От автора

Связь поколений. Всего два слова и так много смысла. В чем она выражается? В обычаях, традициях своего народа, а также в памяти. В памяти тех событий, из которых была соткана жизнь поколения. Ведь стоит нам забыть своих предков, свою историю, мы превращаемся в безликую массу, которой уже можно навязать свою память, свою историю, удобную им…Почему мы это позволяем? А не потому ли, что сами не знаем историю родного края, историю своей семьи, да что там говорить, зачастую не знаем даже имен своих прабабушек и прадедушек… В своей небольшой книге, сотканной из обрывков воспоминаний моего отца- Заболотного Павла Владимировича, которыми он делился со мной на протяжении всей своей жизни, я попытался на примере одной семьи, на долю которой пришлись тяжелые годы войны, заполнить эту брешь, соединить время связью поколений. Как это мне удалось – судить читателю. Да простит меня читатель, за несоответствия имен, и некоторые неточности, ведь повествование изложено по памяти ребенка, и записано мной уже после смерти моего отца, однако все сюжетные линии и общая канва сюжета являются подлинными, также мной, насколько это возможно, переданы говор и наречия тех времен, практически дословно.

                                                Отцу моему посвящается…

Глава 1

Меж холмистых степей Восточного Крыма, невдалеке от города Керчи, на территории Маяк-Салынского района, ютится небольшой поселок. Его дома разбросаны, казалось бы, хаотично в низине, среди возвышенностей, но все же, в этом есть определенный порядок. Издавна люди выбирали для жизни места под горой, на косогоре или небольшой площадке, оставляя обширные ровные пространства для возделывания пашни, выпаса скота. Так случилось и в нашем случае – как говорят старики – селенье наше – Булганак (а именно о нем идет сейчас речь) возникло, когда три одиноких хутора решили объединиться и начать жить совместно, образовав при этом это поселение. До этого хутора эти располагались также недалеко друг от друга, и их можно было обозреть с ближайших возвышенностей. Так, один из них, стоял у подножия Вала (с юго-восточной стороны) – длинного высокого холма, тянувшегося вдоль побережья Азовского моря, другой в районе Цвеликова бугра, а третий – на нынешнем месте села. Объединившись, люди основали поселение и стали помогать друг другу по-соседски: возделывать пашню, пасти скотину и ловить рыбу. А рыбы в нашем море по тем временам водилось поди больше, да и была она покрупнее. Такую рыбу как бычки (или по-керченски «бички» ) и за рыбу то не воспринимали, а некоторые особо зажравшиеся коты, к слову сказать, даже есть ее не хотели. Ловили, в основном, рыбу красную – белугу, осетра, севрюгу, а также кефаль и судака, зимой – керченскую селедку, когда она сбивалась в косяки и подходила ближе к берегу. Часть улова рыбаки продавали в городе, на базаре, а часть пускали в пищу. Из такой рыбы получалась необыкновенной вкусноты уха, которую, зачастую варили рыбаки прямо на берегу, ну а, вернувшись домой семья собиралась за столом и могла поесть соус из свежеприготовленной рыбы – этот рецепт прочно вошел тогда в жизнь керчан, и представлял, по сути своей, очень густой суп, где основными ингридиентами были: картошка, лук, морковь и рыба, ( в наши дни за неимением красной рыбы хозяйки, знающие этот рецепт, заменили ее мясом), а также – рыбу жареную, а спустя некоторое время, после засолки и вяления на свежем воздухе – и особого, отменного качества балык из краснюка, как его тогда называли. Балык этот, отливающий своим янтарным цветом на солнце, делали люди и до последних времен, до тех пор пока рыбы красной в море не стало, да и представителей других пород стало значительно меньше.

В те же времена, благодаря водившейся в изобилии рыбе, местные жители, даже в самые лютые неурожаи, продразверстку и прочие напасти, случавшиеся в завидной периодичностью в наших краях, никогда не умирали с голоду, что было не редкость по тому времени в остальной России: на Украине, в Поволжье и других местах нашей необъятной страны, как бы и когда она не называлась.

Из этих мест и бежали люди всеми правдами и неправдами в Крым, к морю, спасаясь от голода, ведь на то время море могло прокормить всех. Бегут люди в Крым и в наши дни, спасаясь от безденежья, пытаясь найти лучшую судьбу, но уже не то море, и не те люди их ждут, да и не ждут вовсе, как и не ждали тогда. В окрестных селах, да и в самом городе на тот момент жили люди разных национальностей. В основном народ местный был смесью русско-кубанской культуры с примесью татар, крымчаков и караимов, также в этом этносе выделялись итальянцы и греки, которые проживали, как правило, в городе, особняком, сохраняя свои обычаи и культуру. И, конечно, же были евреи (куда же без них в теплом приморском городе) – они составляли касту, как правило, привилегированных сословий – портных, торговцев и прочих дельцов. Итальянцы славились возделыванием сложных для выращивания в нашем климате культур – помидоров, и не жалели своего труда, обрабатывая большие поля, на которых созревали овощи. Влаги в земле и на тот период было немного, поэтому еще с тех времен мне запомнилась фраза: «одна сапка – полдождя, две сапки – один дождь», что означало, если обработать сапкой (цапкой) два раза участок с помидорами, это все равно, что прошел один дождь.

Со времени основания села, оно выросло, с приходом большевиков в наш край, в нем основали колхоз «Красный пахарь», который объединял земли близлежащих сел – Булганака и Катерлеза, и жизнь в колхозе потекла своим неторопливым ходом, чередой своих неторопливых событий. Колхозники занимались тем, что возделывали пашню, основанная рыбацкая артель занималась выловом рыбы, которая поставлялась в город через заготконторы для дальнейшей реализации. Народ на селе в ту пору был трудолюбивый, как говорили, «завзятый» и не гнушался тяжелого физического труда, добывая свой хлеб насущный. Часть мужского населения трудилась в «скале», так называли катакомбы, расположенные прямо за околицей Булганака, где вручную, под землей, люди вырезали камень или по нашему «штуки», из которых и строили дома, в своем селе, а также в окрестных городах и селах. Люди позажиточней, крыли дома черепицей – «татаркой», в виде полукруглых желобов небольшой длины, скрепленных меж собою особым глиняным раствором. Конечно у тех, кто был победнее, крыши не славились таким богатым убранством и были покрыты чем угодно: от кусков железа до простой соломы. Народ в своей массе был местный, парни женились на девках, из своего села, либо сел окрестных, городские, конечно, обходили стороной деревенских парней, но им и так хватало внимания. С некоторым недоверием относились местные к приезжим, называя их «переселенцами» и слово это до сих пор можно встретить на устах жителей села, и в названиях улиц, хотя многие уже и не знают и не понимают его значения.

Относясь к переселенцам с недоверием, зачастую смеялись в глаза их говору и произношению, и дивились некоторым неизвестным доселе именам и названиям. Кстати о языке. В селе все говорили на простом и понятном для всех языке, однако выходя в город – скупиться в лавку, либо на базар, а вдруг и сфотографироваться на карточку (бывало и такое) старались говорить на другом языке – «по-городскому», прежде всего, чтобы не выглядеть простачками, «деревенщиной». Много лет спустя, я сам, оказавшись в городе, узнал, что эти два языка или наречия, которые мы считали городским и деревенским, на самом деле являются языком русским – для городских жителей, и украинским – для селян.

Ну, а теперь стоит сказать и о главном герое сего повествования, то есть обо мне. Вот этот белобрысый мальчуган, с коротким, выгоревшим от солнца волосом, стоящий в пыли, в «постолах» (вид сельской обуви) на сельской дороге в коротеньких штанишках и есть я. Зовут меня Павка, и я уже взрослый, ибо у меня есть младший брат – вечно что-то жующий пузатый коротыш, за которым я должен следить и годить ему, иначе мне будет горе. Излишне говорить, что когда появился Иван (так зовут моего братца), детство для меня закончилось, и я стал «здоровилой», к слову сказать, на то время шел мене уже пятый годок. Конечно, я его невзлюбил, однако свои обязанности нес исправно, в том числе и от того, что опасался батьковых тумаков. Батько мой, Владимир, был человек суровый, каких и вынашивала тогда наша земля, он работал «в скале», чем кормил семью, продолжая свой род Заболотных. От него я знал, что дед его, Тарас, в далекие времена пришел пешком из Украины и основал здесь род свой, взяв в жены местную девку и родив двух сыновей – Харитона (моего деда) и Трофима, который рано умер, отчего продолжения рода не имел. Кем была моя прабабка – я не знаю, и имени ее уже никто не вспомнит.