Я с трудом заставляю себя ответить:

– У него еще не сменились молочные зубы.

На челюсти Джимми, лишенной кожи и мышц, видны два ряда зубов, один под другим. Совершенно естественно для ребенка его возраста, но выглядит очень, очень странно.

У Нэда последний молочный зуб выпал за несколько дней до смерти. Нижний правый резец. Я до сих пор храню его в маленькой коробочке в форме сердца, рядом с кроватью. Будь это Нэд, я видела бы дырку… Я больше не могу на это смотреть. Просто не могу.

Каллум опускает фонарь.

– Иногда я вижу его отца в «Глоуб». Он работает в больнице.

Сестра Джимми учится в классе Кита. Я хочу произнести это вслух, доказать, что со мной всё в порядке, но не могу. Кажется, ее зовут Эмили. Милая малышка.

Каллум снова берет меня за плечи, но я стряхиваю его руки – в голову мне приходит ужасная мысль:

– Здесь могут быть и другие. Арчи и даже Фред. Мы должны искать. Арчи! Арчи, ты нас слышишь?!

Я чувствую дыхание Каллума у своего уха.

– Кэт, им больше негде здесь быть. Над водой только рубка и соседняя каюта. Каюту я осмотрел раньше, чем увидел его.

Нельзя сказать, что я ему не верю, – просто мне нужно убедиться самой. Я протискиваюсь через узкую деревянную арку, которая ведет в треугольную каюту на носу лодки. Кто-то – наверное, Каллум – открыл три рундука. Все они пусты, если не считать нескольких дюймов воды на дне. Пол каюты тоже покрыт водой высотой примерно с дюйм. Здесь никого нет.

Трап, ведущий в трюм, находится в рулевой рубке, у правого борта. Я направляюсь к ступеням, но Каллум меня удерживает:

– Не вздумай. Нет смысла спускаться в трюм посреди ночи.

– А что, если Арчи там?

– Если Арчи там, он уже мертв. До уровня воды всего две ступени. Это бессмысленно.

Воспользовавшись моим замешательством, Каллум выталкивает меня из рубки. Конечно, он прав. Здесь больше некуда спрятать тело, а осмотр трюма может и подождать. Адреналин, который привел меня на борт, заставил драться с мужчиной вдвое крупнее и дал мужество искать мертвого ребенка, закончился. Я выдохлась и чувствую себя еще более несчастной, чем за все последние три года. Честно говоря, не думала, что это возможно.

– Ты был прав, – шепчу я, пока мы идем по палубе. – Ну, почти. Мои поздравления.

– Ага. Люблю чувствовать себя умным.

На обратном пути соблюдать осторожность нет нужды. Воспользовавшись навесным мотором, мы через несколько секунд причаливаем к лодке. Куини тихо повизгивает, словно говоря «эй, там, поторапливайтесь».

– Радиосвязь здесь неважная. – Я поднимаюсь на борт вслед за Каллумом, и он поворачивается, чтобы помочь мне преодолеть последний фут. – Нужно обогнуть мыс. И волны там меньше.

Ближайшая гавань – Порт-Фицрой, и эта стоянка мне тоже хорошо знакома. Пока я привязываю лодку, Каллум связывается по рации со Стопфордом. Понимая, что, несмотря на поздний час, разговор могут слышать другие люди, он ограничивается минимумом подробностей. Я снимаю плащ и включаю обогреватель. Каллум заходит в рубку и садится напротив. От его присутствия эта комната всегда словно уменьшается в размерах. Он тоже снимает куртку. Куини прижимается ко мне и смотрит на него.

– Думаю, это «вспышка памяти», – говорю я. – На «Эндеворе». Когда ты слетел с катушек.

По его лицу видно, что он согласен. И ему стыдно.

– Ты говорил, что они прекратились. Говорил, что все прошло. – Я понимаю, что похожа на недовольную жену.

Фонарь в рубке за моей спиной светит прямо на Каллума, и мне видны его глаза разного цвета. Я ловлю себя на том, что перевожу взгляд с зеленого на синий. Никогда не могла решить, который из них нравится мне больше.

Вскоре после нашего знакомства Каллум рассказал мне о посттравматическом стрессовом синдроме, которым он страдает – как и многие солдаты, участвовавшие в конфликте на Фолклендах. Психическое заболевание – а это оно и есть, тут не нужно себя обманывать – проявляется обычно в виде «вспышек прошлого», воспоминаний о боях. На несколько часов он полностью переносится в другое место, мрачное и жестокое. Я читала о посттравматическом стрессовом синдроме. «Вспышки памяти» – довольно распространенная вещь.

– Я тебя не обманывал. Они прекратились примерно через год после переезда сюда. Не знаю почему, но это помогает. Вернее, помогало… – Он прячет лицо в ладонях, запускает пальцы в волосы. – Пару лет назад приступы вернулись. Обычно я чувствую их приближение и стараюсь держаться подальше от людей.

Теперь он опустил голову и смотрит в пол кокпита.

– Их провоцирует стресс. Тревога. С моей стороны было глупо все это затевать. Я не слишком дружу с водой. По крайней мере, с тех пор… извини, тебе, наверное, не стоит этого знать.

– Что значит «не дружишь с водой»? Я видела, как ты плаваешь. При чем здесь вообще вода?

Каллум поднимает голову и долго смотрит на меня.

– Кэт, ты правда не знаешь? – наконец произносит он.

– Не знаю чего? – Сердце начинает учащенно биться. Кажется, я действительно не знаю. И, возможно, мне лучше не знать.

– В тот день, когда погибли Нэд с Китом, я был там.

Такое ощущение, что он снова меня ударил. Я практически ничего не знаю о несчастном случае, который стал причиной смерти моих сыновей. Знаю только, что машина, в которой их оставили одних, покатилась по склону – наверное, кто-то из мальчиков играл с ручным тормозом – и упала со скалы за моим домом. Пролетела двадцать футов и рухнула в воду во время прилива.

– Я видел, как машина уходит под воду. Я их вытаскивал.

Каллум был там. Видел, как это случилось. И не спас их?

Теперь он уже не сидит, а стоит на коленях передо мной.

– Мне пришлось спуститься со скалы. Там не очень крутой склон, ты знаешь, и не очень высоко, но все равно потребовалось какое-то время. Машина затонула раньше, чем я добрался до воды. Первым я вытащил Кита, потом Нэда. Положил их на камни, моля бога, чтобы они были просто без сознания, но я должен был вернуться и проверить, что в машине больше никого нет. Я знал, что это машина Рейчел, и думал, что она тоже может быть там. Или ее дети…

Наверное, я знала, что кто-то был свидетелем несчастья. Но не знала, что это Каллум. Никто не рассказывал мне подробностей, а я не спрашивала. Не проводила расследование.

– Нэд и Кит погибли от удара, Кэтрин. Они не утонули. Они уже были мертвы, когда я их вытащил.

Думаю, об этом я знала… да, конечно. Это просочилось сквозь пелену медикаментозного тумана, которой была окутана моя жизнь первые несколько недель после несчастного случая. Нэд и Кит не утонули. Они умерли мгновенно. Я всегда находила в этом какое-то утешение. Но… ужас! Те последние несколько секунд, пока машина падала…

Каллум держит меня за руки.

– Это еще не всё.

Я не уверена, что выдержу что-то еще.

Он сует руку в карман куртки. Я не сразу узнаю́ предмет, который он извлекает из кармана, а когда узнаю́, то кажется, что вот-вот лишусь чувств. Проглотив скопившуюся во рту горечь, я протягиваю руку. После секундного замешательства Каллум отдает мне его.

– Именно об этом я и подумал, когда увидел. Он лежал на палубе – застрял среди каких-то цепей. Я сразу же его узнал, но решил, что это невозможно. Каковы шансы?

Я держу в руке плюшевого кролика с длинными ушами и стеклянными глазами, одетого в синюю курточку. Цвета поблекли, сам кролик сморщился от морской воды, но я бы его все равно узнала. Кролик Бенни[14]. Любимая мягкая игрушка Кита. Когда он и Майкл были совсем маленькими, мы с Рейчел купили одинаковых кроликов для наших младших сыновей. Кит его очень любил. Чтобы вымыть игрушку, мне приходилось осторожно высвобождать ее из маленьких пальчиков спящего сына. Кролик был с Китом в тот день, когда он умер. С тех пор я его больше не видела.

– Несколько лет назад они были довольно популярны на островах, правда? – говорит Каллум. Я не могу оторвать взгляда от игрушки. – Наверное, он не Кита. Местный пляж часто прочесывают в поисках чего-нибудь ценного. Прилив всякое сюда приносит… Не думаю, что это кролик Кита.