И все же в глубине души его не отпускала тоска по Даше. Он ощущал ее как физическую боль, как астму – ему трудно было дышать. Острая ноющая боль постоянно подступала, сжимала грудь и горло, особенно по ночам, когда он часами лежал без сна, отвернувшись от безмятежно посапывающей Аллы. Конечно, безумно интересно прилететь на Тринидад и Тобаго и после стольких лет разлуки встретиться с Патриком Делейни и с его женой, очаровательной Синтией, но… Андрею оставалось лишь скрипеть зубами, потому что у Патрика была и прекрасная Синтия, и трое замечательных детей, а у него не было ничего. Он сам был как брошенный на произвол судьбы ребенок, которому надо было одному выживать в жестоком мире – без любви, без детей, без Даши. И как он ни старался забыть об этом, переключиться на предстоящую службу в далекой Южной Америке, думать о работе в «Нобель-ойл», у него почти ничего не получалось.
И однажды его увезли на «скорой» в Первую градскую больницу: в 43 года этот красивый, спортивный мужчина, совсем недавно выглядевший на 30 лет, заработал обширный инфаркт.
Это установили врачи в приемном покое больницы. Первичный осмотр показал, что дело плохо – Андросов не ощущал ничего, кроме сильной сдавливающей боли за грудиной, а участок миокарда уже полностью подвергся некрозу, омертвел. Андрею срочно сделали компьютерную томографию, и глава бригады хирургов, опытнейший Казбек Асланович Кабардинов, сказал:
– Какой тяжелый случай! Боюсь, этого джигита мы уже не вытянем…
Тихий провинциальный городок Таруса раскинулся на живописных холмах и вдоль оврагов на берегу Оки. Он утопал в зелени садов и запахах цветов, когда летней душной ночью сюда на машине прибыла Даша Елагина. Она вынула спящего Костика и внесла в дом. Несмотря на позднее время, в доме горел свет. Их ждали.
Посмотрев на ребенка, Беата Станиславовна Лещинская всплеснула руками.
– Матка Боска! Что сделали с ребенком?
– Потом, потом, Беата Станиславовна! – Даша с трудом перевела дух. – А сейчас мы будем спать, мы очень измучены.
– Уж я-то вижу, – горестно покачала головой полька. – И прошлогодний отдых вам не впрок. Только 9 месяцев назад вы уезжали от меня крепенькие, как грибы-боровики, а сейчас что? Скелеты и те краше выглядят!
– Ну, будет вам, будет, я и так еле на ногах стою, – пробормотала Даша.
И она рухнула в чистую, пахнущую свежестью постель. Уже проваливаясь в сон, она подумала: «Этот дом и эта постель – мое прибежище на долгие годы. Что-то с нами будет?»
На следующее утро их ожидало на завтрак парное молоко, теплый хлеб и омлет. Костик попробовал всего по чуть-чуть, и снова, как подкошенный, упал в свою постельку.
А Беата Станиславовна пригласила Дашу на веранду. Там колыхались белоснежные занавески, а в красивой белой вазе на столе стояла фиолетовая махровая душистая сирень. Даша подошла к окну. Небо было высокое и ярко-синее. На веранде царил безмятежный покой. Это был рай. «Какой контраст по сравнению с тем, что происходило последние семь дней, – подумала Даша. – Я побывала в аду. И не знаю, как это все отразится на психике ребенка».
Она забарабанила пальцами по подоконнику:
– Беата Станиславовна, мой рассказ будет долгим и очень тяжелым.
– Не забывай, дорогая, что я – акушерка. Привыкла к долгим и тяжелым родам. И не все они кончаются рождением ребенка. Я видела и смерть, – тихо произнесла пожилая женщина.
Даша отошла от окна и бессильно опустилась в плетеное кресло.
– Это началось… год, да, год назад, – сказала Даша, точно удивляясь сама себе. – Извините, но у меня за последнее время все в голове так перепуталось, что кажется, будто прошло сто лет, и я уже древняя старуха.
Беата Лещинская сделала жест – мол, продолжай.
– Итак, я шла на работу, как вдруг из магазина выбежал мужчина и помчался к своей машине, которую пытался вскрыть вор-барсеточник. Он случайно сбил меня с ног. Я упала, очки разбились. Почти. Он хотел отнести их в ремонт, но я отказалась – этот мужчина показался мне тогда нахалом, и я даже не рассмотрела его как следует. А он меня запомнил. Оказалось, что он – большой начальник, недавно принят на работу в наше информационное Агентство на Зубовском бульваре. И увидев меня на работе, снова стал рассыпаться в извинениях. Понимаете, он много лет проработал переводчиком в ООН и был вежлив до противности. И до того доизвинялся, что рассказал об этом случае жене, и она упросила его пригласить нас с Костиком на обед – в порядке компенсации материального и морального ущерба, как он тогда сказал. Жена у него оказалась красавицей, прямо голливудская кинозвезда. Хотя на самом деле – доярка из Холмогор.
Даша надолго замолчала. Даже простое упоминание об Алле вызывало в ней боль и гнев. А ведь предстояло еще столько рассказать!
Беата Станиславовна не торопила, понимая, что произошла страшная трагедия. Она тихо сидела в кресле, аккуратно сложив руки на коленях. Только глаза ее поблескивали.
– Эта жена – а ее зовут Алла – казалось, поначалу полюбила нас, особенно Костика. Особенно Костика, – Даша зарыдала в голос и начала раскачиваться в кресле.
Беата Станиславовна быстро встала, подошла к буфету, накапала что-то в рюмочку и заставила Дашу выпить. Через несколько минут молодая женщина немного успокоилась.
– Своих детей у нее не было. Она говорила, что страстно их желала, и теперь очень страдает. И даже плакала при мне. А я ее успокаивала. И разрешила играть с сыном – я видела, как он ей понравился. И Костик очень к ней привязался. К ней и к ее замечательной таксе. В общем, казалось, что мы подружились. – Даша нервно усмехнулась. – Я ей так полюбилась, что она даже захотела выдать меня замуж за своего племянника. Буквально из кожи вон лезла ради этого. Но вы же знаете, я не собиралась замуж! И тут Алла начала сердиться. Она даже не старалась скрыть своего раздражения. И мы стали встречаться все реже и реже. А потом ее муж, ну, тот, который меня толкнул на улице, подвез меня до детского сада. В машине что-то случилось, и он, и я, и мы…
– Что же вы сделали? – спросила Беата Станиславовна.
– Понимаете, когда мы мчались, чтобы побыстрее добраться до детского садика, Андрей чуть не задавил старушку. Правда, она сама бросилась под колеса. Но он резко затормозил, я на него упала и, и… – начала запинаться Даша и покраснела.
– И вы поняли, что любите друг друга, – проницательно заметила полька.
– Нет, тогда мы этого не поняли, – честно призналась Даша. – Или не захотели понять. Но нам стало как-то неловко общаться друг с другом. Не было прежней естественности, непринужденности. Мы словно дошли до какой-то черты и остановились перед ней, и надо было или переходить эту черту, или резко пятиться назад… в общем, все стало совсем сложно. Никто из нас не мог сделать шаг ни вперед, ни назад.
– Так бывает. Это только говорят, что человек – по природе решительный, и хозяин своей судьбы. Какой хозяин… Некоторые даже вон картошку вырастить не умеют, – фыркнула Лещинская.
– В общем, мы как-то долго снова не общались. А потом он однажды пришел ко мне и рассказал, что узнал о жене страшную новость: оказывается, она от него забеременела, но тайно сделала аборт, так как панически боялась испортить фигуру. А той женщине, своей подруге, которая по секрету все это устроила, поклялась, что вынуждена на это пойти, поскольку у мужа, мол, в роду все – шизофреники. И она не хотела иметь больных детей.
– Ничего себе! – присвистнула Лещинская.
– И Андрей, ее муж, – снова покраснела Даша, – решил развестись с ней, потому что наконец понял, что она много лет ему лгала. Он был раздавлен этим сообщением и очень страдал. Я пыталась его утешить, я сама была в шоке от происшедшего, это вообще не укладывалось у меня в голове, и вот мы…
Она замолчала, не в силах выговорить ни слова. Ей вдруг стало жутко стыдно.
– В общем, мы стали любовниками, – наконец произнесла она. – Нам было так хорошо друг с другом! Я и не знала, что можно так хотеть мужчину и получать такое наслаждение от него. Но нет, это была не только физическая любовь, самая фантастическая на свете. У нас было и родство душ, интересов, увлечений. Даже мыслей. Мы стали одним целым, я не могла без него прожить и дня, и часа. Что бы я ни делала, где бы ни находилась, в мозгу стучала только одна мысль: «Андрей, Андрей, люблю, люблю, хочу, хочу», – и Даша унеслась мыслями в то прошлое, где они с Андреем были счастливы.
