый нижний достался нам с Люсей – за неоценимый вклад в дело приобретения земли. Остальные тянули жребий – квадратные бумажки с номерами из агафоновской шапки.

А земля русиновская оказалась мёртвой. За многие годы нещадной эксплуатации в неё высыпали столько минеральных удобрений и ядохимикатов, что убили в ней всякую жизнь. Даже трава не росла, только какие-то жёсткие колючки. И ядовитый зелёный налёт на кочках бывшей пахоты. Нам предстояло оживить её, напитать навозом и своим потом. А пока дачники бросились строить, чтобы иметь крышу над головой.

Успешнее всего это получалось у нашего главного гаишника Подколзина. Начальник районной ГАИ – ну о-о-очень большая фигура. Как-то мне довелось посетить это учреждение. У меня водительские права забрали, сами понимаете, конечно, не по делу, я ни в чём виноват не был. Ну, я и решил просить помощи у Подколзина, как-никак сосед по даче. Пока я робко сидел в приёмной, ка-а-акие фигуры входили и выходили! Так вот, в ближайшую субботу мы стали свидетелями этого действа. Всеми событиями управляла патрульная машина с проблесковыми маячками. Неумолимыми жезлами они останавливали экскаваторы, самосвалы, большегрузные машины, и вся техника направлялась на подколзинскую дачу. Потом подкатил автобус со штрафниками-пятнадцатисуточниками. Работа кипела. Экскаватор вырыл огромный котлован, загромоздив остальной участок горой земли. Самосвалы везли песок и щебень. Большегрузы – железобетонные блоки и пакеты кирпича. Автокран разгружал всё это. Привезли будку постового, чтобы Ивану Григорьевичу было где укрыться и отдохнуть. Ближе к вечеру на служебном уазике подкатил сам Подколзин, и два милиционера вытащили и занесли в постовую будку ящик коньяка. На следующий день, в воскресенье, состоялось обмытие этого события, с приглашением Агафонова и других ближайших соседей. Компания, конечно, была исключительно мужской. Я отговорился тем, что за рулём и мне вечером в Москву. Подколзин сказал: «Ерунда, не бойся, я тебя в случае чего прикрою». Но тут вмешалась Люся и увела меня по каким-то срочным делам. А вот Валентину Агафонову отвертеться не удалось, и теперь каждые выходные он тяжко страдал от перепоя и грызни жены – хохлухи Анны Сергеевны.