Довольно большой процессией, к которой присоединялись другие коты и кошки — обитатели измерения, они чинно прошествовали в замок Нэкомата.
* * *
Главный кот — Нэкомата-сама — вызвал у Агары множество чувств: удивление, уважение, признание силы и могущества этого существа, даже радость и гордость от того, что он видел того, на кого так хотели посмотреть Саске и Наруто. Они вошли в огромнейший зал, в котором сидел глава этого измерения и отец Саюри-чан. Итачи успел шепнуть, что это ещё не самый большой из обликов гигантского демонического кота с раздвоенным хвостом.
Когда всё закончилось и они почти на рассвете вернулись в гостиничный номер, Агара долго не мог уснуть, собирая и анализируя свои ощущения от торжественного праздника кошек. Как оказалось, Нэкомата-сама даёт имена всем своим подданным, и имянаречение — важное событие в жизни каждого някониндзя. Не просто дань традиции: имянаречение даёт возможность беспрепятственно появляться в замке Нэкомата, а также о новом члене кошачьего общества сразу становится известно всем остальным. Даже если они находятся вне замка. Особенностью някониндзя является то, что при себе всех подданных Нэкомата-сама вовсе не держит. В отличие от большинства закрытых миров-сателлитов, кошки с удовольствием путешествуют, живут среди людей, ходят на разведку или просто обитают в замке. И с гордостью считают себя самыми свободными ниндзя на свете. Уважают они только своего прародителя — Нэкомату-сама, но и его приказы носят лишь рекомендательный характер. Также при имянаречении будущий някониндзя осознаёт себя.
И Агара, машинально почесав за ушком рыжего котёнка, который, в отличие от братьев, остался спать на его груди, заметил особенное осмысленное выражение в его жёлто-зелёных глазах, которые Тайо лениво жмурил.
Сама церемония прошла торжественно, но довольно быстро. Гигантский кот после короткой вступительной речи одним широким движением языка лизнул по жмущимся друг к другу котятам и назвал их имена: чёрный — Инки, рыжий — Тайо и белый — Кори. И эти имена повторили все остальные. Какое-то время стоял жуткий гвалт, но потом всё стихло.
— Время праздника в честь моих внуков! — возвестил Нэкомата-сама, и быстро вынесли еду. В основном свежую рыбу, мясо и печень. Во время праздника котята, немного отошедшие от обилия народа, звуков и запахов, разыгрались и оккупировали раздвоенный хвост, нападая на «дедушку», который стал немного меньше.
В середине ночи Саюри-чан забрала своих котят, которые так и уснули сверху на Нэкомате-сама, попрощалась с отцом, и они, стараясь не будить малышню, вернувшую себе прежние размеры, добрались до гостиницы.
Примечание к части
* Рю (流) с яп. "слушать, внимать, учиться" — японский термин, обозначающий течение либо стиль в какой-либо области искусства или религии. А также обозначение школ и направлений (например, Курама-рю — самурайская школа кэндзюцу; или Токагурэ-рю — в настоящее время самая популярная школа, претендующая на наследие ниндзя; оэ-рю — школа каллиграфии, основанная на стиле гё:сё, популярном в эпоху Эдо).
Часть 1. Глава 27. Будущие возможности...
— Так и думал, что он согласится, — буркнул Кабуто, придирчиво разглядывая обнажённое тело Хатаке Какаши, который лежал на специально подготовленной медицинской печати. — Отоо-сан, думаете, сборный геном приживётся?
— Вот и понаблюдаем, — пожал плечами Орочимару, подготавливая и выставляя на штативы капельниц обработанную ДНК-смесь практически всех представителей клана Учиха. — Сложно проследить генеалогию последнего из клана. К тому же анализы крови не показательны, вследствие слишком долгого использования чужого органа…
— Но, согласитесь, отоо-сан, если бы в его крови изначально не было особых маркеров, то есть — родственных связей с Учиха, то он не смог бы развить приживлённый шаринган до четвёртого уровня. Скорее всего, достаточно близкие предки-Учиха: бабушка, дедушка, — уверенно сказал Кабуто. — Кланы всегда роднились, пусть и не через представителей главной ветви. Но в итоге, шаринган у Хатаке смог эволюционировать, чего бы не произошло, будь он откуда-нибудь из Кумо или Кири. Иначе ему бы пришлось довольствоваться одним-двумя томоэ.
— Вполне вероятно, — согласился Орочимару, удовлетворённый анализом приёмного сына. — Если сможем усилить его кровь, то второй вживлённый шаринган, как и первый, у него получится «отключать», давая отдых мозгу и нервной системе. В другом случае… Он долго не протянет, и придётся извлечь оба глаза. Если вообще не помрёт от усиления генома, бедняга…
— Может, и не помрёт, — хмыкнул Кабуто, протёр антисептиком локтевые сгибы их пациента-подопытного, который был в сознании и внимательно их слушал, и ловко поставил внутривенные катетеры, — теперь у него появилось, ради чего жить…
Из-за медицинской печати, которая была нужна для того, чтобы всё-таки спасти их пациента, если пойдёт отторжение, Какаши пришлось привязать за руки и ноги прямо на полу за предварительно вбитые железные столбики. Также через грудь крест-накрест проходила кожаная перевязь, а голову удерживало сразу два ремня — налобный и прижимающий язык, чтобы пациент не прокусил и не убил себя в процессе «операции». Больно должно было быть невыносимо. Орочимару честно предупредил об этом Хатаке Какаши.
Запланированный разговор состоялся седьмого июня, месяц назад, когда команда Итачи вместе с командой Какаши вернулись со своих вполне удачно выполненных миссий.
Орочимару было немного жаль, что он не получил новый материал для исследования, но слова для Итачи, которые передал Саске от Хошигаки Кисаме, вернули надежду на то, что «материал» никуда от него не сбежит. Тем более теперь была уверенность в более определённом будущем. Тесты с внуками и некоторые их рассказы подтвердили, что обновлённая «проклятая печать» работает как надо. И, для финального завершения техники, необходима смерть одного из носителей, то есть либо самого Орочимару, либо кого-то из пятерых внуков-клонов. В связи с этим практику в окончательном перерождении пока решено было не испытывать, к тому же существовала восьмидесятипроцентная вероятность, что постепенно, в течение следующих десяти лет, дети окончательно приведут свою «родовую память» в норму, и его смерти, как «аварийного запуска», и не понадобится.
Убедившись в том, что всё задуманное осуществимо, Орочимару решил максимально улучшить состояние организма для того, чтобы жить и наблюдать результаты своих трудов как можно дольше. Его тело, в силу изначальных змеиных преобразований, и так должно было прослужить ещё около двух-трёх десятков лет, но после оказания столь значительной услуги Цунаде Сенджу грех было не воспользоваться талантами и объёмом чакры «величайшего медика времён и народов». Несмотря на то, что он сам был неплох в генетике, всё же Цунаде нашла «секрет вечной молодости», который они совместно с ней изменили и для него с помощью дополнительных преобразовательных фуин-печатей. Пожалуй, Цу-тян бы зажала секрет своей Ин-фуин, но клан — превыше всего, а долги старая картёжница привыкла отдавать и отработала на совесть, когда увидела и почувствовала родню в тех зародышах-Сенджу.
К тому же пришлось пообещать, что те же «Вакаи-гун-фуин»* найдут своё пристанище на теле Джи-тяна. Конечно, дополнительных бонусов вроде временной неубиваемости и божественного исцеления эти печати им не дали, всё же требовались достаточно большие вливания именно нейтральной медицинской чакры, но в целом хорошо оздоровили и омолодили организм. Теперь, пусть Орочимару не выглядел на двадцать, как некоторые молодящиеся бабульки, но при нём были его «уверенные тридцать пять», как чуть ли не хором сказали Кабуто и Шисуи после того, как проект «вторая молодость» подошёл к финальной стадии.
Орочимару очень приятно было ощущать помолодевшее тело и нравилось, как и на сколько лет он выглядел, всё же для старейшины клана смешно выглядеть малолеткой. Има и Ёши со всей своей детской серьёзностью заявили ему, что «дзидзи-сан стал молодым и красивым и ему пора подыскивать невесту». Еле удалось уговорить близняшек, что их няня — Ута-сан — пусть симпатичная и добрая женщина, но «в невесты» не очень-то подходит. И что надо сильную и храбрую куноичи, чтобы родились сильные шиноби. Дети подозрительно пошептались, понятливо кивнули и пока с подобными предложениями больше не приставали. Орочимару лелеял мысль, что внучки забудут этот разговор.
