– Идиот. Я не за убийство сел.

– Ну вы же тюрьму благодарили. Вдохновение через страдание приходит, так же? – Решетников покачал головой, явно не согласившись. – Моя жена трахается с Завадским, – произнес он после паузы.

– Радуйся, что просто с Завадским. А не с Маяковским или Чеховым.

– И все равно. Мне больно. Я унижен, немного раздавлен.

– Вот и пиши про это, кровью своей пиши, но чтобы весело, как ты умеешь. А теперь иди, спи, а то всю ночь со мной тут просидишь, тебе спать надо и бухать меньше. И берись за работу. Начинай писать. Серьезно.

– Благословили? – спросил Решетников.

– Да хорош уже, меня кто благословлял? Долги брата? Пиши, – ответил Достоевский.

На следующий день Решетников приехал из офиса пораньше, зная, что Ольга должна уже быть дома. В прихожей стоял чемодан.

– Я дома, ты где? – крикнул он с порога.

– Здесь, – донесся Ольгин голос из спальни.

Жена сидела за монтажным столом. Решетников увидел, что она поставила на паузу видео с Завадским. Петр почувствовал, как болезненно сжалось сердце.

– Ты хотела со мной поговорить.

– Я все время об этом думала, не могла… работать. С этим что-то надо делать, меня трясет.

– Ты о чем?

– Твой сын встречается с учительницей!

Решетников чуть слышно с облегчением перевел дух:

– А, ты про это…

Ольга резко развернулась к нему лицом:

– Ты так реагируешь, как будто это… А это, между прочим, жизнь твоего ребенка, и надо бы посерьезней к этому относиться…

– Да я понял, понял. Конечно, давай решать проблему.

– Я все эти дни не могла ни о чем думать, кроме как о Саше и этой…

– Ну, вы хоть все сняли?

– Да какая разница, ты понимаешь, что у нас большая проблема? Ты с ним говорил?

– Сегодня собирался. Мне тоже нужно время…

– Решетников, тебе все по барабану. Конечно, зачем говорить с сыном, можно просто переброситься шутками и уйти в разные комнаты – отличная семья.

– А что у нас, не отличная семья? – Решетников подошел к жене и встал у нее за спиной.

– Мы должны поговорить с этой училкой. Сегодня же. Сейчас же.

Решетников согласно кивнул и позвонил Красовской, чтобы договориться о встрече.

Анна жила в простенькой, но уютной однушке, заставленной комнатными цветами. К их приходу она купила торт.

– Извините, у меня не убрано, не ждала гостей, – сказала она, пропуская Решетникова с женой в квартиру.

– Мы гости?

Ольга была холодна и строга.

– Съемная квартира? – спросила она, оглядываясь.

– Да.

Красовская проводила их на кухню, где уже был накрыт стол с тортом.

– Ты можешь помягче? – вполголоса обратился к жене Решетников, когда они остались одни.

Ничего не ответив, Ольга взяла в руки рубашку, висевшую на стуле. Она вышла из кухни и обратилась к Анне более мягко:

– Я нашла рубашку Саши. Я заберу, постираю. Не против?

Красовская растерянно кивнула.

– Если есть еще вещи, давайте.

– Нет. Рубашку он забыл, да.

Разглядывая Анну, пока она разливала по чашкам чай, Решетников подумал, что понимает, почему его сын влюбился в нее. Потянувшись за тортом, он поймал укоризненный взгляд жены, но все же взял кусок и начал с аппетитом есть.

– Анна Николаевна, у нас возник конфликт интересов: у вас большая и чистая любовь к Саше, нам же важно будущее нашего сына, – сказала Ольга, положив на стол сцепленные руки.

– Я правильно понимаю, что со мной у Саши будущего нет? – мягко спросила девушка.

– Скажем так, не о таком будущем мы мечтали. Просим понять нас как родителей. Это единственный сын. Мы бы хотели разрешить ситуацию полюбовно.

С минуту все молчали, Решетников наслаждался тортом.

– Давайте поступим так: вы расстаетесь с нашим сыном, и мы все продолжаем жить дальше, – продолжала Ольга.

– Нет, – тихо произнесла Анна. – Ладно я, но вы про Сашу подумали? У него же чувства.

– Совратить мальчика и говорить, что он тебя любит, – вот это педагогика.

– Я никого не совращала.

– Я больше говорить с вами не буду. Если вы не отстанете от него, я вас уничтожу.

Решетников мягко тронул жену за руку и тихо сказал:

– Давайте без угроз.

Ольга отдернула руку.

– А как? Ты же видишь, она не хочет от него отвязываться.

– Да это не я, а он ко мне привязался. Он любит меня. И это надо принять как факт, – заявила Анна, взглянув на Ольгу сверкнувшими глазами.

– А вы просто терпите любовь, да?

– Полтора года он за мной… а вы ничего не видели! Вы совершенно не знаете своего сына, совершенно. Учится хорошо, и ладно. А то, что он едва руки на себя не наложил, вы об этом знаете? Нет. Только я знаю.

– Ну понятно, сейчас вы так все вывернете, что мы вас благодарить начнем и на ремонт класса скинемся, – усмехнулась Ольга.

Решетников спросил:

– Какой вы видите выход из этой ситуации, Анна Николаевна?

– Я бы оставила все как есть. Подождите, не перебивайте. Дайте ему окончить школу, поступить, и, если это просто влюбленность в учительницу, он сам меня оставит. А вы сохраните хорошие отношения с сыном.

– Какое благородство!

– Сейчас он любое вмешательство в его личную жизнь воспримет очень агрессивно, устроит бунт.

– Ничего не устроит, я знаю своего ребенка.

– Родители – это последние люди, которые знают своего ребенка, – ответила Красовская.

В бессильном гневе Ольга повернулась к мужу:

– Нет, а ты чего молчишь?! Скажи ей что-нибудь этакое, удиви нас.

– Мы должны помнить, что интересы Саши здесь главнее всего, – примирительно произнес Решетников.

– И какие его интересы? Спать с учительницей, давай же скорее их удовлетворим. А когда захочет наркотиков, купим ему первый косяк, так же поступают правильные родители?

– Не сравнивайте… – попыталась вмешаться Анна.

Но Ольга не дала ей договорить.

– Достаточно, – отрезала она, отодвигаясь от стола вместе со стулом. – Мы вас выслушали. Вы нас тоже. Если вы не порвете с Сашей, как-нибудь аккуратно, то я сделаю так, что учителем вы больше работать не будете.

Готовая разрыдаться Красовская поднялась и вышла.

Ольга положила рубашку сына в свою сумку и направилась к выходу. Анна, справившись с эмоциями, вышла их проводить.

– И да, мы найдем другого репетитора, – сказала Ольга с порога.

– Не делайте этого.

Не слушая девушку, Ольга вышла за дверь. Решетников последовал за женой.

– Я уволю ее из школы, – сказала Ольга, когда они уже сидели в машине.

– Отлично, – ответил Решетников, – устрой скандал, это гораздо больше сблизит нас с сыном. Переходный возраст пережили нормально, так хоть в конце школы покуражимся.

– А что предлагаешь делать? Ничего?

– Не надо форсировать.

Ольга молча смотрела на дорогу.

Вечером, паркуя машину во дворе своего дома, Решетников увидел, что Ольга сидит в своей машине. Он постучал в окно.

– Я сижу здесь уже час и не могу подняться в квартиру. Он уже дома, видела, зашел, – начала Ольга, когда он сел к ней в машину. – Я не знаю, что ему сказать. Сказать надо же, я же мать, а что? Он и сам ждет разговора, а я в растерянности. Это ведь первая наша серьезная проблема с Сашей, и мы оказались полностью не готовы.

– Пошли, – сказал Решетников и подбадривающе похлопал жену по руке.

– Мы хорошие родители? – сказала Ольга, посмотрев на мужа. – Вот честно, без шуток.

– Думаю, на этот вопрос ответ даст только время.

Ольга покачала головой:

– Только Саша на это может дать ответ.

– Саша на это сможет ответить только через время, – сказал Решетников. – Когда меня ставили в угол, в детстве, я бы сказал, что мои родители самые ужасные, но сейчас я понимаю, что лучших и нет, наверное. Мы все делаем правильно.

– Что мы ему скажем? – спросила Ольга, выходя из машины.

– Найдем что. Это как рожать – не умеешь, а рожаешь. Импровизация.