— Аоко, — я легко заметил её могилу, — Я вернулся. Ты скучала? Знаешь, прогресс такой медленный… А без тебя так скучно, — я посмотрел на букет у себя в руках, — Ах, вот смотри, это лаванда! Она хорошо пахнет, но, знаешь, я бы подарил её живой тебе… Хоть тысячу цветков… А ты там лежишь…

И снова я почувствовал странное ощущение, будто вот–вот заплачу. Я оставил букет у плиты, поглядывая на старые цветы. Думаю, тут все бы задумались, сколько денег я на это потратил, но мне без разницы.

— Аоко, я обещаю тебе, что верну тебя, не переживай.

Я надеялся, что она меня слышит. Если же нет, она всё равно услышит меня. Когда–нибудь она обязательно меня услышит.

***

— Джи–тян, ходят слухи, что Пандора находится в одном из Европейских музеев.

— Юный Кайто, вы хотите поехать за границу?

— Нет, я хочу сначала узнать, какая эта будет драгоценность, — я прокрутил сегодняшнюю новостную ленту до конца страницы, — К тому же я должен успеть на могилу Аоко.

Джи вытирал многочисленные стаканы, а я лениво доедал мороженное. Когда–то я чувствовал насыщенный шоколадный вкус, а сейчас я могу разобрать лишь холод. И кто сказал, что сладкое помогает? Я и в игры играл, и сериалы смотрел, и фокусам учился, но ничего не меняется.

Выпустить эмоции? Они могут взять верх, когда Аоко вернётся домой, а сейчас я должен сосредоточиться на цели.

— Юный Кайто, я думаю, что будет проще поехать в Европу…

— Тогда давайте я сначала проверю того скупщика драгоценностей, который сейчас в Японии, а билеты вы купите на пятое ноября.

— Хорошо, как скажете, — неловко кивнул Джи и вздохнул.

Добраться до Пандоры не так просто, но, если это действительно того стоит, я доберусь.

***

— Аоко, я снова к тебе. А я ночью вылетаю в Париж, — я попытался улыбнуться, — Уже есть прогресс, так что скоро я вернусь с Пандорой и всё исправлю. Подождёшь? Вот, тебе… Это белый анемон.

Белый анемон — «искренние чувства», порекомендовал старик. Надеюсь, Аоко рада им.

***

— Аоко, я вернулся из Парижа! — я немного посмеялся, но кладбище осталось тихим, как и всегда, — Знаешь, там было неплохо… Я хотел купить цветы там, но они пахли совсем по иному, как эти, так что вот, снова у старика купил. Представляешь, ландыши в декабре!

И снова несдержанно расхохотался, пугая и так редких птиц. Наверно, я схожу с ума… Хотя кому какое дело?

***

— Аоко, ты не представляешь! Я уж думал, что старик не работает четвёртого января, — в моих руках был большой букет азалий — их дарят, когда просят подождать ответа, — Конечно, я ещё не говорил, что люблю тебя, но я скажу, когда ты вернёшься. А может вьюнок стоило принести… Тебе понравится вьюнок? Ползучий такой.

Могильный камень молчал, фотография оставалась недвижимой. Аоко на ней наивно улыбалась.

— Ахоко, — усмехнулся я, — Почему эти цветы тебе не идут? Ни один.

Верь, не верь в мистику, но мёртвые молчат.

***

— Морозный выдался февраль, ты согласна? Ох, да, я принёс камелию… Снова белую, да. Я приношу много белых цветов. Но чёрный тебе тоже не пойдёт. Забавный я наверно в чёрном и с белыми цветами.

Я присел на корточки и коснулся рукой холодного могильного камня. Неизменная фотография, куча цветов и тишина кладбища — как я ещё к этому не привык? Нет, я не собираюсь привыкать.

Я привык к её улыбке, к её смеху, к ней, а не к куску мрамора.

— Аоко, осталось ещё немного. Я управлюсь за весну, только подожди ещё немного, хорошо? Скоро приду.

Я кивнул сам себе и побежал назад, в город.

***

— Ой, холодно, — я обнял своей живот, — Блин, надо ещё раз грелки под пиджак засунуть. Март месяц, блин…

— О, ты уже ждёшь?

— Наконец–то…

Ребёнок, которого я ждал уже пятнадцать минут, спрыгнул со скейта и подошёл ко мне. Везёт ему, он успел посмотреть прогноз погоды и тепло оделся, а отцовский костюм меня вообще не греет.

— Впервые слышу, чтобы ты меня о помощи просил! — улыбнулся он, — Так что же тебя интересует?

— Ну, я в детективах ваших не шарю, — я быстро достал из пазухи широкий блокнот с записями, — Тут было замятое дело, мне надо бы знать, кто преступник. Убийство.

— О, — Метантей взял блокнот в руки и пролистал страницы, — Ничего себе, сложное дельце.

— Думаешь, не сможешь?

— Надо подумать, — он заинтересованно улыбнулся, — Тебе надо знать преступника?

— Да. Не спрашивай зачем.

— Ладно, не буду, но с тебя должок потом. Через неделю встретимся.

— Окей, — я потянулся к дымовой шашке, подумав, что он закончил, но услышал позади:

— Кстати, — он смотрел на меня несколько удивлённо, — Ты в последнее время подавлен. Что–то случилось?

— Э, ну, — я сам не слышал свой голос, — Я разберусь с этим.

— А, удачи.

Я совсем забыл сказать «спасибо»… Скажу через неделю.

***

— Аоко, я совсем близок к цели! — я без лишних слов оставляю на её могиле букет из маргариток, — Ещё только март, конечно, да и в апреле я перейду на третий курс, придётся посидеть на церемонии, а в мае как раз доберусь до Пандоры!

Я коснулся своей щеки — она была горячей.

— Мы встретимся четвёртого июня, в… день твоего возвращения!

«Пандора может воскресить мёртвого» — это всё, что мне нужно знать.

***

— Кайто, скажи «сы–ы–ыр!», — в ответ на эту просьбу учительницы я лениво улыбаюсь, — Ярче, ярче!

— Не могу.

— Ну попробуй!

Я вздыхаю и натягиваю счастливое лицо.

Иногда меня поражает, как легко некоторые люди забывают других. Я до сих пор не могу забыть Аоко, пусть уже другой год и начало апреля, а в школе её имя забылось уже в конце августа. Единственное напоминание о ней это я — вечно печальный и одинокий прогульщик, который разучился нормально улыбаться. Чего они от меня ждут, чтобы я оправился? Я оправился, а какими нитками дыру в сердце зашить?

А сердце у меня вообще осталось? Кладу руку на грудь. Вроде, стучит что–то.

— Кайто, давай ещё раз, со всеми! — кричит Кейко и подзывает меня к одноклассникам. Я мотаю головой.

«Тут нет всех, дура», — цокаю языком под нос и ухожу подальше от тёплого уличного солнца в тень школьных коридоров.

***

— Аоко, сегодня я перешёл на третий курс. Обычно мы всегда сидели вместе на таких мероприятиях, да? Не волнуйся, скоро всё будет по–старому.

Я присаживаюсь на корточки и аккуратно кладу на могилу букет из вьюнков. Старик очень долго собирал его, что я почти забыл о торге, но вовремя вспомнил. Интересно, что может случится, если я не пройду эту «проверку»? Но вьюнки и правда красивые, жаль, что Аоко не может их оценить.

Интересно, какие цветы мне ей дарить, если эти все совсем не ей не идут? Наверно, другие розы возьму. Может, алые?

Алые розы — звучит неплохо.

***

Вьюнок увял, а ему на смену я принёс красные тюльпаны. Я подолгу стоял напротив могилы, наслаждаясь пением двух птичек, что остановились на дереве неподалёку. Эта песня будет моим победным гимном.

— Аоко, всё как нельзя лучше, — улыбаюсь я, — Я знаю, какая драгоценность является Пандорой, и её скоро привезут в Японию. Я заберу её в этом месяце и вернусь за тобой, хорошо? Осталось совсем чуть–чуть.

Могильный камень стоял неподвижно, а я сам понимал, насколько безумно я улыбаюсь. Но Пандора же сможет спасти Аоко? Я уверен в этом.

***

Четвёртое июня.

Инспектор напивается, оплакивая годовщину смерти своей дочери, а я надеваю белую футболку и засовываю под пазуху крупный синий камень.

На кладбище нужно быть вечером, при свете луны, потому я хотел сходить за цветами заранее, вот только магазинчик, где я закупался, исчез. Не было ни табличек «закрыто», «переехали», ни самого ларька, будто его и не строили. «Кажется, за алыми розами придётся съездить в другое место», — кивнул я сам себе. Новый букет теперь тоже со мной.

Остаётся только сесть в автобус и дождаться ближайшей станции. А она недалеко, в деревне неподалёку, которую легко перелететь на дельтаплане. Я как раз захватил его с собой на всякий случай.