Борясь с течением, мне удалось подплыть к ногам старика. Долго возилась с узлом.

Пока ковырялась, молилась, чтоб дед не помер. Зря я, что ли, тут подводным плаванием занимаюсь.

Наконец удалось развязать веревку. Чтобы всплыть, пришлось грести за двоих, когда голова оказалась на поверхности, я потащила потерявшего сознание старика к берегу.

На одной руке подтягиваться трудно, тело тяжелое от воды, но чувствую, что живой.

Я кое-как вылезла, спотыкаясь о камни, вытянула утопленника на песок. Дед раскинул руки и лежит, словно отдал душу богам.

– А ну оживай! – прорычала я тихо. – Я жизнью рисковала, между прочим.

Опустившись на колено, я быстро перекинула старика через него. Секунду он не двигался, потом содрогнулся, изо рта с хриплым кашлем полилась вода. Я несколько секунд стучала его по спине, пока не перестал кашлять водорослями. Затем перевернула обратно и облокотила на замшелый валун.

Когда развязывала руки, старец открыл глаза. В мутных радужках желтые точки, морщинистое лицо измождено и изъедено мелкими морщинами. Мокрая борода толстым кольцом свернулась на коленях. С балахона стекают ручьи, ткань облепила тщедушное тело, даже кости сквозь материю проступают. Только теперь дошло – он человек.

– Вот дрянь! – вырвалось у меня.

Резким движением я сорвала с пояса лиану, запрыгнула на камень и замерла, готовая к неожиданностям.

Старик застонал, повернулся на бок. Мелкий песок налип на одежду, делая его похожим на обсыпанного мукой перепела. Затем подтянулся и оперся головой на мшистый камень.

– Спасибо, – проговорил он треснувшим голосом.

Благодарностей от людей я еще не слышала. Поэтому лишь чуть подалась вперед. Старик агрессии не выражал, поэтому через пару мгновений я решилась соскользнуть с камня, но остановилась, все же, на почтительном расстоянии.

С обрыва налетел легкий ветерок и обсыпал земляной пылью. А я только собралась обрадоваться, что, наконец, смыла грязь. Стою, как истукан, покрытая тонким матовым слоем. На серой коже не заметно, но не приятно.

Старик провел ладонью по лицу, смахнул остатки воды и протер глаза двумя пальцами.

– Ты кто такой? – спросила я настороженно.

Дед закряхтел, выжимая бороду обеими руками. Из толстого жгута волос зажурчала мутная струйка, образуя в песке небольшое углубление.

Из воды вылезла жирная жаба, уселась на мокрый лист и уставилась на нас немигающими глазами.

– Чародей, – ответил он еле слышно.

Я ойкнула, чародей попытался улыбнуться, но изможденное лицо лишь слабо скривилось. Сердце застучало чаще, я нервно сглотнула и огляделась в поисках чего-то, что может сойти за оружие.

Рядом с земляной стеной обнаружила кучу веток. Не адамантиновый меч, конечно, но лучше чем ничего.

Я быстро прикинула, как очутиться рядом с кучей, когда старик начнет пускать огонь из рук.

Он проследил за моим взглядом.

– Если бы мог сопротивляться, – успокоил он, – не оказался бы посреди реки с пудом на ногах.

Я подозрительно прищурилась. Боевой маг скорее погибнет, чем позволит бросить себя на корм рыбам.

Озарение блеснуло радужной вспышкой. В груди застучало еще чаще, пришлось сделать глубокий вдох, да так, чтобы старик не заметил.

Я откинула ветку, которая под напором ветерка лезет в лицо и спросила:

– Чародей? Значит, высшей магией владеешь?

Старик потер нос мокрым рукавом и уронил голову на грудь.

– Владею… – угрюмо проговорил он.

Я осмелела и шагнула ближе.

– Как же вышло, что могучий чародей чуть не утонул?

Дед горько усмехнулся, старческое лицо скривилось, морщины прорисовались сильнее.

– Солнечные эльфы постарались, – сказал он с сожалением.

Я покосилась на заросли обрыва, где с единорогом ковыряется белокожий, и проговорила вкрадчиво:

– А меня, значит, не боишься?

– Я же не слепой, – сказал он, шмыгнув носом. – Ты другая.

– Другая, – согласилась я. – Не солнечная ни капли, но злая и потерянная.

Он окинул меня усталым взглядом, зрачки расширились на столько, что кажется – там по маленькой бездне. Старик что-то пробормотал, так тихо, что даже я со своим эльфийским слухом не разобрала.

Боясь, что он очухается и шарахнет магией, я постаралась придать лицу невозмутимый вид, словно контролирую ситуацию. Затем потерла пальцами подбородок и проговорила задумчиво:

– Вообще-то, на берегу за кустами сидит один такой, солнечный. Меня ждет.

Чародей вжался в камень, старческое лицо в ужасе вытянулось. Он зажал песок в кулаке и поджал колени.

– Прошу, не говори ему обо мне, – заговорил он быстрым шепотом. – Солнечные эльфы не любят людей. А чародеев вообще ненавидят. Я попал к ним из-за беспечности, и чуть не поплатился жизнью.

Взгляд старика стал умоляющим и жалким, я еще раз оглядела его и выдохнула. Он на ногах не стоит, худющий – в чем только душа держится, руки трясутся. Даже не все зубы на месте. Может раньше он и был великим чародеем, но сейчас передо мной обычный старец с больными суставами и выпадающими волосами.

– Хорошо, не скажу, – согласилась я деловито. – Могу рассчитывать на небольшую плату за твое, можно сказать, двойное спасение?

Чародей покорно кивнул, я продолжила:

– Мне известно, чародеи способны творить чудеса.

Я послала ему испытующий взгляд, старик снова кивнул мокрой головой. На лице озадаченность, глазные яблоки покраснели от долгого пребывания под водой.

– Я потеряла память, – сказала я коротко. – Верни ее.

Старик нервно сглотнул, голова стукнулась о мох, будто проверила – действительно это его голова или может чья-то еще. Он скривился. Лицо приобрело здоровый цвет, борода как-то незаметно высохла и распушилась, балахон тоже просох и свободно повис на костлявом теле.

Чародей покачал головой.

– Не могу.

Я мысленно выругалась на себя – ну конечно, чего и следовало ожидать. Внутри все закипело, но проговорила все так же плавно, с расстановкой:

– Тогда, может, все-таки позвать солнечного эльфа? Уверенна, вы найдете, о чем потолковать.

Чародей загреб ногами песок, попытался отодвинуться, в серых глазах мелькнула паника и обреченность.

– Нет, ты не поняла, желтоглазая, – поспешно проговорил он. – Я не отказываюсь. Просто ничего не вижу. Обычно у эльфов в середине солнечного сплетения цветной огонек. У солнечных – желтый, у темных – фиолетовый, у лесных – зеленоватый. А ты словно непроглядная пучина.

Надежда на то, что он взмахнет рукой, осыплет серебряной пыльцой, и я вспомню все рухнула, как песчаный замок. Я горько усмехнулась про себя – непроглядная пучина. Толи еще будет, серая эльфийка…

Длинный лист упал с дерева и опустился на плечо. Я смахнула небрежно и приготовилась уйти, пускай дальше сам разбирается со своими делами.

Чародей поднапрягся, жилистые ладони уперлись в камень, он поднялся на ноги и выпрямился. Облик изменился на глазах – волосы и борода распрямились, засветились приятной сединой.

Темно-коричневый балахон раздулся от ветра, края подрагивают, как крылья. Глаза прояснились, в серых радужках заблестели золотые вкрапления.

Морщинистое лицо разгладилось, он сказал пободревшим голосом:

– Погоди. Есть кое-что.

Я остановилась в пол оборота и вопросительно посмотрела на старца. Тот отряхнул балахон и шагнул на встречу, песок хрустнул под сапогами.

Он нервно огляделся и наклонил голову.

– Хотел сохранить в тайне, – прошептал старец, – но… ты спасла меня. А я не люблю быть должником. Так вот слушай, через три дня на Забытую гору упадет Золотой Талисман. Это не просто безделушка, нет. В сердце вещицы кроется первородная магия, дарующая силу и могущество. Талисман сможет вернуть память. Но помни, не одной тебе он нужен. Безумный маг не дремлет.

Из-за кустов раздался обеспокоенный голос Лисгарда:

– Миледи, с вами все в порядке? Прошло много времени, нам пора ехать.

Чародей напряженно замер, вкопав ноги в песок по самые щиколотки, в глазах сверкнули золотые отблески. Наверное, одна часть его все еще разговаривает со мной, а другая уже зрит неведомые миры, где обитают лишь боги.