Здравка Ефтимова
Свекровь и невестка
Посвящается В.
Она стояла в дверях моей комнаты и презрительно смотрела на меня. Крупная, величественная женщина с надменным взглядом безжалостно изрекла:
- В трехдневный срок прошу освободить комнату.
Она спокойно и даже победоносно смотрела на меня, как исследователь, который легко может уничтожить обессилевший микроб. Грациозно поправив тронутые сединой волосы, она плавно опустила руку. На губах у нее играла небрежная, высокомерная улыбка. А на улице было холодно и темно, шел снег. Выдержав ее взгляд, я спросила:
- Почему? - и встала с кровати, слегка расправив плечи, чтобы не казаться совсем маленькой.
- Неужели нужно объяснять?
Я промолчала. В комнате было тихо, слышалось только наше дыхание. Мы смотрели друг другу в глаза.
- Утром мой сын вышел из твоей комнаты.
- Может, вы обознались.
- Наталия! - В устах этой женщины все имена звучат, как проклятие. Почти все называют меня Цили - так звали козу, из которой потом сделали колбасу. В детстве я удивительно походила на эту козу...
- Не смей отрицать!
- Ну, что вы! - воскликнула я. - Разве я когда-нибудь возражала вам! Да, ваш сын действительно вышел. Но он мог выйти и из зоопарка. Неужто тогда всем животным придется уйти оттуда?
Мне хотелось все обратить в шутку, чтобы сбить с нее аристократическую спесь и спокойно лечь спать.
-Тебе хорошо известно, что через неделю у него конкурс, - да, я знала об этом... - Но, может быть, тебе неизвестно, что неделю назад мой сын обручился с Антонией Филиповой.
Наверное, я вздрогнула и очень побледнела - ее лицо осветилось счастьем, а я буквально поперхнулась от неожиданности. Но я сумела овладеть собой и села на табурет. Воодушевившись, она стала мне говорить, что мне бы сначала надо взглянуть в зеркало, на свое веснушчатое лицо, а уж потом обхаживать Николая. Ведь такой опытной особе ничего не стоит обмануть честного, неопытного, незапятнанного, надежного молодого научного работника. Но такому, как он, подходит милая, отзывчивая, талантливая, способная, влюбленная и надежная девушка, такая, как Антония Филипова.
- Когда состоялась помолвка? - выдавила я из себя.
- В воскресенье, когда ты ездила к своим. Конечно, это не совсем честно, но... Николай должен расти. - Она усмехнулась и с легким поклоном добавила: - Поэтому ты должна освободить комнату.
- Знаю, - оборвала я. Я подошла к ней поближе, чтобы лучше видеть ее глаза. - Мне очень жаль, что вы будете бабушкой моего первого ребенка!
- Что?! - хозяйка отступила назад и уставилась на мой живот. В комнате снова воцарилась тишина. Снег перестал, зажглись фонари. У меня слегка болела голова. Хозяйка машинально поправляла прическу. Мы помолчали.
- Знаешь... Пожалуй, утром я действительно обозналась, - сказала она, поразмыслив. - Это не Николай утром вышел из твоей комнаты.
- Ладно, - промямлила я. - Только сейчас прошу вас, уйдите отсюда. Мне очень неприятна ваша компания.
Хозяйка вся задрожала и двинулась на меня.
- Наталия! - заскрежетала она зубами. - Николай обручился с Антонией... Это правда... Пойми это наконец и убирайся.
Ах, как мне хотелось, чтобы эта женщина провалилась сквозь землю! Я возненавидела ее еще с тех пор, когда она повысила мне квартплату. А когда она испортила титан в ванной, я с трудом ее переносила. А ей было просто невдомек, что я еле сдерживаю себя.
- Наталия... Наталия, - она начала заикаться. - Этот ребенок не может быть от моего сына...
- Разве? Зачем вы так обижаете Николая?
- Но он обручился с Антонией Филиповой... Это ты понимаешь? Через две недели у него конкурс...
Конечно, я все понимала. Вот только, вот только...
- Я не уйду отсюда! - твердо заявила я. И просто восхитилась тем, как я это сказала. Я готова была лопнуть от гордости, какая я смелая. - И вы, гражданка Стоилова, как будущая бабушка, не имеете права выставить меня отсюда среди зимы. Знаю, что вы жестокий человек, но чтобы до такой степени...
Хозяйка потеряла дар речи. В комнате стало тихо.
- В трехдневный срок ты должна освободить комнату, - потребовала Стоилова. Я не ответила. -И ты ее освободишь! -угрожающе повторила она.
Мне хотелось, чтобы ад действительно существовал. Увидеть бы, как ее сажают в котел. Интересно, что растворилось бы сначала - она сама или ее злоба? В соседний котел забралась бы я сама. Любые муки выдержала, только бы увидеть, как она умасливает Сатану и пишет заявления с просьбой перевести ее в другой котел. Вот какой была Стоилова.
- Хочешь, я дам тебе пятьдесят левов, - предложила она. Голос у нее сел, а потом почти совсем пропал. - Может, этого хватит, чтобы...
- Всего пятьдесят? - удивилась я. - Да за такие деньги я и разговаривать с вами не стану...
- Восемьдесят, - неуверенно предложила старая. - И рука у нее задрожала, как магнитная стрелка. А что будет, если сказать сто? Удар, наверное, хватит! А если сто пятьдесят?
- Давайте двести и фазу же съеду! И все проблемы исчезнут вместе со мной! Господи, да не жадничайте же, а то передумаю!
Хозяйка аж позеленела. Онемела и окаменела. Целую минуту сидела, не шевелясь. Минут пятнадцать рылась в комоде, а потом еще долго пересчитывала десятки.
- Быстрее, быстрее, - подстегивала я. - Я молодая, бессердечная и нахальная. Не забывайте, что у меня тоже экзамены...
Она проверила другой ящик. Снова пересчитала деньги. А отдавала, будто от сердца кусок отрывала. Ни слова не сказала, а только обожгла взглядом налитых кровью глаз.
Ничего, очухается. Хотя и не сразу. Ведь двести левов!
Наконец она обрела дар речи.
- Ну, а теперь убирайся!
Надменная и величественная, она с презрением наблюдала за мной.
Вдруг мне стало ужасно неприятно, что я позволила ей говорить со мной так надменно. Ведь я могла бы потрясти деньгами у нее перед носом:
- Ловко же я вас надула!
А потом разжать пальцы и созерцать, как бумажки легко и свободно кружатся в воздухе и падают, а она, перегнув величественный стан, собирает их. Для такого зрелища стоило постараться. Подождать, пока она пересчитает их дрожащими руками. Но... такие, как она, больше всего страдают, когда залезут к ним в кошелек...
