Это был ужасный день. Он уже выходил из дверей банка и готовился сесть в экипаж. Вдруг какой-то непонятный человечек, одетый во всё чёрное, неожиданно бросил ему в лицо эти оскорбительные слова:

– Работай, работай. А твоя красавица жена в это время стонет под твоим же управляющим. На твоей же даче.

Эти слова прозвучали как удар хлыстом и не сразу дошли до его сознания. Человек же, нанёсший ему столь тяжкое оскорбление, просто исчез. Растворился в толпе. Не догонишь. Не найдёшь. Не расспросишь. Вначале он просто попытался успокоиться. Внушить самому себе, что всё это ложь и не может иметь никакого отношения к действительности. Но не смог. Обвинение было настолько жестоким, что вызвало в нём целую бурю чувств. Совсем не позитивных.

Все эти бушевавшие в нём эмоции плохо слушались голоса его рассудка. Но он всё же решил поехать на дачу. Лично. Сам. Один. Никому ничего не поручать. Удостовериться в том, что всё, что было сказано ему, является чистейшей воды правдой. Увидеть всё своими глазами, а потом принять решение. Какое? Этого он пока не знал. Но всю дорогу до дачи ясно представлял себе всё то, что сейчас там происходит.

Картина того, что сейчас разворачивается в его прекрасном особняке, была у него перед глазами во всех своих омерзительных деталях. Он ясно видел, как ангельский лик его любимой женщины приближается к красивому лицу его управляющего. Отчётливо представлял себе, как сплетаются их разгорячённые тела. Даже чётко слышал, какие звуки звучат в этой спальне. Целиком и полностью был во власти почти безграничной ревности. Как реальность ощущал то, что запах страстного секса впитывается в каждый предмет его любимой комнаты. Навсегда впитывается. И становится постоянным атрибутом новой реальности. Реальности, в которой он всего-навсего муж рогоносец.

После столь тяжких видений он даже перестал надеяться на то, что у него выдержит сердце и он сможет без проблем доехать до дачи. Но, тем не менее, доехал. Благополучно доехал. Не умер. Смерть ещё предстояло пережить. А может быть перед тем, как умереть, ещё кое кого отправить на тот свет. Он был готов к этому. Давно готов. С того самого рокового дня, как связал свою судьбу с этой чудесной девушкой, так некстати и так невовремя появившейся в его жизни.

На даче же было удивительно тихо. Он знал, что садовники, живущие здесь у него, как правило, ложатся спать с заходом солнца, чтобы проснуться с его восходом. Но у него были с собой его собственные ключи. Он так спешил, что не обращал внимание ни на что кругом. Но всё же был удивлен тем, что дом оставлял ощущение абсолютно пустого. Тем не менее, он внимательно обошёл здесь каждую комнату. Никого не увидел. Не застал врасплох ни одно живое существо. Внешне здесь вроде всё оставалось таким же, как было в тот последний летний день, когда они уезжали отсюда.

Ни жены, ни её любовника он так и не нашёл на этой даче. Не обнаружил он и каких-либо следов того, что здесь вообще кто-то побывал за последние месяцы. Уже после того, как закончился летний сезон. Так что никаких доказательств измены у него не было. Пока он был всего лишь как бы разочарован. Ведь он почти что поверил в то, что измена всё-таки была. Состоялась как событие. Стала фактом и частью новой действительности. Был настолько в этом уверен, что считал, что ему нужно было лишь доказать это. Столкнуться с ней лицом к лицу. Но в итоге оказалось, что доказательства вообще отсутствовали как таковые. Ни события, ни состава преступления выявлено не было. Пока. Он тщательно закрыл все двери. Вышел, так и не замеченный слугами. Сел в экипаж и поехал в город.

Приехав домой, поднялся на второй этаж. Вдруг услышал какой-то странный звук. Очень похожий на стон. Сразу же мелькнула ужасная мысль о том, что неужели же эти мерзавцы любовники осмелились расположиться прямо рядом с его спальней? Поневоле зашагал быстрее. Никого не обнаружил. Дошёл до детских комнат. И вдруг увидел, как его жена с ложечки поит их сына. Ему она лишь улыбнулась:

– У него поднялась температура. Поэтому я и переселилась в детскую. Боялась оставить его одного. Видишь, как ему плохо. Говорит, что, когда начинает постанывать, становится легче. Вот выдумщик, а? А ты почему так поздно?

Он поцеловал жену и сына. Обратил внимание на то, что несмотря на поздний час, жена всё ещё не переоделась. Было очевидно, что она даже не рассчитывает на то, что ей удастся поспать. Она же была помешана на здоровье детей и никому не передоверяла эти свои обязанности. На её вопрос он так ничего не ответил. Просто улыбнулся. Испугался, что голос подведёт его. То, что он пережил за последние часы, можно было назвать катастрофой. Его личной катастрофой. Ведь он уже поверил в сам факт измены. Сейчас, наконец-то, началось постепенное восстановление того мира, который он считал навсегда утерянным. Сел в своё любимое кресло. Но ещё долго не мог успокоиться. Не мог себе простить того, что он, столь сдержанный человек, запросто смог поверить такой гнусной клевете. Сам не заметил того, как уснул. Так и не дождавшись жены. Видимо, она осталась ночевать в детской.

С ней он увиделся лишь за завтраком. То, что она ему сказала, ввергло его в состояние очередного шока.

– Ты знаешь, я весь вчерашний день думала говорить тебе об этом или нет. Но потом всё-таки решила, что ты должен знать. Я была в твоём кабинете, когда туда зашёл управляющий. Казалось бы, всё было как обычно. Он чем-то интересовался, что-то обсуждал со мной, задавал вопросы. Я отвечала. А потом он вдруг поцеловал мне руку. Иногда он раньше так делал. Но только во время официальных приёмов. А ведь в тот момент мы были только вдвоём. Вначале я почему-то очень испугалась. А потом прямо сказала ему о том, что это было неуместно. Больше всего мне не понравилось выражение его лица. А ещё этот его странный взгляд. Такого раньше за ним не наблюдалось.

– А что было дальше?

– В общем, потом он рассмеялся и пробормотал какую-то глупость, вроде того, что если мне это неприятно, то он не будет этого впредь делать. И сразу же ушёл. Я же долго не могла успокоиться. Считаю, что твой управляющий не должен был так себя вести по отношению ко мне. Это, прежде всего, неуважение. А может быть, даже и оскорбление. Он всего лишь управляющий. Твой наёмный работник. Если он не понимает, то, что ему дозволено, а что же категорически не дозволено, то ему надо всё это ещё раз разъяснить. И так, чтобы он понял это очень хорошо и впредь не забывался. Кто знает, может всё же надо просто расстаться с ним? Я понимаю, что это твоё личное дело. Он же твой управляющий. Мой долг – сообщить тебе об этом. Просто поставить тебя в известность. Решения же у нас всегда принимаешь ты. Самые умные и самые правильные. Горжусь тобой.

Её слова поразили его. Он начал думать о том, что вчерашняя клевета, брошенная ему в лицо, и сегодняшнее возмущение его жены, видимо, как-то взаимосвязаны. Если это и не заговор, то определённо какая-то чётко выстроенная каверзная интрига против его семьи. К такому повороту событий он не был готов. Всё это, безусловно, необходимо будет пресечь в корне. Раз и навсегда. Но прежде всего он попытался успокоить свою жену, сказав ей о том, что всё это глупости. Ей не о чём беспокоиться, он сам со всем этим разберётся.

Прошёл к себе в кабинет. Решил, что сегодня ничего предпринимать не будет. Хотя ему и доложили, что управляющий уже с раннего утра пытался попасть к нему на приём, он его не принял. Занимался какими-то текущими делами. День пролетел незаметно. Запомнился тем, что малышу стало лучше. А ещё он уговорил жену немного отдохнуть днём. Ночь же они провели вместе. Сказочную ночь.

О его мужской силе ходили легенды. Не он их придумывал. Сам поневоле удивлялся тому, что его личная жизнь может кого-то сильно интересовать. Тем более порождать столь необыкновенные слухи. Ведь он же никогда и ни с кем её не обсуждал. Всегда жёстко пресекал какие-либо попытки врачей понять феномен того, почему его потенция не соответствует его возрасту. Он не знал значения слова «сублимация». А может, никогда не слыхал о нём. Также как и о Фрейде. Но, тем не менее, он прекрасно умел сублимировать свою сексуальную энергию. Вся его бизнес-империя держалась исключительно за счёт того, что она подпитывалась его энергетикой. Невероятной, иррациональной, почти сумасшедшей. Неподвластной какому-либо рациональному объяснению или изучению. Но то, что она была, являлось просто-напросто очевидным и неоспоримым фактом. Её ощущали и окружающие его люди, ну, и конечно же, он сам. Он берёг её. И редко когда растрачивал на то, чтобы ублажать тех женщин, что так и норовили быть поближе к нему.