Он был, вообще-то, им даже благодарен. Ведь благодаря своим постоянным мяукающим гостьям в его доме не было ни мышей, ни других вредителей.

— Ты добр-р-р к нам, и мы платим тебе своим добр-р-ром, — полосатая пушистая красавица мурлычет, ластясь под грубую мужскую руку.

— Так учит нас наша госпожа, — её спутница обходит Форсети с другой стороны. — Не Фр-р-рейя, подр-р-руга, но матушка и защитница.

Форсети хмыкает тихо, на мгновение прикрывая глаза. Своевольные кошки, конечно, рассказывают ей о прекрасном чертоге и его хозяине. По правде говоря, они всегда всё рассказывают ей, и Бастет, изгнанная из Египта, везде следует за своими пушистыми подопечными.

Бастет — такая же свободолюбивая и гордая кошка, как и другие. Она гуляет где хочет и идёт куда хочет. Просто теперь, когда богов Египта заменили другие, она получает официальное разрешение тратить жизнь в своё удовольствие.

Так что это вопрос времени, когда она придёт к Форсети, чтобы воочию посмотреть на мужа из Золотого Чертога.

Он усмехается — эту гостью он ждёт уже давно. Изящное тело, бронзовая кожа, кошачья грация, хитрый прищур — Бастет словно кошка в теле человека, что не теряет ни свои повадки, ни облик. Впрочем… почему «словно»? Ведь она и вправду — кошка.

— Мои друзья много рассказывали о тебе, северянин, — голос её — вкрадчивый тихий шелест, и сама она щурится лукаво, наступая медленно. — И я пришла к тебе познакомиться.

— Я ждал тебя, родительница и подруга всех кошек, — Форсети ухмыляется беззлобно. — Мой Золотой Чертог всегда открыт для тебя… Как и его крыша всегда в твоём распоряжении.

Бастет смеётся в ответ красивым негромким смехом. Ступает с изящной грацией, когда хозяин дома приглашает её войти. Она — свободная кошка, которая гуляет там, где ей хочется, и сейчас Форсети… вызывает у неё любопытство. А потому…

Друг с другом они вряд ли соскучатся.

========== Вопрос 9 ==========

Комментарий к Вопрос 9

Нц-шный ивент

Дядя учит Форсети всему, что он знает. Он заменяет ему отца, который ушёл, когда Форсети был ещё ребёнком, и в чём-то даже превосходит его.

Он учит племянника обычаям и традициям, метает с ним секиры и стреляет из лука, учит уверенно держать в руках меч и щит. Берёт юношу с собой в походы и на охоту и растит из него доблестного честного мужа, достойного и гордого наследника прекрасного Бальдра.

Но вместе с тем…

Их кровные узы слабы и туманны. И возможно лишь это позволяет Вали шагнуть за грань и не сорваться. Возможно это, а возможно и природная прямолинейность и желание действительно обучить Форсети всему, что ему необходимо будет в жизни.

Всему, что ему необходимо будет для создания и защиты собственной семьи.

Наука любви непростая и коварная. Удовольствие в ней всегда ходит рука об руку с ответственностью. Она туманит взор и дурманит разум, и даже самому стойкому мужу сложно обуздать её и подчинить себе. Не сделать роковой шаг и полететь в бездну.

Вали учит его и этому.

Дядя не то чтобы слыл знатным любовником. Он всегда был сдержан и суров, и даже жены не было у него до сих пор. Но трудную науку он всё же постигает и передаёт свои знания племяннику, что находится у него на попечении, так же, как когда-то его самого обучал Видар.

Когда Вали приходит, Форсети его уже ждёт. Дядя улыбается скупо и, запирая дверь, тяжёлым шагом подходит к кровати, где и сидит его ученик.

Сердце в груди Форсети колотится гулко. Он всегда смущается и страшится немного подобных занятий. Не то чтобы они занимались чем-то непотребным и запрещённым, ведь Форсети уже давно минуло двенадцать зим, да и Вали не состоял с ним в слишком близком родстве. Кроме того, не было в этих встречах ни страсти, ни похотливого желания — лишь практическая необходимость. Однако странная скованность, словно незримые оковы, скрепляет всё тело Форсети, и он с трудом учится бороться с ней и гнать её.

Это — самый первый урок, который он должен усвоить.

— Ведь ты не будешь робеть при виде своей супруги, с которой тебе надлежать будет делить брачное ложе, верно? — сурово басит Вали, и Форсети мысленно соглашается с ним.

Они не рассматривают друг друга как любовников. Исключительно наставник и ученик даже в подобной тонкой науке. А потому Форсети учится, каждый раз учится и с благодарностью принимает чужие советы.

Они не рассматривают друг друга как любовников, а потому каждый раз переходят непосредственно к тому, что следует Форсети запомнить на сей раз.

Вали никогда не унижает его. Он воспринимает племянника как равного себе, молодого незрелого мужа, но мужа! — и это высочайшая степень уважения. Их связь не порочна и не презираема, но они оба мужчины и сложно в полной мере одному обучить другого, когда лишь они сами есть в распоряжении друг друга.

— В любви, Форсети, ты не должен только брать, — Вали, однако, мудр и умён и знает, как следует обучить племянника. — В любви ты также должен отдавать. И когда двое становятся одним, блаженством не только ты должен владеть.

Его горячий крупный палец легко надавливает на тугое кольцо мышц. Скользит внутрь медленно и неспешно, не желая сделать больно. Кто-то мог бы расценить подобные действия как унижение, приравнять их к соитию, когда один любовник становится для другого любовницей, но такие люди — глупцы, что не знают о том, что даже жёны иногда смеют позволять себе подобное по отношению к своим мужьям.

А Вали же лишь обучает — не больше и не меньше.

Он двигается медленно, но уверенно. Знает, что делает, ведь сам когда-то проходил эту науку. Видар учил его так же, как теперь учит он, и Форсети внемлет науке, прислушиваясь к своим ощущениям.

Пусть щёки его пылают от жара, а в паху горячо и влажно, он закрывает глаза, вслушиваясь в медленно растекающееся мёдом наслаждение от мерных методичных движений учителя.

Вали наблюдает с одобрением за своим учеником. Видит, как дрожат его светлые ресницы, чувствует, как сбивается дыхание, что сложно в полной мере держать под контролем. Он толкается глубже и резче, меняя угол проникновения, и тем самым задевает чувствительную точку внутри чужого тела.

Форсети дёргается и прикусывает губу, но тихий хриплый стон всё же вырывается из его груди. Он до побеления костяшек сжимает в кулаках шкуру, на которой и лежит, но пытается сдерживаться. Мотать на ус и запоминать ощущения, пусть они и медленно превращаются в сладостную пытку.

Терпение юноши, однако, не вечно, и чужие действия несут предсказуемый результат. Форсети всё же дёргается, чуть выгибаясь, и собственное семя пачкает его.

Вали одаривает его покровительственным взглядом, когда Форсети смотрит всё же мутновато расплывчато. Протягивает племяннику тряпку, чтобы он вытер себя, и слегка кивает, когда тот рассеянными движениями, чуть подрагивающими руками делает это.

Ему предстоит ещё многому научиться, в том числе и держать крепость собственных членов даже в любовной лености.

Вали даёт ему несколько мгновений прийти в себя, прежде чем вновь врывается в чужую отрешённость.

— Давай, Форсети, покажи мне, чему я смог научить тебя в прошлые разы, — басистый голос Вали тихим рокотом разливается в жарком воздухе, и Форсети спешит сбросить с себя дурманный туман, освежая голову.

Истома, ядовитым покоем поражающая мышцы, остаточным удовольствием растекающаяся по венам, уходить просто так не хочет. Форсети всегда трудно гнать её и держать разум ясным, но он постепенно учится, перебирая хладнокровие родственника. Подтягивается на подрагивающих локтях и подаётся вперёд.

Его худое, ещё по-юношески нескладное тело смотрится тонким тростником на фоне широкой груди Вали, в которую он упирается ладонями. Не робея, тянется за поцелуем к Вали, и тот одобрительно усмехается.

Каждое подобное занятие — оттачивание мастерства, не более. Подобно обучению фехтования, когда клинок готовится разить врага, а не родственника, на которого направлен поначалу. Так и наука любви, что пригодится юнцу, когда он превратится во взрослого мужа, чьё сердце похитит прекрасная дева.