И незнакомец, обращаясь к Никитке, протянул руку:

– Ну, давай «краба»! Ты тоже с братанами приезжай к дяде Сереже. Порыбачим со спиннингом в камышах ранним утречком. Костерок разведём. Эх, какой судак у нас водится…

Серега подмигнул Павлу:

– Ты еще мою ушицу не пробовал, старик…Это не уха, а соната Боттичелли. Ладно, молодёжь, хорошо с вами, но надо бежать. Поскакал! Бывайте!

И уже удаляясь, погрозил пальцем старому приятелю:

– Только попробуй не приехать!

К авиакассам Павел шёл в приподнятом настроении. Приятно было встретить человека из далёкой и беззаботной юности, пусть забытого за давностью лет, но чем-то близкого. «И чего я тогда с ним не сдружился? Веселый мужик…».

– Дядя Сережа не прав! – воскликнул вдруг старший сын, Юрка. – Боттичелли – это художник, а не композитор. И сонату он никак не мог сочинить. Смехота! Надо расширять эрудицию.

– Не суди строго, сын – возразил Павел. – Не все ж такие начитанные. Главное, чтобы человек был хороший.

Подошли к кассе, где Катька вся уже изнервничалась в ожидании мужа.

– Где вы ходите, окаянные? Наша очередь подходит. Я тут стою сама не своя, а они гуляют, черти.

– Ладно, ладно… – сухо отрезал Павел. Ему было неловко, что его отчитывают как мальчишку на глазах у всей толпы. Он слышал, как кто-то из зевак прыснул со смеху у него за спиной. Зашептались, ожидая семейную «разборку». Скучно людям стоять, переминаясь с ноги на ногу. А тут – спектакль на халяву. Комедия с элементами мелодрамы. Занимайте места!

– Купим билеты, потом в буфет заскочим, пообедаем – громко сказал Павел, чтобы там за спиной не подзуживали.

Через десять минут подошла очередь Гуляевых.

– Слушаю вас, говорите…– кассирша строго зыркнула из-под роговых очков.

– Нам в Волговятск – сказал Павел в коммутатор. – Два взрослых, и три детских. Ближайший рейс.

– Давайте ваши паспорта.

Пока кассирша оформляла билеты, Павел полез во внутренний карман куртки за деньгами. Но кошелька там не обнаружил. Обшарил боковые карманы, сунулся в джинсы. Пусто…

– Ну чего ты тянешь? – разозлилась Катька. – Вечно положит, куда не попадя, потом ищет весь день. Кулёма.

– Что случилось? – поинтересовалась кассирша.

– Да деньги куда-то засунул второпях – Павел виновато улыбнулся. – Сейчас найду, две секунды.

Он снова принялся обыскивать куртку, джинсы, куртку, джинсы.

– Ничего не понимаю…Ведь здесь лежали, бляха-муха!

– Мужчина, вы долго еще? – поинтересовалась толстуха, напиравшая на Гуляевых сзади. – Смотрите, сколько людей за вами ожидает. Всем срочно, все торопятся.

– Нам тоже срочно! – возразила Катька.

– Если деньги потеряли, отойдите в сторону – брякнула толстуха. – Там и ройтесь в своих чемоданах на здоровье! Народ-то зачем задерживать?

И обращаясь к очереди (ехидно):

– Так спрячут, что сами не найдут!

– Пошла на хер! – выругался на неё Павел. – Надо будет – ты у меня здесь до ночи простоишь!

Очередь ощетинилась, вмиг превратившись в спаянную клику, готовую третировать чужака.

– Смотрите, он издевается над нами!

– Хоть бы детей своих постеснялся, паршивец!

– Да он – пьяный! Уже с утра залился. Промотал денюжки в баре – сейчас хватился.

– Зовите милицию! 15 суток ему и штраф!

Павел сорвал с себя куртку, и с силой разорвал подклад – шут знает, может, в дырку кошелек провалился? Лохмотья скорбно повисли на потеху публике.

– Давай, и штаны себе порви! – заорала толстуха. – Будешь с голым задом бегать по аэропорту.

Раздался смех. Павел швырнул куртку в толпу, и пошёл буром на языкастую, сжимая кулачища. Катька бросилась к мужу, насилу удерживая его от расправы. Мальчишки в слезах тоже кинулись унимать отца.

– Папа, не надо, не надо!

Какой-то седовласый старичок в очках, похожий на профессора, преградил Павлу дорогу:

– Пожалуйста, не трогайте её. Она просто…дура. У вас семья, дети. Зачем вам неприятности? Вы пока поищите деньги. Я вам уступлю свою очередь, мне не срочно.

– Ишь, какой благородный! – зашипела на «профессора» какая-то молодая стерва, с вульгарным макияжем. – А ты нас спросил, интеллигент сраный?

Павел подобрал куртку с пола и поблагодарил старика:

– Спасибо, отец. Мы успеем…попозжа.

Семья Гуляевых, сопровождаемая едкими взглядами, направилась вверх по лестнице, на второй этаж. Здесь было малолюдно, и имелись свободные кресла. Павел плюхнулся на дермантин, перевёл дух.

– Чуть не прибил, курву! Тяни потом срок из-за этой…

– Насилу тебя оттащила! – всхлипнула Катька. – О нас ты подумал? Убил бы тётку одним ударом…

– Проехали, чёрт с ней, – отрезал Павел. – Главный вопрос: где деньги? Ведь в куртке же они были! Куда им деваться?

– Выпали, наверное. Беги скорей в туалет, там смотри. Может, на полу лежат. Не успели еще стащить.

– Так…Сидите здесь, я быстро.

– Смотри, не подерись опять. Пусть Юрка с тобой идёт. Юра, беги с отцом! Контролируй!

Средний сын, Антон, оживился:

– Мам, я тоже с ними!

– Сядь на место! Без тебя разберутся, герой!

Павел с сыном устремились на поиски кошелька, осматривая по пути мраморный пол. Дошли до туалета, выждали, когда тот опустеет и принялись за работу. Юрка стоял у двери, «на стрёме», а отец лихорадочно заглядывал в кабинки, морщась от увиденного. И надо же – под одним унитазом, на засанном полу, он увидел вдруг свой кошель. Забыв о брезгливости, жадно схватил его в руки, раскрыл…Нет, чудо не произошло. Кошелёк был пуст. Выгребли дочиста. Лишь где-то в складках застряла 2-копеечная монетка – «на память». Можно сделать один звонок в телефон-автомате.

Павел грубо выругался, и стал корить себя за «раздолбайство». Он никак не мог взять в толк: каким образом мог выпасть кошелёк, который находился во внутреннем кармане куртки? Здесь единственное объяснение – если наклонился чуть ли не до пола, и тогда бумажник выскользнул через «зону декольте». Но зачем ему, Павлу, было наклоняться? Носок поправить? Да нет, такого не припомнит. А главное – как он мог не заметить падающий ему под ноги собственный кошелёк? Ладно бы, пьяный был, понятно. Но ведь ни в одном глазу.

Тут что-то не так. Павел вышел из кабинки и осмотрелся. Напряг извилины, да вспомнил: ходил он «по малой нужде» в самую ближнюю от входа кабинку. Точно, вот она. Здесь на стене написано «Любка-шалава». А кошелек-то найден в другой кабинке, много левее. Как же она там очутился? Допустим, некто нашёл его кошелёк, обчистил по месту находки. Зачем же ему подбрасывать в другую кабинку? В чём смысл? Или уже выпотрошенный кошелёк таскали туда-сюда разные люди – каждый надеялся поживиться на халяву? А потом, с досады швыряли куда попало?

– Идут! – упредил Юрка отца.

Они вышли из туалета и пошли обратно, к своим. Проходя мимо того места, где им встретился «дядя Серёжа», Павел вспомнил, как тот полез к нему обниматься – сразу, наобум. С чего бы такая «любовь»? А не вор ли это, бляха-муха? Карманники могут за секунду обчистить – не заметишь. Ручонки у них натренированные, как у фокусников. Схватил кошелёк, в туалете обчистил, и чтобы «не спалиться» с уликой, просто швырнул её за унитаз. Купюры к себе в карман – попробуй-ка теперь, определи: чьи они?

И чем больше он думал об этой встрече, тем сильнее убеждался, что наткнулся на карманника. Вот же, сука, даже детей не постеснялся. Ничего у него, гада, там не шелохнулось в поганой душе – что многодетного отца обворовывает на глазах сыновей. Не какого-нибудь барыгу, фирмача, а простого работягу.

– Нашли? – спросила Катька, с робкой надеждой.

– Какой там…– махнул рукой Павел. Он не стал рассказывать жене о встрече с «дядей Сережей», и уж тем более – о пустом кошельке на засанном полу. Бабе итак досталось за эти пол-суток.

– Что же делать? – спросила жена. – У тебя совсем нисколько?

– Ни рубля…– понурил голову Павел.

– А ну-ка, прикрой меня – приказала жена, и достала из лифчика свою скудную бабью заначку. – Здесь 30 рублей. Хоть будет на что пообедать. Пацаны голодные, как волчата.