Мы летим долго и упорно. Кажется, мимо нас несётся само время и пространство. Или же то просто обычная иллюзия.
Мотоцикл затихает где-то за городом, на обрыве, вид с которого — захватывающий. Город стелется перед нами — огромный и величественный. Хоть и льёт дождь, но где-то далеко-далеко на горизонте уже пробиваются лучи солнца, отбрасывая на тучи золотисто-розовые тени.
Усаги сбрасывает с головы шлем и громко смеётся, раскинув руки. Поднимает голову к небу и жмурится, когда капли дождя попадают в глаза.
— Мамо-чан, — тянет она ко мне ладони, и я, завороженный, снимаю шлем и иду к ней.
В кармане приглушённо играет телефон — музыка очень часто сопровождает наши внезапные поездки. Усаги стягивает куртку и начинает танцевать. Я по началу против такого, но вскоре и песня, и Усако затягивают меня, и мы пляшем словно сумасшедшие под этим дождём. Босиком, куртки откинуты в стороны, в промокшей насквозь одежде — но чертовски счастливые и довольные. Наши разгорячённые тела, излучающие жар, что перекрывает холод воды, соприкасаются в танце. Близко, слишком близко — и это сносит крышу. Мы страстно целуемся, когда эмоции переходят все грани дозволенного, а сердце просто не может вынести безграничной любви.
Нас можно назвать сумасшедшими — да, пожалуй. Но это не имеет абсолютно никакого значения, когда мы вместе. Мы любим, любимы и безумно счастливы.
Дождь вскоре заканчивается, солнце наконец занимает своё законное место на небосводе. А мы занимаемся любовью на промокших куртках и нам абсолютно нет никакого дела до окружающего мира. Купаясь в солнечных лучах, объятьях и поцелуях друг друга, мы понимаем, что большего — нам и не нужно. Только быть вместе, вот так вот, рядом. И растворяться в нашей любви и страсти.
Да, возможно, мы и впрямь сошли с ума. Но после последней битвы мы больше не можем существовать отдельно друг от друга. Только так: сердце к сердцу, глаза в глаза. Когда дыхание и мысли одни на двоих, а перед взором — только образ любимого человека. И никого другого.
Называйте нас как хотите.
Но мы счастливы и любимы, хоть и чуточку сходим с ума.
Комментарий к Сумасшедшие
По традиции: в мой День рождения черканула вам и себе подарочек :^D
========== У каждого свои «тараканы» ==========
— Как твои дела? — Усаги улыбается уголками губ, придерживая плечом телефонную трубку. Одновременно она красит ногти на левой ноге, однако это ничуть не мешает ей разговаривать с самым дорогим её сердцу человеком. Приятный мужской голос на другом конце провода завораживает её:
— Сейчас гораздо лучше. Вот, пока температуры нет, решил почитать чего-нибудь.
— Ты только не перетруждайся, — она говорит обеспокоенно, но в то же время ласково: знает, что если Мамору что-нибудь пришло в голову, он не откинет это в сторону и обязательно выполнит.
Если честно, Усаги уже давным-давно была бы там, с ним, в его квартире. И наставительно поучала, отбирая книгу, что нужно побольше отдыхать. А то уж совсем заработался. Однако Мамору пару дней назад подцепил заразную болячку, и, сговорившись с мамой Усаги, не пускал свою девушку на квадратные метры родной квартиры. Он не хотел бы, чтобы Усаги заразилась — лишний повод не ходить в школу, конечно! Зная это, Мамору и рассказал обо всём миссис Цукино. Он был бы жутко рад, будь Усаги рядом с ним, но… Мамору в первую очередь думал об Усаги и её здоровье. О себе — это уже в последнюю очередь.
— Но я же всё равно волнуюсь, — Усаги, закончив наводить марафет, откладывает баночку с лаком в сторону и плюхается назад себя на спину, беря телефон в руку. — Зачем ты рассказал моей маме?
На том конце провода хрипло смеются:
— Ты спрашиваешь меня об этом уже в который раз, крольчонок. Ты же знаешь, почему.
— Я знаю, — недовольно надувает губки Усаги. — Знаю. Но всё же… Почему?
— Потому что, — Мамору хмыкает, Усаги фыркает вместе с ним, и вот — они уже через секунду оба смеются. Правда, Мамору под конец заходится в кашле. Терпеливо подождав некоторое время, пока приступ прекратится, Усаги вздыхает и качает головой:
— Я должна быть рядом. Тебе плохо, я же чувствую. И не смей говорить, что температура спала. Ты наверняка чувствуешь слабость.
Мамору говорит приглушённо, но в его голосе слышатся стальные нотки:
— Даже не думай приходить. Я скоро поправлюсь.
— Все вы так говорите, — Усаги садится, опираясь свободной рукой о постель, — а потом чуть ли не умираете. Ты прямо как папа. Один в один.
— Ну, не сердись, Оданго, — даже лишь по одному тону она понимает, что он улыбается. Может быть, даже снисходительно, да и это прозвище старое вновь выползло… Но Усаги не хочется злиться или кричать. Не потому, что Мамору болен и лишний шум для него вреден. А просто лишь из-за того, что сердцем она понимает, что он сам безумно за неё переживает, оставляя одну на такое довольно длительное время. Но сам захотел. Ну, ничего. Ещё немного потерпеть осталось.
— Я не сержусь, родной мой, — вздыхает Усаги и ложится на бок, подпирая голову ладонью. Удобнее перехватывает трубку и наставительно продолжает: — Только даже не думай делать чего-нибудь такого, от чего тебе может стать хуже?
Мамору не выдерживает и громко хрипловато хохочет:
— Скажи, пожалуйста, и чем это я могу таким заниматься, что мне может стать плохо? Камни ворочать, что ли? — в трубке что-то шелестит и падает. Весело обругав упавшую книгу, Мамору шуршит пледом — да, кажется, это он самый — и снова возвращается к разговору: — Или ты думаешь, я тут стадо быков тренирую?
— А кто тебя знает, — невозмутимо откликается Усаги, терпеливо ожидая, пока он там устроится поудобнее. — У тебя коллекция очень обширная. Мало ли куда захочешь, чтобы она «переехала».
— Пару месяцев назад я нашёл ей вполне подходящее место и не собираюсь ещё куда-либо перетаскивать, — не менее серьёзно отвечает ей Мамору. — Правда, на Ebay видел один редкий камушек. Танзанит{?}[Находят его крайне редко, природные запасы практически истощены. Все это относится к уникальному танзаниту, который спрятался у подножья величественной Килиманджаро. Исследователи утверждают, что через 10 лет минерал исчезнет, поэтому его смело можно отнести в список «Самые редкие драгоценные камни».]. Уж больно соблазн велик.
— Купил? — деловито осведомляется Усаги, зная увлечение своего парня минералогией.
После событий с Тёмным королевством и обретением всех четырёх камней Ши-Тенноу Мамору ещё серьёзнее погряз в эту область. Выискивал везде, где только можно, различные камни, изучая их свойства, сравнивая с уже имеющимися четырьмя камнями.
Вскоре желание найти разницу между обыкновенным кунцитом и кунцитом, оставшимся от Первого Лорда Негаверса, переросло в азарт коллекционера. С каким рвением и трепетом Усаги собирала свои томики манги — точно так же Мамору, изучая всё новые и новые источники, приобретал небольшие экземпляры в свою расширяющуюся коллекцию.
Об этом не знал практически никто. Только Усаги, оставаясь вечерами дома у Мамору, в то время, когда он был занят больше обычного, осторожно открывала прозрачные створки шкафа и ласково гладила камни. Ей нравилось смотреть на переливы острых граней, чувствовать их энергетику и пропускать её через себя. Усаги любила в полутьме представлять, как они будут совмещать здесь обе своих коллекции, когда съедутся после свадьбы. Мыслей путних так и не приходило, но ей нравилось думать об этом.
— Не-а, — вздыхает Мамору несколько обречённо. — Он, знаешь, какие деньги стоит? Нет, о таком мне только мечтать остаётся. Вместо него заказал экземпляр оникса{?}[Оникс — поделочный камень, который является халцедоновой разновидностью кварца. Отличительная особенность оникса — его своеобразный полосатый окрас, который создают параллельные слои камня, содержащие различные примеси.]. Всегда хотел, да вот только некогда было. Вот, решил сейчас.
— Оникс, да? — Усаги тянется к тумбочке и ищет в нём свою небольшую энциклопедию камней. Энтузиазм Мамору оказался заразительным, и она не так давно купила себе эту книгу, чтобы хоть примерно знать, какие камни есть у её парня в коллекции. Да и пригодится на будущее, когда она захочет ему чего-нибудь подарить такого, чего ещё у Мамору нет.
