Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Франсуа же, напротив, часто говорил Еве о том, что любит ее. Ева улыбалась ему в ответ и позволяла ласкать себя. Единственный мужчина, словам которого она бы поверила, был далеко от нее. Он исчез из ее жизни так же неожиданно, как и появился.

* * *

А картины так и не обнаружились. Ева встречалась с Блюмом, и он рассказал ей интереснейшие вещи о Саре. Оказывается, мужчина, изображенный на снимке вместе с ней в 1980 году, не кто иной, как Ги Субиз, покойный муж Натали. Мать Сары служила в доме Ги. Сара — внебрачная дочь Ги Субиза, который так об этом и не узнал.

— Поэтому вполне вероятно, что кража картин — дело ее рук. Мать ее умерла, успев сказать дочери перед смертью, кто ее отец, и Сара, очевидно, почувствовала себя обманутой и обиженной. Ее отец — богатейший человек Франции, а она — служанка в доме его жены. Нищая. Мотив подходящий. Но тогда почему же она до сих пор не засветилась? Она не настолько умна, чтобы так долго ждать… Где же картины?

Блюм первым сообщил Еве, что в Лондоне проданы еще четыре ее работы.

— Я написал об этом статью. Если хотите — прочтите, — сказал он бесстрастным тоном, протягивая ей помятый газетный лист. — Надеюсь, теперь вам понравится.

Она прочла, сказала, что понравилось, но по ее глазам Блюм понял, что Еву это не волнует так, как прежде.

— Скажите, вы озабочены пропажей своих картин?

— Не знаю, — ответила Ева рассеянно. — Ничего не знаю.

* * *

Но однажды ночью, лежа в постели одна, она вспоминала свою выставку на Константен-Пекер, и в ее сознании мелькнуло одно лицо.

Она до того разволновалась, что даже поднялась, включила свет и пошла на кухню. Сварив кофе, долго сидела за столом и силилась вспомнить, откуда она знает этого мужчину. Высокий, худой до безобразия, светловолосый, он приходил на выставку несколько раз. А потом, когда стало ясно, что выставка провалилась и ее закрыли, Ева видела этого человека на улице возле дверей выставочного зала. А потом… потом она и Натали ждали, очевидно, какого-то чуда, потому что картины не увозили еще три дня. На что-то надеялись? Значит, целых три дня картины висели в зале, который не охранялся. Господи, даже дверь не надо было взламывать, можно было высадить стекло из рамы, унести все что угодно. И принести тоже.

И она вспомнила. Метнулась к телефону и заказала срочный разговор с Москвой.

— Гриша! — кричала она в трубку, изо всех сил прижимая ее к уху. — Ты слышишь меня?

Я вспомнила! Я вспомнила, как звали того мужчину, который разгуливал по Константен-Пекер… Зал три дня находился без присмотра. Этот человек заменил холсты копиями. Это Майкл Роберте. Ты меня понял? Тот самый, который в Москве купил у меня «Желтые цветы».

— Я знаю, — ответил голос издалека, и Ева от возмущения смолчала. — Он приносил мне слайды многих работ и по чистой случайности там оказались твои. Я узнал об этом два дня назад.

— А почему же ты не позвонил?

— Звонить надо с результатом, а иначе зачем попусту расстраивать? Он заломил за них такую цену, что даже я не смог их выкупить.

Но самое ужасное, что сложно будет доказать, что именно он украл их. Вероятно, это сделали для него другие люди. Если ты хочешь шума, скандала — а это, конечно, не повредит, наоборот, послужит хорошей рекламой, — обращайся в полицию и расскажи им о своих подозрениях. Но можно сделать и по-другому… Предположим, Натали через подставных лиц купит у Робертса эти картины. Он клюнет… Главное, чтобы он показал работы, а там видно будет.

Посоветуйся с Натали.

— Послушай, я так скучаю по тебе, по Леве… Пока вы были рядом, я работала, а теперь… Меня раздражает даже запах краски…

— Это временно, это пройдет, и ты сама все прекрасно понимаешь. Он так и не появился?

— Нет, — сдерживая слезы, ответила Ева и, попрощавшись, повесила трубку.

И все же ей стало намного легче.

Главное, она уже никого не подозревала, даже Сару. Но почему же тогда пленка с изображением ее картин оказалась в комнате Бернара?

У нее не было сил встречаться с ним, чтобы обо всем расспросить. Казалось бы, виноват Роберте. Но вдруг он действовал, заодно с Бернаром? Ведь ей же не приснилось, что в его комнате, в книге, лежала пленка? Кстати, где она?

Она достала из ящика стола книгу, раскрыла ее и, взяв в руки выпавшую пленку с несколькими кадрами, посмотрела на свет. Вот они, ее работы… Стоп! Но откуда здесь «Желтые цветы»? А «Винные ягоды»?! Их в доме Натали не было. Неужели это старая Гришина пленка? Ну конечно, таким образом он знакомил Натали с ее работами, которыми она и заинтересовалась, оказавшись в Москве! Она случайно оказалась на столе… Бедный Бернар, теперь он никогда не простит ее.

* * *

Она больше не могла оставаться дома одна.

Ей необходимо было с кем-то поговорить. И самый лучший человек для этого — Натали.

В полночь она надела плащ, взяла зонт — в Париже уже целую неделю шли дожди — и открыла дверь. Небольшой сад встретил ее влажной прохладой, моросил дождик, пахло землей и горьковато-пряным ароматом хризантем, высаженных в круглых чашах возле крыльца. Ева заперла за собой двери и собиралась было уже спуститься в гараж, как внимание ее привлек темный комочек, издающий странные урчащие звуки. От страха она замерла, затем быстро включила фонарь, тут же вспыхнувший ярким желтым светом, и увидела на светло-серых каменных ступенях крохотного мокрого щенка.

Ева присела рядом с ним и чуть коснулась его смешной мордочки с подрагивающим, похожим на черносливину, носом. Она взяла щенка на руки, отперла дверь и внесла его в дом.

Почувствовав рядом с собой живое существо, она тут же расхотела куда-либо ехать. Она внесла свою находку на кухню, положила щенка на сложенный плед и прикрыла сверху теплым шарфом. Щенку было от силы недели две. Толстенький, жуково-черный, с густой шерстью и молочно-черными глазами, он был таким милым и беззащитным, что Ева решила оставить его себе. «Как тебя назвать, малыш?» Она достала молока, подогрела его и, налив в блюдце, попыталась накормить щенка, но он, опустив в молоко всю мордочку, залез в блюдце передними лапами, а потом и вовсе растянулся в нем, плюхнувшись в молоко розоватым нежным брюшком. «Да ты, оказывается, даже есть не умеешь самостоятельно!» Взяв его на руки, Ева поила его из ложки, в душе посмеиваясь над просыпающимся в ней материнским инстинктом. Через несколько минут щенок уже спал, доверившись ее теплым рукам.

«Я бы назвала тебя Обломовым». Она принесла его в спальню и уложила рядом с собой. «Видишь, Обломов, я не могу спать одна. Но это не потому, что я такая слабая, нет. Просто ты теплый, живой, и с тобой не страшно». Она разделась, поцеловала его в нос и легла. «Завтра я куплю тебе мяса и буду учить есть из миски», — бормотала она сквозь сон и совсем было уже уснула, как звонок у двери мгновенно разбудил ее. Это не мог быть Франсуа, обычно он предупреждал о своем приходе по телефону. Бернар?

Накинув халат, она побежала к двери. Включила на крыльце свет и сквозь прозрачное толстое узорчатое стекло двери увидела стоящего под дождем мужчину. Руки ее дрожали, она никак не могла справиться с замком. И вдруг вспомнила, что ворота заперты, калитка тоже.

Как же мог этот человек пробраться к дому?

— Кто там? — спросила она, дрожа от страха.

— Это я, ночной кошмар! — мрачно отозвались за дверью, и Ева услышала знакомые интонации. Она распахнула дверь. На пороге стоял Лева. В светлой шляпе и плаще, с чемоданом в руках он не был похож на самого себя. Когда же он снял шляпу и Ева обнаружила вместо длинных волос аккуратную стильную стрижку, то удивилась еще больше.

— Я прямо из аэропорта, как ты понимаешь. — Он не мог скрыть улыбки, все стоял и смотрел на Еву. — На такси, вот, приехал, сказал адрес, и меня мигом сюда привезли. Слушай, — он все-таки сообразил закрыть за собой дверь, — все улицы освещены, дождь.., это так красиво… Как я тебе завидую!

31
{"b":"7507","o":1}