Моя работа заключается в том, чтобы смотреть в монитор. Механизм моего мира простой. Кто меня включил я не знаю. Как не знаю и когда. Система моего мира загрузилась годам к трем-пяти. В дальнейшем подгружались все новые модули. В памяти системы одновременно может находиться ограниченное количество модулей. Поэтому устаревшие модули поступают в криптохранилище. Они зашифрованы даже для меня, владельца системы. Только, я не владелец – я оператор. Я смотрю в монитор. Мой монитор – мои глаза. Мой жесткий диск для меня, как оператора – отключен. Мне доступна только виртуальная память, виртуальный диск, который включен, пока включен я. Но я не знаю даже, кто сидит за моим монитором, кто смотрит в мои глаза с той стороны, изнутри. У моей системы несколько уровней, или задач. Базовый уровень состоит из двух подуровней: энергетический и виртуальный. Энергетический подуровень обеспечивает существование системы моего мира, виртуальный – мое существование. Но главный в моей системе – неизвестный. Тот, кто смотрит в монитор изнутри, из меня. Этот уровень названия не имеет. Он запределен. Думаю, он и для системы запределен. Неизвестному, по большому счету, малоинтересно, что будет со мной и с системой моего мира. Он меня использует для получения информации, для опыта. Не станет меня, найдет другого. Сколько таких неизвестных я не знаю. Но это точно не я, каким я себя знаю. Не я виртуальный. С неизвестным лучше ладить. Не стоит ему перечить. Если попытаться это сделать, происходит вот что. Разрешение монитора падает до минимального. Цвета только основные. Детали не различимы. Мир становится простым и понятным. Потребности падают до энергетического подуровня. Виртуальная память сокращается до нескольких единиц. Такова особенность системы – что не используется поступает в ячейки резервного хранилища, и ключ от них у неизвестного. Если неизвестному понравиться, он может открыть ячейки ранее недоступные. И, я подозреваю, не только виртуальные. Иногда бывают сбои переполнения виртуальной памяти, что для меня является загадкой. По моей модели мира объем виртуальной памяти контролирует неизвестный. Невозможно представить, чтобы он допустил переполнение. Теоретически такое может сделать другой неизвестный. У них все, как у нас. Выходит так. Только на другом уровне. Обозначилась проблема. Как я защищен от другого неизвестного? Очевидно, я не могу этого знать. Может знать мой неизвестный. Кроме системы моего мира, существует еще общая, или глобальная система, в которую включены и я, и неизвестный. Но подключиться к глобальной системе минуя неизвестного невозможно. Потому что неизвестный – это я, я – это неизвестный, пока моя система включена. Я не знаю можно ли отключить неизвестного. Для меня это точно невозможно. Для чего существую я? Для себя, или для неизвестного? Каждый сам для себя решает этот вопрос. Если я решу, что существую для себя, что станет с неизвестным? Ничего. Беспокоиться не о чем.

Беспокоиться не о чем. Что за бред. Сумин перевернул переплет, чтобы посмотреть обложку: Потьмак А.А. «Недеяние».

Партия Красной Дуги была основана на четвертый год Великого Наводнения. Великое Наводнение началось после катастрофы на подземном заводе. Кипящий пар через поры в породе ворвался в реку Склера. Единственный деревянный мост через реку испарился почти мгновенно, вместе с людьми, к несчастью, оказавшимися на нем в момент прорыва. Первый год Кипящий Пар показывал картины из жизни неизвестной цивилизации. Группа людей в одеянии похожем на хитон белого цвета подошла к огромной, идеально ровной, прямоугольной каменной глыбе, сели кругом, скрестив ноги, закрыли глаза. Через несколько минут одеяние неожиданно поменяло цвет, потом еще раз, еще, со все убыстряющейся частотой «хитоны» переливались всеми возможными цветами. Глыба лежала на месте. Спустя некоторое время, глыба и воздух между «операторами» и камнем стали окрашиваться, сначала бледными цветами, затем ярче, пока полностью не сливался с цветами «операторов». В этом столбе цвета камень самопроизвольно поднялся и аккуратно лег на вершину сооружения, похожего на пирамиду, еще не достроенную. Звука картина не давала, поэтому нашлись фантазеры, которые уверяли, что цвет в картине это якобы воплощенный звук, извлеченный операторами из камня. Что звук – одна из ипостасей цвета, а цвет – обращенный звук. Возникла секта «обращаемых». – Извлеките звук из себя. Обратитесь в свет. Вы – камни. Воплотитесь в свет. Станьте светом. – вещал лидер секты, Камута Хирата. Он был иностранец. Носил плащ-хамелеон. Плащ, который менял цвет, подстраиваясь под окружающее пространство. Легковерные увидели в нем пророка. Этот «пророк» придумал посвящение для неофитов своей секты. Неподалеку от реки Склера возвышалась небольшая гора. На вершине, похожая на орла, стояла заколдованная птица. Когда последний луч солнца гас на макушке птицы, она поворачивала голову к городу, охватывая его взглядом, наступала абсолютная тишина. Длилось это мгновение. И кто-то вдруг, тревожно озираясь, поднимет голову. – Ты что? Случилось что? – Да, так. Почудилось мелькнуло что-то. – В душе остался миг воспоминанья. Блаженства дух, который мир питает. Лишает страха, к небесам зовет. С этой горы, обращаемые пикировали на дельтаплане в Кипящий Пар, как Эмпедокл в жерло Этны. Результат – краткая вспышка яркого света, как электронный чип в кипящей стали, как тополиный пух от зажженной спички, как комета в облаках Юпитера, и все. А, нет, не все. После Кипящий Пар показывал картины из жизни обращенного. Не всегда они были приличными. Камуту арестовали, на горе выставили пост полиции. На второй год Кипящий Пар перестал выделяться. Но легкой дымкой над водой висел все время наводнения. Видения не появлялись. Пытались навести переправу через реку, но неожиданное следствие Кипящего Пара сделало это невозможным. Те, кто приближался к реке, начинали светиться каждый своим цветом, кто красным, кто синим, кто желтым, кто грязным, неопределенного цвета. Свечение имело форму яйца. У некоторых яйцо не покрывало тело, а было смещено вверх, так, что ноги, и даже часть туловища не были охвачены свечением. Всех охватывал панический ужас, они бросались назад и, стремглав убегали в коричневый лес. Тогда построили канатную дорогу. Трос выстрелили на другой берег гарпуном. Те, кто пытался переправиться по этой дороге, прибывали на другой берег мертвыми. У них были выжжены глаза. Пострадали только глаза. На телах не было ни ожогов, ни царапин. Одежда не повреждена. Выгорали только глаза. На третий год начались стихийные протесты с требованием прекратить производство толия. Люди собирались возле Партокрина и Колизиума с плакатами «ТОЛИЮ – НЕТ». Толий производят на подземном заводе. Он необходим для питания Красной Дуги. Красная Дуга была не всегда. Ее зажег сумасшедший по прозванию Капуша. Капуша долгие годы жил около Колизиума с аистом с переломанным крылом, по этой причине аист не умел летать. Капуша обнимал аиста руками, а аист охватывал Капушу крылами. Так они стояли месяцами. Многие даже думали, что это памятник. Однажды памятник ожил. Капуша подбежал к Колизиуму, раскинул руки, прильнул к стене, словно пытался обнять Колизиум целиком, и что-то громко кричал. Аист неожиданно взлетел, сел на маковку купола Колизиума, начал громко хлопать крыльями. Капуша кричал, аист хлопал крыльями, но их словно никто не слышал. Тогда Колизиум загорелся. Он горел долго. Ему никто не мешал. Пожарные окружили Колизиум по периметру, и наблюдали. Капуша был в огне, но продолжал кричать. Вдруг крик прекратился, огонь, как по команде, поднялся вверх и вошел в аиста. Аист открыл клюв, испустил красный луч, луч ударил точно в темя Партокрина. Так возникла Красная Дуга. Простирается она от горла аиста до темени Партокрина. Колизиум от пожара не пострадал. Но и теперь на площади Капа можно видеть призрак пожара Колизиума в годовщину этого события. Площадь Капа названа так много позже, в честь Капуши. В год пожара там стоял вагончик старателей. Добывали Радужный Пар. При производстве толия выделяется пар. Пар нагнетал избыточное давление. Его просто стравливали. Пар впитывался в породу, порода приобретала желтоватый оттенок. Ну, желтеет и ладно. Никому это не мешало. Оставили как есть. Постепенно стало падать производство толия. Выяснилось – под действием особых флюидов пропитанной паром породы, рабочие делались счастливы и абсолютно не хотели работать. Осчастливленные рабочие собирались в группы. В желто-бело-оранжевых балахонах они передвигались по городу мелкими прыжками, бряцая бубном и подвывая: Доля Наша – Харя Краше! Кстати, Кипящий Пар (Радужный Пар в комбинации с водой) в реке Склера оказался летучим, очень быстро поднимался в верхние слои атмосферы, там рассеивался. Ходили слухи, что в заморских землях происходит черт знает что. Чтобы уберечь оставшихся рабочих от счастья, пар стали собирать в холодильники. Там он конденсировался, оседая янтарно-желтыми хлопьями. Их и назвали Радужный Пар. Хлопья спрессовывали, расфасовывали в небольшие пирамидальные пакетики из хрустального шелка. Пакетики на свету переливались разноцветными фантастическими пятнами, причудливыми “драконами”, немыслимыми на Земле существами и растениями. Пакетики растворяли в воде. Получался божественный напиток. Нектар. Амброзия. Напиток назвали РаПа (Радужный Пар). Напиток баснословно дорогой. Сразу разливать в бутылки Радужный Пар нельзя. Он быстро выдыхается и остается обыкновенная водка. Толий делали по особой технологии. В специальных печах сырье под давлением 90 атмосфер, температуре 440 градусов меняло молекулярную структуру, превращаясь в жидкость очень чистого янтарного цвета. Жидкость сливали в герметичные контейнеры.