– Миледи, Эолум – древний город солнечных эльфов в глубине Светлолесья, – проговорил он с расстановкой. – Попасть в него можно лишь пройдя через Незримые врата.

– Ага, ясно, – кивнула я.

Эльф бросил подозрительный взгляд, но сделал вид, что не заметил издевки.

Копыта единорога размеренно стучат по утоптанной тропе, зеленые ветки нависли над самой головой. Поначалу порывалась наклоняться, чтобы не задеть, но те сами поднимаются и пропускают вперед.

Я покосилась на ветки и потерла кончик уха.

– Ощущение, что деревья нас пропускают.

Лисгард хмыкнул, перебирая пальцами локон единорога.

– Солнечные эльфы и Светлолесье – единый организм, – важно заметил высокородный. – Наши судьбы связаны с тех пор, как выросло первое дерево. Мы чувствуем лес, а он нас. Люди сюда не ходят. Знают – мы наблюдаем. Стоит чужаку оказаться на нашей территории – это станет известно каждому эльфу Эолума.

Я зябко повела плечами и спросила настороженно:

– Значит, в Эолуме уже знают о нашем приближении?

Лисгард покачал головой.

– Только о вашем, и то очень смутно. Из-за Арума. Единороги подавляют магические потоки. Друг за другом следить не можем. Это похоже на… – эльф помедлил, подбирая слова, – на боль. Не чувствуешь, пока в ногу стрела не воткнется.

Я облегченно выдохнула и расслабила плечи. От постоянного напряжения шея и спина затекли. Но дышать стало легче, особенно после того, как покинула людскую деревню.

Сдвинув лопатки, я попыталась размяться, сзади послышалось предупредительное покашливание. Пришлось снова неподвижно застыть, шевеля лишь бедрами в такт движения единорога.

Деревья пошли гуще, кроны переплелись где-то вверху, свет еле пробивается сквозь зеленую крышу. Тропа исчезла. Арум шагает по пояс в траве, хватая зубами сочные стебли, и косится назад красным глазом.

В зарослях послышалось дивное пение. Я даже приподнялась на спине единорога, прислушиваясь к голосу. Будто не птица, а серебряные струны играют.

Снова послышалось покашливание Лисгарда, в этот раз хрипловатое и смущенное. Я опустила взгляд, и поняла, в таком положении ноги оголяются настолько, что юбка превращается в пояс. Пришлось сесть.

По телу растеклось дремотное блаженство. Я обмякла и прислонилась спиной к прохладным доспехам эльфа.

– Чудесное пение, – проговорила я, прикрыв глаза. – Как хорошо и спокойно.

Лисгард чуть наклонился, осторожно заглянул в лицо.

– Хм. Пение? Хм. Это Арфолин, птица Эолума, – сказал он и сдвинул брови.

– Волшебная музыка, – проговорила я блаженно. – Как природа создает такое? Даже имя у птицы зачарованное.

Я представила, как она качается на тонкой ветке. Перья разноцветные, пушистый хохолок колышется, пышный хвост свисает до самой земли.

Белокожий снова посмотрел на меня.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он настороженно.

В голове растекся сладкий туман, на глаза опустилась мутная поволока. Арфолин будто нарочно запел громче, остальные птицы благоговейно замолкли. Почти вижу, как втянули пернатые головы и таращатся на чудо-птицу.

В животе потеплело, захотелось остановиться, прилечь в такую уютную и мягкую траву.

– Никогда ничего приятнее не испытывала, – протянула я. – Только спать хочется очень.

Глаза Лисгарда превратились в две круглые плошки, лицо вытянулось. Он дернул гриву и остановил Арума. Единорог недовольно фыркнул, копыта глухо стукнулись, вспугнув в зарослях двух перепелок. Зверь сделал еще пару шагов и замер посреди травы, недобро покачивая рогом.

Белокожий бесцеремонно развернул меня к себе и вперился взглядом. Глаза полыхают, как два синих костра, лоб покрылся тонкими морщинами.

– Миледи, вас усыпляет мелодия? – проговорил он с нажимом.

Голова приятно потяжелела, перед глазами поплыли розовые единороги окутанные золотистыми огоньками. Даже уловила сладковатый запах сирени.

– Не знаю, может и не усыпляет, – промямлила я. – Приятно, нет слов. Я нарушила какой-то закон?

Высокородный побелел, хотя с его белоснежной кожей не понятно, куда сильнее, и впился пальцами мне в плечи.

– Закон? – процедил Лисгард. – Миледи, крепко же вас приложили.

Арум недовольно топчется, фыркает. На его месте я бы тоже фыркала, с таким хозяином калина покажется сладкой.

Я отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и проговорила медленно:

– Чего ты взбеленился? Птичка поет, ветер дует, трава зеленая.

Горячее дыхание обдало лицо.

– Слушайте, миледи, – сказал белокожий, наклонившись так близко, что разглядела золотистые черточки в зрачках. – Для солнечных эльфов Арфолин безвреден. Но темных он усыпляет. У людей вызывает временное безумие, а остальные мучаются головной болью. Еще раз спрашиваю – вы хотите спать?

Он даже задрожал. Ноздри раздуваются, пальцы впились так, что сейчас плечи мне раздавит. Откуда-то из глубины медленно поползла горячая волна. Она, словно змея, двинулась замысловатыми зигзагами вверх по животу, когда достигла солнечного сплетения, меня дернуло. По коже пробежали мурашки.

Я раздраженно дернула плечами, цепкие пальцы разжались. Горячая волна расползлась по всему телу и сонливость быстро отступила. Легкий ветерок спустился с верхушек деревьев прохладными струйками и прояснил мысли.

– Ну знаешь ли! От людей еще можно ожидать скудоумия. Но ты всех переплюнул! – прошипела я и толкнула белоухого локтем в закованную грудь. – Пусти, пешком пойду! Или не пойду. Если в Эолуме все такие ненормальные – мне нечего там делать.

Высокородный вытаращил глаза и громко сглотнул.

– М… миледи? Вы серьезно? – выдавил он.

Я попыталась отодвинуться дальше, ерзая на спине Арума. Единорог нервно захрапел и стал топтать высокую траву. Прилив гнева пришел неожиданно, в теле появилась бодрость, словно не было ализаринового плена и песен магической птицы.

Сказала зло:

– Куда уж серьезней. Это же не тебя с утра пытаются поджарить на солнце, ошпарить железом и разрезать на куски.

– Вы забываетесь, – грозно произнес высокородный.

От этих слов волна гнева стала еще горячей. Я хищно прищурилась и прошипела ему в лицо:

– Мессир Лисгард, или как там нужно обращаться, определись – ты помогаешь или нет. Если нет, оставь тут и иди своей дорогой. Мне не нужны одолжения. За спасение спасибо. Но на этом все. Или я пленница?

Высокородный эльф поморгал синими, как глубокое море, глазами, пальцы снова сжались на плече, кожа отозвалась тупой болью. Я с вызовом уставилась на него и проговорила сквозь зубы:

– Если что, мне больно.

– Эльфы терпят боль, – озадаченно произнес высокородный.

– О, да, – язвительно ответила я. – Тебе напомнить, сколько с утра вытерпела?

Лисгард еще несколько секунд продавливал мне кожу, затем нехотя разжал пальцы.

– Вы точно больше не чувствуете сонливости, приятного расслабления и дурмана? – спросил он.

Я оттопырила уши и проговорила:

– Ты издеваешься? Не чувствую я ничего. То было временное помутнение. Доволен? Хотя нет. Если влеплю тебе оплеуху, то почувствую, знаешь что? Удовольствие. Я почувствую удовольствие!

Белоухий с минуту нервно пыхтел, уши хлопают, пальцы тихо барабанят по бедру. Он развернул меня лицом вперед, я облегченно выдохнула и поерзала на спине единорога.

– Разумеется, вы не пленница, – проговорил он и придвинулся ближе.

Лисгард взял локон гривы, поклацал языком, Арум со вздохом облегчения двинулся в самую гущу зарослей. Из нас троих, он единственный, кому наплевать на разборки между эльфами. Главное, чтобы трава была сочной и мухи не кусали.

Едем молча. Лисгард тяжело сопит, буквально слышу, как шевелятся мысли в белоухой голове.

Арфолин сыпет переливами на разные лады. Серебряные струны плавно перекатываются под невидимыми пальцами, звук волшебным туманом растекается по воздуху. Лес тихо шелестит, словно подпевает магической птице, ветерок в верхушках свистит, качая ветками.

Белокожий неуверенно кашлянул в самое ухо, я нервно дернула кончиком и вытянулась.