«Если дела у сар Штроукков пойдут так и дальше, им только и останется, что устроить аукцион, – размышлял я, ковыряясь массивной, ажурной работы серебряной вилкой в блюде перед собой. – На какое-то время дела они поправят, но содержание дома и тот образ жизни, который привыкли поддерживать, съест все вырученное в течение нескольких лет».
Так уж всегда получалось, что вести светскую беседу в подобных случаях брал себе в обязанность Клаус сар Штраузен. На этот раз помогать ему взялась Сантра, но даже вдвоем им не удалось разогнать едва ли не гнетущую атмосферу ужина. И виной тому был Александр, поведение которого оставалось непонятным. Мать то и дело бросала на него полные упрека взгляды, но он как будто бы их не замечал, продолжая взирать на меня с ничем не прикрытым вызовом, и еще все время молчал. Госпожа сар Штроукк пыталась заполнять то и дело возникающие, несмотря на старания Клауса и Сантры, паузы, стараясь за двоих.
– Даже не знаю, как нам следует поступить, если волнения докатятся и сюда, – делилась опасениями хозяйка. – Наверное, самым разумным было бы на какое-то время отправиться в Брумен, чтобы все переждать. Но что тогда будет с домом? Его же непременно разграбят!
– Как мне кажется, вам не стоит волноваться, – убеждал ее Клаус. – Насколько мне известно, в нескольких днях пути на востоке находятся королевские войска. Уж они-то не дадут продвинуться мятежникам так далеко!
– Ну а если все-таки начнется война с Нимберлангом?
Надо же, слухи о ней дошли и сюда. Хотя чему удивляться: во времена, когда мой предок проявлял небывалый героизм, граница с Нимберлангом и проходила примерно в этих местах. Теперь Клаус на какое-то время с ответом замешкался: разговоры о том, что войны не избежать, ходят упорные. И кто сможет поручиться, что она уже не началась, а мы всего-то находимся в неведении?
– Думаю, что враг тогда получит достойный отпор! – наконец-то нашелся сар Штраузен.
– А если нет?
– Если нет, мы успеем отсюда убраться, мама, – едва ли не впервые за все время ужина вступил в разговор ее сын Александр. – Кстати, господин сарр Клименсе, а что это вы ни к чему почти не притронулись? Вам мне нравится наша кухня?
Мать посмотрела на него с явным неодобрением – слишком уж резким был его тон.
– Отнюдь. На мой взгляд, приготовлено великолепно, и выбор блюд радует, – совершенно искренне ответил я.
– В таком случае вы считаете ниже своего достоинства отужинать в нашем обществе и превозмогаете себя из вежливости?
Александр явно нарывался на скандал. Не будь здесь его матери, у меня замечательно получилось бы поставить его на место, но ее присутствие сковывало: каково ей будет услышать о единственном сыне не слишком приятные вещи?
– Александр! – обратилась к нему госпожа сар Штроукк. – Ты ведешь себя непозволительно. – И словно попыталась оправдать грубость сына: – Знаете, какой он у меня книгочей! У нас огромная библиотека, и я не уверена, что Александр не прочитал каждую из книг. Даже те, которые написаны много столетий назад, а вы ведь знаете, насколько с той поры изменился язык!
Тот на слова матери не обратил ни малейшего внимания.
– Извините, сарр Клименсе. Откровенно говоря, я сказал глупость. – И все бы ничего, если бы не его тон – откровенно издевательский. – К тому же совсем не хочется, чтобы мне размозжили голову дубинами в темном переулке. В нашем случае, вполне может быть, в моей собственной спальне.
Прямой намек на то, что в Брумене накануне дуэли с моим противником именно так и поступили. Из его слов вытекало – с ведома сарр Клименсе или даже после его указания.
– Тогда ложитесь где-нибудь на сеновале, глядишь, рок вас и минует.
Мне совершенно не хотелось смерти этого мальчишки, что на дуэлях происходит сплошь и рядом. К тому же было безумно жаль его мать, которая, слушая сына, словно окаменела, отлично себе представляя, чего именно он добивается. И потому, пока оставалась еще возможность фехтовать фразами, я так и делал.
– Господа, я вас оставляю, – явно не желая больше слышать хамство своего сына, сказала хозяйка дома. – Александр, веди себя благоразумно. Наши гости попросили у нас приюта. Уже назавтра им предстоит дальнейший путь. Неизвестно, что с ними может случиться по дороге в Клаундстон в это неспокойное время, и больше всего они сейчас желают спокойно отдохнуть. Не ссорьтесь, господа, умоляю вас!
Госпожа сар Штроукк ушла, ее сын как будто бы успокоился. Увы, как выяснилось, ненадолго. Когда я собирался откланяться, он заговорил снова:
– Так, значит, вы отказываетесь?
– От чего именно?
– От моего вызова.
– А вы мне его посылали? Всегда прежде они выглядели иначе.
Прояви он чуть больше радушия, я обязательно упросил бы его устроить мне экскурсию. Чтобы полюбоваться картинами, услышать рассказ о каждой из них. Заглянуть в библиотеку, где, нисколько не сомневаюсь, найдется что-нибудь стоящее. Фолианты по фехтованию, например. А самое главное – имеющее отношение к моим предкам, о которых так мало знаю. Гонения на мой род, в результате чего я и остался единственным его представителем, коснулись и письменных источников. Их уничтожали повсюду, куда только могли добраться, и даже в тех случаях, когда имя сарр Клименсе упоминалось лишь косвенно. Маловероятно, но вдруг найдется переписка между моим предком и предком Александра. Госпожа сар Штроукк права: язык за несколько веков значительно изменился, но мне не составило бы труда ее прочесть. Очень хотелось узнать, как он мыслил и насколько я от него отличаюсь. Те же ли у него идеалы, принципы. Александр же вел себя как ребенок, который обрадовался подвернувшейся возможности испытать новую забаву. Но дуэль – такая штука, которая грозит обоим ее участникам смертью, и что в том забавного? Во всяком случае, я ничего не нахожу. Пришлось выразительно посмотреть на Клауса, и тот понял с полунамека.
– Понимаете, господин сар Штроукк, – мягко, на мой взгляд даже чересчур, начал он. – Да, перед вами тот самый сарр Клименсе, лучший фехтовальщик Ландаргии. Человек с безукоризненной репутацией, в чьей чести не сомневается никто. Более того, примерно треть его дуэлей состоялась на пистолетах. И, как видите, он сидит перед вами живой и здоровый. Теперь я обращусь к вам с вопросом: к чему вы себя так ведете, явно провоцируя? Сарр Клименсе вас оскорбил? Вы знаете о нем нечто такое, что могло дать вам повод? Нет? Мы вполне бы могли миновать ваш дом стороной, и вам не улыбнулась бы удача с ним познакомиться. Так давайте же поговорим о чем-нибудь другом. Кстати, играете в шахматы?
Клаус сар Штраузен – лучший из тех, кто умеет двигать фигуры по клеткам. Во всяком случае, достойного противника ему еще не находилось. И сейчас он похож на меня, каким я был несколько лет назад, – ищет возможность встретиться за шахматной доской с кем угодно, чтобы в очередной раз убедиться: равных ему нет.
– При чем здесь шахматы? Мне что, влепить ему пощечину, чтобы его наконец проняло?
Александр говорил обо мне в третьем лице в моем присутствии, что в приличном обществе уже считается оскорблением, но я терпел. Клаус тяжело вздохнул.
– Пощечину без всякого повода? Только потому, что вам захотелось? – заговорил присутствующий за столом и все время молчавший Виктор сар Агрок. – Знаете, Александр, не так давно я обрадовался тому, что в родном городе Брумене объявился тот самый Даниэль сарр Клименсе. И тем больше, когда вдруг получилось так, что стал одним из его секундантов. А затем мне и вовсе неслыханно повезло – отправился в компании вместе с ним в Клаундстон. Все это я говорю к тому, что абсолютно не понимаю вашей логики – зачем вы намеренно нарываетесь на неприятности? Что вас толкает? Вы ищете смерти? Даже если за вами будет выбор оружия, в любом случае сарр Клименсе расправится с вами, как со щенком. Потрудитесь объяснить.
Если бы речь Виктора была обращена ко мне, она обязательно стала бы поводом. Наверняка Виктор того и добивался, и я неодобрительно на него посмотрел. И еще он сделал только хуже, поскольку следующими словами Александра были: