— Усако, — Мамору развернул её к себе лицом и мягко вытер выступившие на лице Усаги слёзы. — Вряд ли это всё связано. Ты просто накрутила себя, вот и всё. Не плачь, глупенькая моя Оданго.

Он снова прижал её к себе, любовно целуя в златовласую макушку. Негромко всхлипнув, Усаги вопреки всему улыбнулась и нежно ответила на объятья, изо всех сил прижимаясь к мужу. В его руках было так тепло и уютно — всякий раз, когда они обнимались, она мечтала растянуть эти мгновения на целую вечность, лишь бы подольше наслаждаться этим ощущением бесконечного покоя.

— Не важно, кто это будет, не важно когда, — негромко начал Мамору. — Мы всё равно будем любить его или её, и кто знает, может, Чибиуса всё же получит себе брата или сестричку.

— Или она сама станет старше, — улыбаясь, всхлипнула Усаги, вытирая ладонью слёзы. — Вот же маленькая проныра — вся в тебя. Если что-то захочет, обязательно получит это.

Мамору рассмеялся, и смех его затерялся в золотых прядках, щекочущих ему нос. Он слегка отстранился от жены и ласково прикоснулся ладонью к её животу, чувствуя мелкое покалывание на кончиках пальцев — то ли от осознания, что они сотворили их маленькое невероятное чудо, то ли от возбуждения, что его давняя мечта о большой семье неожиданно может стать явью, а не грёзами.

— Я люблю тебя, Усако, — улыбаясь, прошептал он, глядя в её глаза. — Да, наша жизнь круто поменяется, но я безумно рад, что это всё свалилось на нас.

— Сродни атомной бомбе, да? — хихикнула Усаги.

— О да, я просто оглушён и ослеплён от счастья!

Он наклонился к ней, желая поцеловать, и она не смела ему перечить, потому что тоже хотела этого. Губы ласково и знакомо встретились, даруя любовь и нежность, обещая всегда защищать и оберегать. Они уже дарили друг другу тысячу клятв, словами и безмолвно, в уютной тишине и на пике наслаждения, но только сейчас, кажется, почувствовали себя безнадёжно живыми, когда поняли, что не всё в их будущем предначертано, и что-то ещё можно будет изменить. От этого захватывало дух, а сердце билось чаще.

— А в Германию мы с тобой в ближайшие месяцы не поедем, — строго сказал Мамору, когда они оторвались друг от друга, чтобы сделать глоток воздуха, однако в глазах его плясали весёлые чёртики. — Впрочем, в другие страны тоже не поедем, будем сидеть дома и любить друг друга.

Усаги громко рассмеялась и снова поцеловала его. Такая перспектива ей ужасно нравилась.

========== B — Bilberry ==========

Комментарий к B — Bilberry

Bilberry — черника (англ.)

***

Звонок с работы застал Мамору по пути домой. Поднимаясь по лестнице до своего этажа, он, прижав телефон к уху плечом, одновременно пытался отвечать на вопросы коллеги и искать в карманах ключи. Те, как назло, не изъявляли желания поскорее найтись, поэтому Мамору бросил это нелёгкое дело и, когда остановился напротив своей двери, сначала завершил разговор, и только потом возобновил поиски. В этот раз они увенчались успехом, что было очень кстати.

Верхний замок с тихим щелчком открылся, и дверь тут же отошла на несколько миллиметров от проёма — значит, Усако была здесь, у него.

На груди разлилось приятное тепло, когда он увидел пару аккуратных девичьих туфелек, стоящих неподалёку от прохода, да маленькую розовую сумочку на комоде, которая заменяла Усаги кошелёк.

Мамору даже не пытался скрыть улыбки.

Он так давно мечтал, что однажды — когда-нибудь в будущем — будет вот так вот приходить домой с работы, и его будут ждать; что его встретят не холодные равнодушные стены квартиры, а нежная улыбка и ласковые объятья. После знакомства с Усаги её образ вытеснил из разума все прочие силуэты, крепко обосновавшись в подсознании. И вот: будущее осторожно начинает заглядывать в эти некогда невыносимо одинокие стены.

Как же здорово, что он однажды дал смущённой таким действием Усаги ключи от своей квартиры со словами «Мой дом — твой дом». Мамору изо всех сил надеялся, что в скором времени она сюда будет забегать не на пару часов после учёбы, а оставаться всякий раз после того, как окончательно переедет к нему.

— Усако?

Он быстро снял ботинки и в два шага преодолел путь до гостиной, заглянув в комнату.

— Уса?

Усаги сидела на полу перед диваном к нему спиной и, кажется, только сейчас услышала, что была не одна. Она тут же обернулась на звук его голоса и нежно улыбнулась:

— Мамо-чан!

Вскочив на ноги, Усаги мгновенно подбежала к нему и, стараясь не касаться ладонями светлой рубашки, обняла за шею. Нежные губы на какую-то долю секунды прижались к губам Мамору, и он почувствовал себя неимоверно счастливым. Как будто Усаги одним своим касанием влила в него щедрую порцию света и тепла.

Он приобнял её за талию и ласково клюнул губами в нос. Усаги захихикала и попыталась вырваться «на свободу», всё ещё держа пальцы сжатыми в кулачки.

— Что это ты тут делаешь, маленькая зайка? — полюбопытствовал Мамору, разглядывая её немного посиневшие ладони. — Что это?

— У тёти Мако в этом году столько сортовой черники выросло, что она поделилась со всеми нами, — пояснила Усаги, подразумевая под «нами» своих лучших подруг. — Я маме отнесла часть, а эти тебе принесла. Ягоды иногда тоже полезно есть. А теперь пусти, я их не до конца перебрала! — она снова предприняла попытку вырваться.

Мамору рассмеялся и нехотя, но отпустил её.

— Как будто я овощи и фрукты не ем, насмешила, — добродушно фыркнул он и пошёл на кухню вымыть руки: хотелось помочь Усаги и, наконец, почувствовать её объятья.

— Фрукты — да, ягоды нет, — парировала она, возвращаясь к своему занятию. — Тут мне совсем немного осталось, поэтому лучше поставь чайник, я совсем забыла про него. Будем чай пить с черникой.

— Чай с черникой? — Мамору удивлённо приподнял бровь. — Как это?

Он щёлкнул «лапкой» чайника и потянулся в шкаф за кружками: тёмно-синей, почти чёрной — для себя, и милой розовой с рисунком белого пушистого кролика — для Усаги. Эта кружка уже давным-давно обосновалась на его кухне — с тех самых пор, когда они только-только начали встречаться после того, как память окончательно вернулась к ним обоим после событий, в центре которых крутились Эйл и Анна.

— Булочка, потом сверху черника, потом сахар, — довольно ответила Усаги и тут же подозрительно покосилась на Мамору. — У тебя же остальные ингредиенты есть? А то я забыла глянуть.

— Есть, разумеется, — Мамору для наглядности подкинул вытащенный из хлебницы батон. — Не принимай меня за человека с голодного острова.

Усаги тем временем, завершив с очищением ягод от прилипших листиков, аккуратно всё собрала и принесла на кухню, выставляя на столе в ряд блюдце с грязью и две мисочки: одну пустую, а вторую доверху наполненную яркими тёмно-синими ягодами.

— Ты не с голодного острова, — продолжила разговор Усаги, отправляя пустую миску в раковину. — Ты человек с работы, который может запросто забыть, если у него дома что-нибудь пожевать.

— Этого я не забуду, не беспокойся, — улыбнулся Мамору и, притянув Усаги к себе за талию, коротко поцеловал в лоб. — А если и забуду, то ты мне напомнишь, верно?

Усаги забавно подёргала носиком — точь-в-точь крольчишка, и потёрлась щекой о его плечо:

— Ты такой милый подлиза, — промурлыкала она. — Но ты пока пусти меня, я руки не помыла.

Мамору усмехнулся и разжал руки.

После всех приготовлений, мытья посуды и прочей сопутствующей обыденной суеты они, наконец, удобно устроились за столом. Мамору нарезал им несколько ломтиков батона, а Усаги щедро насыпала сверху черники и сахара.

— Гляди, вот это будет объедение, — довольно облизнулась она и тут же поспешила откусить кусочек. — Фафая фуфнотааа…

— Не запачкайся.

Мамору осторожно стёр с щеки любимой маленькое черничное пятнышко и только потом принялся за свой бутерброд. Усаги только отмахнулась и, откусив следующий, снова вся измазалась.