– Ну конечно! Как ты могла подумать, что я имею в виду лорда дознавателя! Тильда, ты совершенно непозволительно шутишь. Найди, пожалуйста, для своего специфического чувства юмора более…спокойный объект. И потом, почему ты называешь его по имени? Он дал тебе такое дозволение, или ты снова занимаешься самодеятельностью?
– Кто? Маркус? Конечно, он мне разрешил. После того, как мы с ним только что обсудили невероятно интимные вещи и подробности того, что можно увидеть в спальне через зеркало…
– Избавь меня от подробностей! – воскликнул дядюшка, заливаясь ярким свекольным румянцем и на всякий случай отодвигаясь от меня в сторону, – лучше скажи, когда ты к нему переезжаешь?
– Экий вы, дядюшка Джереми, нетерпеливый…так и норовите спихнуть меня поскорее. Через неделю, поэтому мне нужно подготовить вещи, разобраться с документами, обновить гардероб. Вы же не захотите, чтобы о вашей племяннице, которая, возможно, скоро станет вхожа в императорский круг, говорили, что она приехала к жениху голодранкой?
Дядюшка обречённо вздохнул, но возражать не стал: ну а что тут спорить, если я с какой стороны ни посмотри – с любой права. Новый гардероб дядюшка обязан мне предоставить, и скромничать я не собиралась, так как если я жертвую своей молодостью и свободой ради семьи, то пусть семья хотя бы раскошелится.
Оставив дядюшку страдать и подсчитывать предстоящие расходы, я бегом поднялась к себе в комнаты, с помощью верной Лизетты стянула наконец-то демонов корсет и со стоном наслаждения рухнула на диван. Позволив себе поваляться минут десять, я вскочила, переплела волосы, быстренько влезла в удобные брючки и рубашку, сверху накинула жилет с множеством кармашков, перетянула его в талии поясом, сунула ноги в мягкие сапожки без каблука и привычно соорудила на кровати нечто, напоминающее накрытую одеялом фигуру.
– Барышня, вы поаккуратнее, а то не ровен час, заметит дядюшка, – напутствовала меня верная горничная, свято убеждённая, что я по ночам бегаю на свидания с каким-то юным аристократом, которого никогда не одобрил бы дядюшка. Романтичная натура Лизетты уже украсила эту достаточно топорную историю массой душещипательных подробностей, деталей и нюансов. Девушка искренне верила, что помогает мне устроить личное счастье вопреки воле жестокосердного родственника. Меня вполне устраивал такой вариант, поэтому, пообещав доброй Лизетте беречь и себя, и своего возлюбленного, я осторожно выбралась в окно и привычно спустилась по густо заплетавшему стену дикому винограду.
Глава 2
Спустившись по словно бы специально для этого предназначенным прочным и достаточно надёжным лозам дикого винограда, я бесшумно спрыгнула на землю и услышала, как наверху верная Лизетта тихонько притворила окно. Свет в окне моей комнаты погас, демонстрируя всем желающим, что хозяйка апартаментов отправилась спать. Ну а что – я, может, переволновалась, вот и легла пораньше.
Переждав в густых кустах жимолости патруль, который по многовековой традиции трижды за ночь обходил замок, я взобралась на высокую, но местами раскрошившуюся стену и через минуту уже бодро топала по дороге в город. Идти было около получаса, так что я сосредоточилась на предстоящем разговоре с Толстяком и так задумалась, что чуть не пропустила едва выделявшуюся на фоне ночного леса тень. Еле заметная глазу чёрная клякса расположилась в аккурат возле последнего поворота перед городской стеной.
Я хмыкнула про себя: давно прошли те времена, когда я могла не заметить дежурного наблюдателя Гильдии. Но открыто демонстрировать свою осведомлённость не стала – парень здорово расстроится, если узнает, что его заметили. Поэтому я спокойно прошла мимо, насвистывая мотивчик популярной в последнее время песенки про молодого шута, влюбившегося в королеву. Мелодия была выбрана не случайно: «шутами» на нашем жаргоне называли старших наблюдателей.
В Гильдии была своя достаточно строгая иерархия: мальчишка, бегающий по поручениям и заодно присматривающийся к только что прибывшим путникам, назывался «двойкой». Тот, кому уже поручали отслеживать передвижения конкретного человека, становился «валетом». Следующей ступенью был «шут» – старший наблюдатель, контролирующий сбор сведений обо всех людях и нелюдях, появляющихся в городе, и вылавливающий крупинки ценной информации из моря сплетен, слухов и вымыслов.
Верхний эшелон Гильдии составляли «короли», «маги» и «джокеры». Первые контролировали всё, что связано с оборотом денежных средств: рынки, лавки, перекупщиков, весёлые дома, трактиры и постоялые дворы. «Маги» следили за всеми, в ком тлела хоть минимальная искра магического таланта и по мере возможностей обращали этот талант на благо гильдии: зачастую в ход шли подкуп, шантаж, ложь и предательство. И были «джокеры» – специалисты, знающие какое-либо не очень законное ремесло в совершенстве: убийцы, воры высочайшей квалификации, некроманты, карточные шулеры.
Услышав легкомысленный мотивчик, тень шевельнулась и отодвинулась ещё дальше в темноту, практически полностью слившись с лесным мраком. Я свернула за поворот и через пару минут уже подходила к городским воротам. Они были открыты круглосуточно, но ночью вход был на две медяшки дороже. Чем это объяснялось, я не знала да и не слишком стремилась узнать.
Заплатив положенную пошлину, я прошла мимо благоухающего пивом стражника и мгновенно затерялась в лабиринте узких улочек, не заблудиться в которых мог только тот, кто здесь вырос, или такой человек, как я, обладавший врождённым чувством пространства и расстояния.
К цели своего визита в город я добралась достаточно скоро, так как никто меня не останавливал, не приставал и не мешал. В этом районе, известном как Нижний город, меня хорошо знали и не задерживали. Только изредка незаметно здоровались, не афишируя знакомство, – здесь по-другому было не принято.
Трактир с покосившейся вывеской «Ель и жёлудь» отличался не только потрясающим по своей логичности названием, но и очень приличной кухней и чистыми (для этой части города, разумеется) номерами. Кивнув примостившемуся за стойкой хозяину – старику Хитчу, – я прошла через зал, заполненный в такое время практически полностью, и спустилась по скрипучей лестнице в подвал. Возле двери дремал великан Гродер – телохранитель Толстяка Керта. Я вежливо ему кивнула и, получив в ответ доброжелательное ворчание, постучала в дверь.
– Малышка Кло! – радостно воскликнул сидящий среди подушек за непривычно низким столом немолодой мужчина, в котором всего было «очень». Очень большой живот, очень крупный нос, очень чёрные миндалевидные глаза, которые были бы невероятно хороши, если бы не были зажаты очень пухлыми щеками.
– Керт, моё почтение, – склонила я голову в приветствии, – за то время, что я тебя не видела, ты стал ещё толще, хотя мне казалось, это уже невозможно!
– Тебе ли не знать, что я не знаю этого слова – «невозможно»! – хохотнул Толстяк, – к следующей нашей встрече я собираюсь набрать ещё пару фунтов.
– А надо? – я с сомнением взглянула на обтянутый яркой рубашкой более чем объёмистый живот и вздохнула, – может, не стоит? Лопнешь ведь!
– Не волнуйся за меня, малышка, – Керт похлопал пухлой ладонью по подушке рядом с собой, а расторопная служанка быстренько принесла для меня чашку и небольшую плошку с водой, в которой плавали лепестки роз – для омовения рук. Я благодарно кивнула, оценив широкий жест хозяина: предложить место рядом с собой – это значило признать равной или просто высказать истинное уважение. Приятными были оба варианта. Но внутренний голос мрачно шепнул, что это всё неспроста. Не от большой любви Толстяк так меня умасливает, ох, чует моё сердце большие проблемы.
– Это просто восхитительно, что ты пришла, Кло, – начал Керт. Вот что ценю в нём – так это нелюбовь к долгим вступлениям: в отличие от своих южных земляков, Толстяк предпочитал разговоры короткие, конкретные и результативные, – у меня для тебя дело.
– Давай прежде чем ты озвучишь своё предложение, я скажу, для чего побеспокоила тебя, – начала я, но Керт вальяжно махнул пухлой ручкой, – что?