– По какому поводу праздник, уважаемые? – задается вошедшим вопрос, начинающим понимать, что сегодня все может сорваться.

Из-за спины раздается: – А ты сам кто будешь?

– Какая разница!

– Нет, погоди, – и хватают за плечо.

– Убери лапы, пока не схлопотал, – не оборачиваясь, ожидаемо для себя заводится Герасимов.

На этот диалог старуха никоим образом не реагировала, только, не разлепляя глаз, переложила свое лицо, чем-то напоминающее сейчас физию шарпея, на другую сторону. Кажется, бабу Галю посетил вполне глубокий сон.

– Вообще-то, я – ее мужчина, – было сказано этим придурком, чья двукратная моложавость, по сравнению с ней, визуально неоспорима.

Теперь злость на антипунктуальность этой пьяной ведьмы сменяется крайним удивлением.

– Серьезно? А ведь посчитал тебя сыном, – пытается сыронизировать Андрюха, хотя ему совсем не до шуток, да и получилось, возможно, плохо. От парня не последовало никакого пояснения, кроме:

– Давай-ка друг, лучше заложим за кадык. Присаживайся. Поддержи наш, с Галкой, хурал, а то она бедная сомлела, да и одному пить скучно.

И не успел названный почти «товарищем-братом» грубо отказаться от «лестного» предложения, как перед его носом замаячил стакан с пивом, причем достаточно сильно воняющее резиной.

– Рот закрой, а то тепло уходит, «натоптыш», – все же обрывает Герасимов горе-любовника.

– А я догадался, кто у нас в гостях, – вдруг заявляет, словно мимоходом, объявивший себя жильцом данной квартиры, – ты, наверное, – Андрей, который хочет нахально въехать сюда? – зрачки парня зло сузились.

– Допустим, дальше что? – в свою очередь взбешен Андрей, чьи «баксы» позавчера старательно пересчитывала ныне находящаяся в состоянии некоего алкогольного транса.

И опять этот мудила с подплывшим радужной синевой глазом меняет тактику:

– Будем знакомы, Оскар, – представляется он уже более миролюбиво, протягивая руку.

Собеседник небрежно отводит ладонь парня, носящего имя известной американской кинопремии:

– С тобой потом разберемся, а сейчас давай-ка буди, знать, дорогую тебе пассию.

– Все-таки она прелестна, ведь правда? – будто и не слышит издевки данный персонаж, целиком заглатывая содержимое налитой рюмки. Сыто рыгнул.

Герасимова аж всего перевернуло. И тогда за шиворот берется изрядно набравшийся оппонент, и в три толчка они достигают выхода на лестничную площадку. Там, Оскар громко, слишком по-бабьи, нараспев, заверещал пьяную несуразицу:

– Шардоне, ты мое шардоне!

И затем еще какую-то схожую ерунду.

Этот, довольно смешно «перелицевавший» строку Есенина, продолжал оставаться кем-то вроде шута. Особо не сопротивляясь своей выволочке из квартиры, он, за дверью, получает ногой в промежье. И, даже согнувшись от боли, успевает, кряхтя и с придыханием, произнести очередную белиберду типа:

– Быть окончательно счастливым – значит стать умалишенным, а глубоко несчастный человек – есть продукт собственной мнительности…

Такой резкий переход от нетрезвого бреда к, пусть и невнятному, философствованию, снова не мог не удивить Андрея. Вот только опять, видимо на «автомате», последовал удар, и Оскар мешком скатывается по лестнице.

Притворился или нет, но глаза его закрыты и сам недвижим. Главное, думается, жив, раз дышит. В подъезде пока тишина.

Тогда надо вернуться к Галине Сергеевне. Там за короткое время ничего не изменилось. Та же спящая «красавица» посреди гастрономического изобилия. Герасимов начал трясти ее за плечо. Наконец старуха что-то забормотала и тяжело подняла крашенную хной голову с негустой «симфонией» волос.

– А-а, Андрей, отчества твоего не помню. Пришел.

Затуманенным взором обводит кухню.

– Где мой Оскарчик? – похоже сознание пенсионерки проясняется.

Получается, тот, кто сейчас неслышно полеживает себе на пол-этажа ниже, не особо-то и врал ему.

Вместо ответа про Оскара, Андрей произнес как можно вразумительней:

– Извините, уважаемая, но мы опаздываем завершить начатое нами – оформить все соответствующие документы относительно обмена.

Подобную словесную изящность мозг бывшей малярши был не готов воспринимать адекватно, поэтому она молча встала и, держась за стены, пошатываясь, обошла комнаты, оставив Герасимова одного, в полном недоумении от всего происходящего.

Когда Галина Сергеевна никого не обнаружила, она приковыляла обратно. Вид у нее был растерянный и жалкий, а следы бурного пиршества, теперь возможно предположить и не только это, нехило отразились на изрядно опухшем лице.

– Ушел что-ли?

– Откуда мне знать, – Андрей попытался направить разговор в нужное русло, – давайте, Галина Сергеевна, собирайтесь и едем заключать сделку. Задаток же получили, ведь так?

Бабулька молчит. В этот самый момент распахивается входная дверь и буквально вваливается Оскарчик. Даже голос веселый, словно его и не били:

– Смею надеяться, я вовремя?! Ты почему, Галченок, не угощаешь гостя дорогого?

От такого (тьфу!) фамильярного обращения к ней Герасимова, в прямом смысле, затошнило. Но стало понятно – все-таки ему придется оперативно договариваться с ними, чтобы решить свои насущные вопросы. Поэтому, в некотором смысле, идет на попятную:

– Хорошо, лучше присядем и объяснимся, – старается быть спокойным Андрей.

И тут вновь забалагурил, судя по всему, и вправду приближенный к этой «даме»:

– Говно вопрос, брат Андрюха! Как говорится – что посеем, то и пожмем.

Опять эти глупые словесные «перевертыши» с заменой букв, – подумал тот, к кому сейчас приковано всеобщее внимание, – ну да ладно, пусть пока резвится. Галина Сергеевна же, увидев своего милого, прямо-таки радостно захлопала:

– И точно, чего стоим? Давайте сначала выпьем по маленькой, а уж потом поболтаем.

Такой ее энтузиазм, по мнению Герасимова, не сулит ничего доброго. А сама обстановка действовала на него поистине угнетающе. За короткое время их знакомства (всего три предварительные встречи-смотрины) подобной поведенческой трансформации бабки им еще не наблюдалось. К тому же здесь прибавился, явно имеющий влияние на ситуацию, молодой хлыщ. Значит необходимо срочно, для себя, прояснить – насколько изменились условия относительно уже заранее оговоренного обмена. Кажется, придется заново вести переговоры, но только теперь с этим дуэтом не слишком вменяемых лиц.

Всем налито Оскаром, так видно и не обидившимся за совсем недавний инцидент, случившийся в подъезде. Поскольку на жалобный вопрос Галины Сергеевны – ты куда выходил? – отвечено было недвусмысленно и грубо – мол, и в ларек за сигаретами сбегать нельзя, что ли?

Та враз успокоилась и переключилась на водку, бодро опрокинув рюмку. Андрей лишь пригубил, а молодой «друг» хозяйки задорно подмигнул ему травмированным глазом и так нахально и задиристо изрек:

– Решил, значит, нашей задницей ежа подавить?

– Не понял. Убери-ка свой тон. Второго синяка хочешь попросить!? Мне с тобой говорить больше не о чем! – это Герасимов, нервно сжав кулаки, ненавидяще смотрит на Оскара. А тот, вроде, ничуть и не испуган. Возникла секундная пауза.

И вот тут фальцетным криком вступает вполне, до вчерашнего дня, желающая переехать по адресу нынешней прописки Андрюшиной семьи:

– Не смей! – и через стол совсем недружелюбно вытянулась морщинистая рука, сильно оцарапав щеку Герасимова, не успевшего вовремя отпрянуть.

Ну все, его терпение окончательно лопается. И пусть он с женой, в дальнейшем, не порадуется новоселью, но сию минуту эта «богадельня» будет разнесена в клочья. Главное теперь вернуть долларовый аванс, часть которого, однозначно, ушла на богатую сервировку, что сейчас перед ним. А может у них уже случились и другие масштабные расходы? – догадкой мелькнуло в голове Андрея.

И как бы в унисон таким переживательным мыслям Оскарик «лепит кривого», продолжая в наглую провоцировать:

– Мы с моей женщиной, сегодня подумав, решили отказаться от твоих предложений. А деньги отдадим как-нибудь потом.