ВСЕМ, КОГО ЛЮБЛЮ

Без будней не бывает праздников и не справляют именин,

И все бегут с потерей времени и отрицают карантин,

Как изоляцию потребностей, как невозможность полюбить…

С годами не тревожат слабости

Что не способны опьянить

Отравой горькою и сладкою,

Застольем грустным и смешным.

И мы бредем дорогой гладкою,

Лишившись знаковых вершин.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Мне почти пятьдесят. Вот-вот градусник времени застынет на «риске» юбилея. Лет десять назад у меня вдруг появился литературный зуд. Но, как оказалось, желание писать было мимолетным и неясным, неопределенным. Видимо, время не пришло. Когда же пришло оное, желание попробовать себя в «излагательском ремесле», стало понятно, что сие обусловлено лишь появившимся свободным временем и определенным житейским достатком, только и всего. Таким образом, объяснить причину, по которой я уселся за писательский стол, я вряд ли смогу. Это как спросить: «Для чего придумали дверь?» –

И ответить: «Чтобы закрывать ее».

Несоблюдение в моем повествовании какой-либо хронологичности и некоторая нарочитая сюжетная бессвязность позволяют мне тривиальность излагаемого эпизода дорисовывать без лишнего нравоучительного напряжения и гонора.

Как-то сразу и приступаю.

Не стоит ли понять:

Отмеренностью жизни диктуются поступки,

Свершением которых гордимся мы иль нет,

Когда идем ва-банк, страдая, делаем уступки,

Вопросам бытия неправильный даем ответ.

Вся удаль молодецких плясок

Не разукрасит бледную парадность звезд,

Которые горят и гаснут.

Тех звезд-событий

На черно-синем небосводе грез.

Они порой нам снятся… И прекрасны!..

ИЗ НЕСОСТОЯВШИХСЯ РАЗГОВОРОВ С ОТЦОМ

– Тебе нравится, как ты живешь?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, хотя бы насколько оптимистичен твой взгляд на свое будущее? Ведь отправная точка туда – это состояние души в настоящем, которое не является простой суммой чего-то из пережитого.

– Ты что-то наусложнял. Не проще ли спросить: «Доволен ли я собой?»

– Давай так.

– Я уж точно не ропщу. А если без излишнего самодовольства – да.

И это без каких-либо подведений итогов.

– Не слишком ли нескромно с твоей стороны?

– Почему нескромно? Да, я субъективен, как любой эгоист. А что ты, отец, можешь сказать в этом плане про себя? А, впрочем, извини, теперь ведь у тебя есть только прошлое.

– А ты знаешь, и у прошлого есть настоящее – это люди, которых я любил здесь и продолжаю любить оттуда. Пусть они и дают оценку качества моего участия в их судьбах. И тебе советую с этой стороны оценивать степень своего довольства.

ГЛАВА 1

Начало 90-х. Впервые оказываюсь в экзотическом тогда для русских Таиланде.

Компания подобралась донельзя разношерстной как по возрасту, так и по социуму, хотя то время еще не делало такого резкого разграничения на «состоявшихся» и не очень. Но именно тогда мой мир стал делиться на тех, кто желает увидеть экзотику, и тех, кто может.

Середина апреля. Нас встречает жаркими объятиями Бангкок, а нам – в Паттайю. Три часа неспешной езды в минивэне среди нескончаемой панорамы рисовых полей запомнились разве что возлиянием незабытого в самолете виски (какой-то непрерванный полет) из колпачка бутылки. Печенье за неимением ничего другого кажется отличной закуской.

Приезд в гостиницу пассажиры отмечают довольно невнятными звуками, издаваемыми посредством сухих гортаней и наждачных языков.

Четвертый или пятый день пребывания знаменуется восточным Новым годом. Ну новый и новый. Поэтому, с вечера выпив в количестве, которое принимает молодой организм, наутро мы по обыкновению бредем на пляж.

Солнце в зените, и я, уже успевший обгореть до волдырей (сказалось отсутствие культуры отдыха в тропиках), лежу в тени и лениво вакуумирую холодное пиво. Тянет морем. Мысли вразлет, и их движение приобретает довольно неконтролируемый характер…

Первое – я с любовницей за границей: знаком с ней полгода, а что-то меня уже угнетает или, лучше сказать, гнетет. А главное, подбешивает то, что не могу найти объяснение причины всему этому. По-видимому, их целый комплекс. Начиная с того, что рядом лежащая подруга – явная дура, странно, что это обнаруживается только здесь. Вот и сейчас, похмельно улыбаясь, что-то говорит. Даже не вслушиваюсь. Одни блеклые театральные эмоции, и те – плоские. Даже перед компанией немного неудобно. Забавно видеть, как все делают вид, что им неинтересен монолог моей велеречивой пассии, которая, не бросая попытки превратить его в диалог со мною, просто улетела к заоблачным вершинам словесного бреда. И легко угадывается ход их мыслей: «Да, Игорек, Игорек – «Подари мне пузырек», и куда же скрылась тобою хваленая и теперь потускневшая интуиция, «Кто такое хорошо, а кто такое плохо»? Ладно, пусть усмехаются, лишь бы про себя. Безветрие. Смотрю на поникший пляжный флажок.

Далее мысли о семье – полный сумбур. Но, если четче – я первый раз проявляю свое мужское «лукавство» на таком большом расстоянии-дистанции. Теперь-то я, с высоты своих лет, понимаю всю демагогическую тщетность разумения и то, что это всего-навсего отзвук гипертрофированного чувства дома, которое преследует меня по всей линейке жизни. Рядом стучат по волейбольному мячу, который периодически планирует на наши лежаки.

Третье, что в то утро навалилось на подкорку, – думы о работе. Не имея никакого опыта и образования финансиста (вот птица-судьба!), уже полтора года руковожу филиалом банка. Смешно? Тогда казалось – не очень. Уныло, правда, тоже не было.

Принимая дела у своего предшественника, помимо, мягко говоря, тяжелого финансового состояния данной организации, я принял кабинетный сейф с пыльными папками, початой бутылкой водки, пассатижами и блюдцем заплесневелых огурцов. Как говорят, филиал дышал на ладан. И виделось – как много еще впереди, хотя оптимизма и сейчас хватает.

Другими словами, мысли бесновались, подруга не переставала щебетать, остальные же догорали на солнце.

Вот Ната, так зовут мою девушку, предлагает мне пойти искупаться. Отказываюсь. Фыркнув и капризно надув губы, она идет одна. Смотрю ей в спину и ловлю себя на том, что многое в ней, то, что пару дней назад казалось просто милым, стало невнятно раздражать. И ее, чуть иксовая, походка, и цвет волос качественной хны, и даже то, как она может обижаться. Вижу, как мужики на нее пялятся. Она красиво двигает ягодицами. Ревности нет. В голову приходит дурацкое сравнение: «Любовь неожиданно растаяла, как кусочек масла на горячем лезвии ножа». Думал, она муза, а она обуза.

Часа так в три пополудни решили выйти в город – все-таки Новый год, пусть и азиатский. Поэтому, переодевшись, всем составом, прямо у отеля рассаживаемся в пресловутом «тук-туке». И пока с легким потряхиванием едем, все же попытаюсь описать, кто находится в этом механизме-авторикше. Мой родственник – он рано ушел из жизни, поэтому без комментариев. Его подруга – вздернутый носик, приятный голос, возможно, красива. Пара из далекой Канады (уехали за три года до этого из моего города на ПМЖ). Про него: типичный умница – еврей, с щучьим лицом. Был неплохим коммерсантом в России, стал среднестатистическим бизнесменом в Торонто. Она – прагматичная рыжая дама, с рядом ровных белых зубов, к тому же не бестия, с достаточно въедливой крестьянской закваской.