— Ничего, если я поглажу? — робко спросила Усаги, когда один из утят осмелился вылезти на берег и подошёл слишком близко к ней.

— Можно, — кивнул Мамору. — Их только кормить нельзя, иначе привыкнут и будут зависеть от людей.

— Чем это плохо?

Усаги осторожно прикоснулась к маленькой пушистой головке, провела пару раз по шее. Утёнок во все глаза смотрел на неё, но не убегал, и ради интереса пощипывал Усаги за пальцы. Она хихикала, играясь с ним, и не замечала, что Мамору с улыбкой наблюдал за ней.

— Они не смогут сами добывать пропитание и погибнут — вот чем плохо.

— Оу, — только и могла вымолвить Усаги, стыдливо пряча глаза.

Она всегда любила кормить птиц, когда имела на то возможность. Думала, что помогает, что они не погибнут с голоду благодаря ей. А теперь, оказывается, Усаги только делала им медвежью услугу, не заботясь о будущем. Это удручало и наводило на грустные мысли. Играть с птенцом расхотелось, и Усаги резко убрала руку. Утёнок пискнул и вразвалочку убежал прочь, под крыло к строго поглядывающей на них матери-утке.

— Что с тобой? — обеспокоенно поинтересовался Мамору, сильнее сжимая её пальцы.

Усаги хотела выдернуть и их, но попытка увенчалась провалом — хватка Мамору была слишком сильной. Тогда она просто отвернулась, напряжённо рассматривая дрожащие на лёгком ветру тонкие веточки пырея.

— Я… была не права насчёт тебя, — вздохнула Усаги. — Прости за то, что считала… не очень хорошим человеком.

— Почему ты так считала? — он взял её подбородок и заставил повернуться к себе. — Потому что звал тебя Оданго? — красивые губы Мамору растянулись в привычной им обоим усмешке. — Или потому что дразнил за плохие оценки?

— Надо же, ты помнишь все свои огрехи, — горько ухмыльнулась Усаги.

«Как и мои тоже», — подумала она, вздыхая.

Тень печали — или что это ещё могло быть? — промелькнула в глазах Мамору. Зажмурившись, он опустил голову, руки его скользнули к девичьим плечами и несильно сжали их. Ничего непонимающая Усаги растерянно смотрела на его затылок и даже не знала, что ещё сказать в данной ситуации. Она запуталась и, хоть и хотела выкарабкаться из всего этого, только ещё больше запутывалась в себе и своём отношении к Мамору.

— Быть кем-то вроде меня — обременительно, — наконец подал голос Чиба. Из-за положения он звучал глухо, но Усаги всё-таки смогла услышать его. — Я не хотел всего этого, но голос по ночам всё твердит и твердит, что я не должен забывать своей сути. И ведь какая ирония, — он поднял голову и тяжело улыбнулся, — он так похож на твой.

Сердце Усаги снова дрогнуло. Прикусив щеку, она порывисто обняла Мамору, притягивая его за шею к себе. Как давно Усаги хотела сделать это, хоть и не отдавала себе в том отчёта, не желая погружаться в пучины самокопания, и наконец-то — это осуществилось. Может, раньше она готова была его задушить, но сейчас, когда Мамору открыл ей свои некоторые секреты, как камень, давящий на сердце, Усаги не могла больше игнорировать то, что лежало у неё на душе.

— Почему… Почему ты рассказал мне всё это? — горячо шептала она, уткнувшись носом в тёмные волосы. — Ведь ты мог соврать что-нибудь, послать куда подальше. Но ты рассказал…

— Я не мог больше игнорировать твою слежку. А без должного объяснения ты бы продолжила играть в сыщика, — усмехнулся Мамору ей в плечо, щекоча дыханием, и Усаги замерла, ошарашенная его словами.

— Т-ты знал?

Мамору выпрямился и серьёзно посмотрел на неё. Аккуратно заправив выбившуюся прядь светлых волосков за ушко, он улыбнулся.

— Это ещё одно моё «проклятье» — при желании я могу увидеть любое существо на планете: будь то муха или человек, — заметив, как краска гнева заливала лицо Усаги, Мамору поспешил объясниться: — Конечно же, только образ, и лишь тогда, когда я ладонью коснусь земли.

— Что же это за способности-то такие? — пробормотала она.

Усаги обескураженно смотрела на Мамору и понимала, что теперь уже ничто не будет, как прежде. Она не сможет больше так просто ругаться с ним, зная, какие тайны он скрывает. Несомненно, было что-то ещё, чего Мамору ей не рассказал — разве можно довериться настолько сильно какому-то чужому, почти незнакомому человеку, даже Оданго-атама?

— Только Оданго-атама я и могу довериться, — туманно отозвался он, отводя глаза в сторону.

Усаги была готова поклясться, что Мамору покраснел в этот момент, но вот что значили его слова? Чувствуя, как и уши стали гореть, Усаги всё-таки не могла игнорировать то, что сейчас происходило между ними.

— Т-ты ещё и мысли читать умеешь? — недовольно воскликнула она.

— Только у животных или птиц, — Мамору снова посмотрел на Усаги. — А у тебя просто на лице всё написано, — он добродушно усмехнулся, довольно наблюдая, как она снова покраснела от сказанных слов.

— Н-но почему я? — вышел даже какой-то писк, а не нормальные слова, но Мамору услышал её.

— Потому что это ты.

— Это не ответ, — надулась Усаги и уже хотела вскочить на ноги, но Мамору удержал её.

— Упс, кажется, я всё же пропустил одну ранку, — он большим пальцем прикоснулся к губам Усаги, внимательно изучая кровоточащую царапинку на нежной коже. — Как же нехорошо вышло.

Прикосновение губ Мамору было невесомым, словно её целовал ветер, но в глубине души как будто разлился пожар после взрыва огненного вулкана. Усаги бросало то в жар, то в холод, а проницательный, с хитринкой, взор тёмно-синих глаз выбивал почву из-под ног, а внутри зарождались неизведанные, но приятные ощущения. Тепло концентрировалось внизу живота, и, несмотря на то, что этот миг длился лишь пару секунд, Усаги поняла, что это было её личной точкой невозврата.

— Кто же ты, Мамору? — прошептала она, когда Мамору отстранился, но носы их ещё касались друг друга.

Он продолжал смотреть на неё, и в глубине его глаз Усаги видело нечто такое, чего не могла описать обычными словами. Тёмная, почти чёрная гладь моря и одинокий парусник, оставшийся один на один с беснующейся стихией; или белая чайка, скользившая в голубизне слишком яркого неба; или тёмно-зелёные просторы древних деревьев, в кронах которых заблудился седой ветер. Образы мелькали один за другим, кружили в голове бешеным хороводом, сворачиваясь в сине-зелёный шар, одиноко парящий в космосе, едином и неизменном.

Мамору нежно сжал её тонкие пальцы и улыбнулся. Он знал, что Усаги уже догадалась, каким может быть его ответ, но всё равно озвучил его:

— Я — Хранитель Земли.