— О да, Силко, у нее проблемы! — говорит Амалия трагично, поднимаясь с невыразимой грацией. В разрезе провокационно мелькает обнаженное бедро с отметиной сложной татуировки. — Бедная девочка влюбилась в какую-то… туристку. Ну, она точно не из наших, но и не из Пилтовера. Мои контакты говорят, что из Демасии.

— Беглая магичка? — Силко едко улыбается. — Что ж, не худшее, что можно было ожидать.

Амалия понимающе кивает, заглядывая ему в глаза.

— Тебе страшно не нравится, что она обратилась ко мне.

— О, нет, это логично, — кривится Силко. — Ты же мастерица по обольщению. Пожалуй, наилучший выбор. И что ты ей посоветовала?

— Для начала — заговорить с этой самой девицей, — мелодично рассмеявшись, говорит Амалия. — А потом, я уверена, все будет в порядке. Но если кто-то разобьет твоей дочери сердце, полагаю, ты ведь сумеешь с этим справиться, Сил-ко? — сладко тянет она, цапая его за воротник.

Возможно, где-то в глубине души Амалия сама влюблена до безумия, но Силко предпочитает не заглядывать так далеко — можно и впрямь утонуть. Поэтому он лишь рассеянно кивает, позволяя ей соскользнуть к нему на колени. Слава богам, это совсем не похоже на жалобно льнущую к нему Джинкс — Амалия похожа на порочную демоницу, решившую забрать его душу, огненная и прекрасная.

— Можешь закрыть глаза, если тебе так легче, — обреченно предлагает Силко, но Амалия целует его долго и самоуверенно, а потом отрывается от губ и касается жуткого шрама, жарко шипит: «Дурак», и Силко как будто снова семнадцать, и у него на плечах нет всего гребаного Зауна — только свободолюбивые мечты.

— А я рада, что у тебя появилась дочь, — шепчет Амалия. — Меня немного обнадеживают мысли о том, что ты хоть кого-то способен любить просто так, без притворства.

Силко ничего не отвечает — и не знает, что говорить.

***

Джинкс находится внизу, около бара. Уныло лежит на столешнице, уткнувшись в нее носом, и катает пальцем по столу какую-то блестящую штучку, в которой Силко с опаской угадывает колечко. Чувствуя, что рядом кто-то садится, Джинкс тут же напрягается, тянется к пистолету, но быстро узнает Силко.

Музыка играет, мурлычет граммофон, ведутся вечные разговоры среди завсегдатаев, раздается чей-то захлебывающийся смех, и Силко приходится наклониться к ней поближе.

— Как твое свидание? — неловко спрашивает он.

Потому что, боги, буквально вчера он заплетал Джинкс первые косички и рисовал с ней разноцветных страшилищ, а уже сегодня она ходит на какие-то свидания — уму непостижимо. Жестом подзывая бармена, Силко велит налить себе чего-нибудь покрепче.

— А-а, твоя проститутка меня сдала, — уныло бормочет Джинкс; в глазах лихорадочно поблескивают слезы неясной обиды, и Силко тут же дергает вперед: утешить, обнять, пожалеть, но он останавливает себя и вцепляется в стакан, а Джинкс все ворчит: — Ну и пожалуйста, ну и пусть. Ничего больше ей не скажу…

— Так что случилось?

— Ну, мы погуляли тут и там, — вздыхает Джинкс, сцепив пальцы. — Все было очень даже хорошо, а они… они молчали, и я слушала Люкс, она знает очень много умного, а я ей рассказывала про Заун, про историю — то, что ты мне говорил! У нее улыбка — такая… такая! Булочки поели, я ей украла самую вкусную. Но потом я ушла домой, и я подумала, что все не может быть так хорошо! — отчаянно восклицает она. — А вдруг она поймет, что я такая плохая, а она — такая хорошая!

Силко тихо вздыхает, отпивает виски. Это вполне в стиле Джинкс: самой придумать проблемы. Он ловит ее за руку, осторожно притягивает к себе, и Джинкс с душераздирающим скрипом двигает стул ближе, чтобы уткнуться Силко в жилетку и шумно дышать, сглатывая слезы.

— Меня никто никогда не полюбит! — всхлипывает она.

— Неправда. Я же люблю тебя больше жизни.

— Ну я не про то, — возмущается Джинкс. — Ты мой папа, а это…

— Нет, Джинкс, не в этом дело. Любовь — она от сердца. Любая. И даже если я, — выразительно говорит Силко, — тебя люблю, то эта твоя Люкс (а она, судя по твоим рассказам, хорошая девушка) — тоже может тебя полюбить!

Джинкс уже ревет, не таясь, и Силко успокаивающе гладит ее по спине, совсем как в детстве, и от этой мысли он все же улыбается.

— Давай для начала сойдемся на том, что ты ей нравишься, — предлагает Силко. — А там уже посмотрим. Ты ей колечко купила?

— Ага, с солнышком. Красиво, скажи? Ей понравится?

Солнце в Зауне почти совсем не видно — Силко помнит, как в детстве о нем мечтал, как одержимо всматривался в затянутые вечным смогом небеса, надеясь рассмотреть золотые лучи.

— Конечно, понравится, — ответственно говорит Силко, и Джинкс ему, как и всегда, верит.

========== 12; кот ==========

Силко вздыхает. Он только и может, что вздыхать, потому что ругаться на Джинкс он никак не способен, просто язык не поворачивается. Особенно — когда вот как сейчас, она стоит и смотрит на него жалобно синими-синими глазищами, в которых дрожат слезы.

И прижимает к груди самого тощего, облезлого и злобного кота, которого Силко видел в своей жизни.

— Где ты его нашла? — справившись с изумлением, спрашивает он, потому что отчасти Силко правда интересно, где именно в Зауне обитают такие чудовища. Возможно, не стоит туда ходить.

— Я… на фабрике… сгоревшей, — уже в открытую шмыгая носом, отвечает Джинкс.

Кот шипит и жмется к ее груди, к рубашке, перепачканной в чем-то едко-черном — сажа, понимает Силко. Она опять бродила среди обгоревших остовов, разгребая ботинками пепел. Искала… что-то. Сестру. Себя прошлую. Джинкс влечет туда, будто под обломками старой жизни она сможет откопать что-то ценное, настоящее, а Силко… что ж, он не может запереть ее в доме.

— Джинкс, там никого нет, — втолковывает он в который раз. — Твоя сестра ушла. Она не вернется. Никогда, Джинкс. Остались только ты и я.

Она всхлипывает — очень беспомощно, очень жалко — и кивает, как заведенная. Тянется к Силко, желая, как и всегда, спрятаться в его неловких объятиях, но в то же время боится отпустить кота. Так и мнется перед ним, обнимая серое лысое чудовище, которое, притихнув, янтарными глазами пялится на Силко с призрачным вызовом. Теперь, приглядевшись, Силко узнает в этом жутком существе одного из бродячих котов, что его люди отлавливали для Синджеда и его экспериментов с «мерцанием». Этот не кажется отравленным — и он каким-то чудом пережил взрыв в лаборатории, выбрался и бродил по фабрике, злой и голодный.

— Можно его оставить, ну пожалуйста? — канючит Джинкс, замечая, как долго и задумчиво Силко рассматривает кота. Кот презрительно кривит морду и дергает кончиком хвоста. — Я буду хорошо за ним следить! И… мне не будет скучно, пока тебя нет, — робко замечает она, снова смаргивая слезы.

— Я могу найти тебе любого кота, хорошая моя, — вздыхает Силко, трепля ее по волосам. — Но… тебе правда нужен этот?

Кот выглядит как жертва экспериментов по выведению самого отвратительного существа в Рунтерре, что не так уж далеко от истины. Исхудавший весь, серая кожа обтягивает кости почти болезненно. Злобная морда со шрамами, мятые усы, убийственный взгляд. Если так подумать, Джинкс нравятся жуткие вещи, так что Силко не удивлен.

В конце концов, ей же нравится жуткий Силко…

— Сначала его нужно помыть, — командует Силко, — а потом осмотреть, думаю, кто-то из наших медиков сможет разобраться, не заразный ли он какой… Только не носи его Синджеду, а то он может потребовать эту мерзость обратно.

Джинкс издает радостный писк и все же кидается на него с объятиями.

Кот, зажатый между ними, сердито хрипит.

***

После мытья кот оказывается еще более жутким, чем прежде. Серая грязь скрывала кое-где старые шрамы и новые ссадины, только начавшие зарастать. К счастью, тварь не боится воды, поэтому не бросается ни на кого, пока Силко и Джинкс в четыре руки намыливают ее в раковине. Видя раны, Джинкс отводит глаза и в волнении грызет губы.

— Все будет хорошо, — обещает Силко. — Выглядит как просто царапины.