Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Чарли, не бросай столовые приборы в сестру. Сэм, помоги мне найти ту сковородку, что я купила на днях.

Гамма бросила коробку на стол. На ней было написано «ВСЕ ПО ДОЛЛАРУ». Десятки частично распакованных коробок громоздились по всему дому. Набитые скарбом, который Гамма за бесценок купила в секонд-хенде, они образовали настоящий лабиринт в комнатах и коридорах.

– Представляете, сколько денег мы сэкономили, – заявляла Гамма, вытаскивая линялую фиолетовую футболку с Набожной Дамой из шоу «Сатердей-Найт-Лайв» и подписью «Разве это не СЛА-А-АВНО?»

На самом деле Саманта лишь предполагала, что именно это было написано на футболке. Потому что пряталась в углу вместе с Шарлоттой, в ужасе от намерения матери одеть их в чью-то одежду. Чьи-то носки. Даже чье-то белье – но, слава богу, тут вмешался отец.

– Черт побери! – заорал Расти на Гамму. – Почему бы тогда не нашить нам всем рубищ из мешков – и всех делов-то?

Гамма вскипела.

– Хочешь сказать, мне еще и шить надо научиться?

Родители теперь ругались из-за новых вещей, потому что ничего прежнего у них не осталось. Коллекция трубок Расти. Его шляпы. Пыльные страницы раскрытых книг по юриспруденции, валявшихся по всему дому. Журналы и статьи Гаммы с красными пометками. Ее кеды, сброшенные у входа. Воздушные змеи Шарлотты. Заколки Саманты. Не было больше ни сковородки, оставшейся Расти от матери. Ни зеленой медленноварки, которую Гамме и Расти подарили на свадьбу. Ни электропечи с горелым запахом. Ни кухонных часов в виде совы с двигающимися туда-сюда глазами. Ни крючков, на которые вешали куртки. Ни стены, к которой крепились крючки. Ни автомобиля Гаммы с кузовом типа универсал, остов которого, как ископаемый скелет динозавра, торчал посреди черной пещеры, когда-то бывшей гаражом.

В доме было пять расшатанных стульев, никем не востребованных на распродаже наследства одинокого фермера, старый кухонный стол, слишком дешевый, чтобы быть антиквариатом, и втиснутый в стенной проем большой гардероб. Мать говорила, что придется заплатить пятак Тому Робинсону, чтобы он этот гардероб расколотил.

В гардеробе было пусто. Пусто было в ящиках комода в гостиной и на полках кладовой. Они переехали в фермерский дом позавчера, но коробки еще не распаковали. Проход к кухне был заставлен кое-как подписанными контейнерами и заляпанными бумажными пакетами, которые нельзя было разобрать, прежде чем кто-нибудь не помоет кухонные шкафы, но только никто этого не сделает, пока Гамма их не заставит. Матрасы в спальнях наверху лежали на голом полу. На перевернутых ящиках стояли потрескавшиеся лампы для чтения, а читать им приходилось книги не из своего собрания, которое они так ценили, а из городской библиотеки Пайквилля. Каждый вечер Саманта с Шарлоттой вручную стирали свои беговые шорты, спортивные лифчики, укороченные носочки и легкоатлетические футболки «Леди Ребелс», дорожа этими немногими уцелевшими после пожара вещами.

– Сэм, – Гамма указала на оконный кондиционер, – включи эту штуку, а то здесь дышать нечем.

Саманта не сразу отыскала кнопку включения на большом металлическом ящике. Двигатель дернулся. Холодный воздух с запахом мокрой жареной курицы засвистел через вентилятор. Саманта смотрела в окно на боковой двор. Рядом с полуразрушенным амбаром ржавеет трактор. Из земли около него торчит какое-то неизвестное сельскохозяйственное орудие. Отцовский «Шеветт» заляпан грязью, но, по крайней мере, он не вплавился в пол гаража, как мамин универсал.

Она спросила Гамму:

– Во сколько нам забирать папу с работы?

– Его подвезет кто-нибудь из суда. – Гамма глянула на Шарлотту: та весело насвистывала себе под нос, пытаясь сложить самолетик из бумажной тарелки.

– Сегодня слушается то самое дело.

«То самое дело».

Эти слова пульсировали в голове Саманты. Отец всегда вел какое-то дело, и всегда находились люди, которые его за это ненавидели. В Пайквилле, штат Джорджия, не было ни одного обвиняемого подонка, чьи интересы не представлял бы Расти Куинн. Наркодилеры. Насильники. Убийцы. Домушники. Угонщики. Педофилы. Похитители людей. Грабители банков. Материалы таких дел читаются как бульварные детективы, которые кончаются всегда одинаково и всегда плохо. Местные прозвали Расти «адвокатом проклятых» – так же, как Клэренса Дэрроу, хотя, насколько было известно Саманте, никто не бросал в дом Клэренса Дэрроу бутылку с зажигательной смесью за то, что он спас убийцу от камеры смертников.

Именно из-за этого подожгли их дом.

Иезекиль Уитакер, чернокожий мужчина, ошибочно обвиненный в убийстве белой женщины, вышел из тюрьмы в тот день, когда в окно Куиннов бросили горящую бутылку с керосином. На случай, если смысл послания остался неясен, поджигатели написали баллончиком на подъездной дороге: «ЛЮБИТЕЛЬ ЧЕРНОМАЗЫХ».

А теперь Расти защищал мужчину, обвиняемого в похищении и изнасиловании девятнадцатилетней девушки. Белый мужчина, белая девушка, но обстановка накалилась, потому что он – белый мужчина из низов, а она – белая девушка из хорошей семьи. Расти и Гамма никогда не обсуждали это дело открыто, но отвратительные подробности преступления передавались по городу шепотом из уст в уста и уже просочились под входную дверь, проникли через вентиляцию и звенели у них в ушах перед сном.

«Изнасилование инородным предметом». «Насильственное лишение свободы». «В извращенной форме».

У Расти в папках были фотографии, про которые даже любопытная Шарлотта понимала: лучше их не откапывать, потому что на фото была девушка, повесившаяся в амбаре, потому что она не смогла пережить то, что сделал с ней тот мужчина, и решила покончить с собой.

Саманта училась в одной школе с братом погибшей девушки. Он был на два года старше Саманты, но, как и все остальные, знал, кто ее отец, так что теперь пройти по школьному коридору было для нее все равно что пройти по дому из красного кирпича – через сдирающие кожу языки пламени.

В пожаре исчезли не только ее комната, одежда и позаимствованная помада. Саманта потеряла и мальчика – владельца той кожаной куртки, – и друзей, которые раньше приглашали в кино, на вечеринки и в гости с ночевкой. Даже любимый тренер по бегу, который занимался с Самантой с шестого класса, начал придумывать отговорки: якобы у него совсем нет времени на работу с ней.

Гамма сказала директору школы, что девочки помогают ей разбирать коробки и какое-то время не будут ходить в школу и на тренировки, но Саманта поняла: на самом деле все из-за того, что после пожара Шарлотта каждый день приходит домой в слезах.

– Все, хрен с ним. – Гамма закрыла коробку, отчаявшись найти сковороду. – Предлагаю сегодня побыть вегетарианцами.

Девочки не возражали, потому что на самом деле им было все равно. Гамма вопиюще плохо готовила. Она отрицала рецепты. Открыто враждовала со специями. Как дикая кошка, она инстинктивно противилась любым попыткам одомашнивания.

Гарриет Куинн называли Гаммой не потому, что ее развитые не по годам дети не могли произнести слово «мама», а потому, что она имела две докторские степени, одну – по физике и одну – в какой-то еще заумной области, которую Саманта никак не могла запомнить, но, кажется, там было что-то про гамма-излучение. Мать работала в НАСА, затем переехала в Чикаго и работала в «Фермилабе», после чего вернулась в Пайквилль ухаживать за умирающими родителями. Может, и была какая-то романтическая история о том, как юная Гамма отказалась от блестящей научной карьеры, чтобы выйти замуж за юриста в маленьком городке, но Саманта ее никогда не слышала.

– Мам, – Шарлотта плюхнулась за стол, обхватив руками голову, – живот болит.

– Тебе разве не надо делать уроки? – спросила Гамма.

– Химию. – Шарлотта подняла глаза. – Поможешь?

– Это не ракетостроение. – Гамма вывалила спагетти в кастрюлю с холодной водой на плите. Потом повернула ручку и включила газ.

Шарлотта скрестила руки внизу живота.

– Ты хочешь сказать, что я справлюсь сама, потому что это не ракетостроение, или имеешь в виду, что ракетостроение – это единственная область, в которой ты разбираешься, поэтому с химией ты мне не поможешь?

2
{"b":"750599","o":1}