Позади слышны редкие хлопки и перешептывания: «Кулак», «Кулацкий сын», «Заткнись ты», «Прекрати хлопать!», «Он другой, не тянет на Кулака», «Тихо!».

Прищуриваюсь. С отцом меня сравнивать не надо. Новая вспышка ярости такая сильная, что погасить не выходит. Поэтому я спешу скорее в дом.

Злата стоит на втором этаже в белом полупрозрачном платье, которое ей невыносимо идет. Душистая, ухоженная до кончиков пальцев.

— О боже мой, Данил! — Она испуганно хватается за лицо. — Что случилось?! А что с глазами?

— Сейчас помоюсь, расскажу. — отвечаю, поднимаясь по лестнице в спальню. — Долгий был день.

А когда я после душа, взяв свежую одежду и полотенце, иду к выходу, Злата подходит и нежно обнимает за плечо. Опасливо заглядывает в глаза. А у меня в душé... вместо привычного равнодушия, граничащего с ниоткуда взявшимся отвращением, которое она ничем не заслужила, вместо выжженного пепелища вдруг откуда ни возьмись — теплота.

Вернее, отголоски вспыхнувшего еще днем на озере сильного желания. Острого, едва ли контролируемого. Желания брать сильно, чувствовать нежную влажность и слышать девичьи сладкие стоны. Громкие, частые, чтобы до хрипоты, до самого пика...

Желания быть живым.

Злата красивая и неожиданно(?) кажется ласковой. Какой я раньше ее видел. До аварии. Почти такой же.

— После бани вернешься в спальню? — шепчет она. — Я невыносимо сильно по тебе соскучилась.

Глава 9

Марина

Варвара сидит на крыльце. Я замечаю ее сразу, едва захожу в ограду. А еще понимаю, что она расстроена. Может быть, даже плачет. Одного мимолетного взгляда на сестру, ее позу, хватает, чтобы понять: опять довели.

Сердце сжимается, а следом и пальцы в кулаки. Гады, ненавижу.

— Ты чего здесь? — спрашиваю я, погладив собаку и подходя ближе.

Плюхаюсь рядом. Варя откидывается на руки, смотрит на темное небо, словно звёзды считает. Пожимает плечами.

— Не хочу домой идти. Тут хорошо, тихо. Яшка на страже. А малыш спит. — Она ведет рукой по животу. — Мне кажется, ему нравится на воздухе.

Я бросаю взгляд на будку, в которой дрыхнет наш пес, и уточняю, чуть понизив голос:

— Ментовский дома?

У нашего отчима фамилия Хоментовский. Учитывая профессию, ясное дело, все вокруг его кличут иначе. Даже иногда в документах ошибаются, это такая потеха! Сам он, правда, со мной не согласится. Психует, если услышит. Но разве его реакция хоть раз кого-то останавливала?

— Дома, ужинает.

— Ясно.

Пару минут мы просто сидим молча. Я чувствую, что сестра не хочет разговаривать, но и бросать её одну здесь не стану. Яшка... он хороший, но старый. Едва ли сможет защитить нас даже от мухи.

— Как у тебя день прошел? — спрашивает Варя.

— Неплохо. Лучше, чем могло быть, — улыбаюсь я своим мыслям.

Может быть, чуть позже расскажу Варе о Даниле. Она поругает, что я так сильно рисковала. Он мог оказаться маньяком. Но не оказался ведь, а значит, ничего страшного.

— А я к маме ездила сегодня. — Варя болтает ногами.

— И как она?

— Нормально, — отмахивается. — В сам санаторий посторонним заходить нельзя, но мы погуляли по территории. Красиво там, мне понравилось. Лавочки кругом, клумбы. Фонтан.

— Она всё еще в депрессии?

— Говорит, что хвойный воздух идет на пользу. Фиг его знает. Она всё время от чего-то лечится. Вообще, я зря поехала, ей только хуже стало от моего вида. — Варя вновь гладит живот.

Последние несколько лет мама пытается родить ребенка Семёну и создать тем самым полноценную ячейку общества. Пока безуспешно, к сожалению, поэтому беременность Вари она восприняла болезненно. Мало того, что дополнительный рот в семье, так еще и статус будущей бабушки ввел ее в печаль. Наш гинеколог в станице тетка классная, но особым тактом не обладает. Сказала напрямую: «Вы уже бабушка, может, хватит пытаться? Нянчите внуков и наслаждайтесь жизнью».

После этого мама неделю не вставала с постели. В данный момент она в очередной раз поправляет здоровье. Варвара на хозяйстве, а я... помогаю добывать деньги.

— Что-то ты поздно, — слышу над головой хриплый голос. — Как рабочий день?

Вслед за отчимом из дома просачиваются запахи драников и супа. Варвара прекрасно готовит.

— Так себе. Не заплатили, дядя Семён. — отвечаю я, оборачиваясь, и поднимаюсь на ноги. — Я говорила, что они мутные. Зря время потратила.

— Вот блин! — всплескивает руками Варвара. — Дядя Семён, давайте Марина больше не будет работать на Глухих! Это ведь не в первый раз у них такое практикуется!

— Совсем не заплатили? Да ладно! Что-то с трудом верится.

Он хватает мою сумку и, не дав возможности пикнуть, открывает. Осматривает содержимое. Находит пятьсот рублей. Ту самую сдачу, что осталась от покупки продуктов и воды.

Блин! Я совсем об этих деньгах забыла! Надо было в трусы перепрятать.

— Это моё, верните!

— Изымаю. Должны были косарь дать, а тут только пятьсот. Где остальные? Спустила на что-то опять? Транжира, мать твою. Всё понять никак не можете, что ваша сытая жизнь давно кончилась. Отец вас бросил, а мы тут — люди честные, позволить роскошь себе не можем. Счета, лечение матери кто-то должен оплачивать или нет? Кормить вас, одевать? Ситуация сложная, Варе нужно собрать сумки в роддом, коляску купить. А ты воруешь! Да у кого? У своих!

Я поднимаю руки вверх, сдаваясь, и ухожу к себе.

Ночью просыпаюсь внезапно, сама не знаю почему. Тихо вокруг. Темно. Ни шороха. Но я лежу и напряженно прислушиваюсь. У противоположной стены раздается едва различимый жалобный всхлип, потом еще один.

Выбираюсь из-под одеяла и иду к кровати напротив. Это Варя снова плачет, мы с ней спим в одной комнате.

— Я тебя разбудила? Прости, — шепчет она, поджимая губы. — Не хотела.

— Двигайся, — подталкиваю я ее в плечо.

А потом укладываюсь рядом и обнимаю со спины. Крепко-крепко. Варвара несколько минут тихо плачет, а я молчу. Губы кусаю, щеки. Сердце разрывается, но понятия не имею, что говорить в таких ситуациях! У меня совершенно нет опыта, я... иногда кажется, что я такая глупая.

— Я тебя люблю, — шепчу.

Будить отчима нельзя, а спит он, собака, чутко. Встанет — разорется, что единственному кормильцу спать не дают.

Варя сжимает мою ладонь.

— В следующий раз прячь деньги в трусы, — шепчет она заговорщически.

И я прыскаю! Потому что сама думала о том же самом. Варя поворачивается ко мне, мы утыкаемся лбами и молчим. Когда я родилась, Варвара уже была. Она всегда была в моей жизни, не представляю, как без нее. У нас совсем крошечная разница, но я привыкла к мысли, что она всё знает. Что она умная, рассудительная. Даже новость о незапланированной беременности сестра восприняла спокойно. Не убивалась, имя отца ребенка не сдала. Поэтому, когда Варя плачет, у меня начинается паника.

— Так и сделаю, — шепчу я.

— Нам нужно скопить нужную сумму к следующему лету, — говорит Варя быстро, решительно. — Чтобы тебе было на что уехать и протянуть первое время. Я сегодня нашла местечко, которое никто не обнаружит. Клянусь тебе. Мы там теперь будем прятать.

— Я боюсь, что не поступлю. Что не получится...

Весь прошлый год работала с утра до ночи, и как результат — завалила выпускные экзамены. Это не оправдание, конечно. Могла бы совмещать. Другие бы на моем месте справились. Но я... у меня не вышло.

— Поступишь, — говорит Варя — Вырвешься отсюда, получишь профессию. Ты здесь не останешься, Марина.

— Мы не останемся, — поправляю я.

— Куда мне, с дитем.

— Он не всегда будет маленьким.

— Но пока будет, я работать не смогу. Я его не брошу, Марин. Я его уже люблю. Нет, мне поздно. А ты поедешь в город.

— И потом вернусь за тобой, — говорю, поглаживая сестру по руке. Ребенок толкается: я чувствую, как у Вари живот ходуном ходит. Своих бросать нельзя. Вытираю слёзы. — За тобой и за малышом твоим. Найду работу, сниму квартиру и заберу вас. Ладно у матери крыша поехала рядом с этим, —киваю на дверь, — но тебя я тут не оставлю. Даже не думай сдаваться.