Делаю громкий вдох.
Привстаю на цыпочки и тянусь к нему. Больше Данил не медлит ни секунды. Набрасывается на мой рот — поцелуй сразу глубокий, долгий. Жадный и мокрый.
Вкус его слюны запускает очередную термоядерную реакцию внутри моего тела. Там взрывы. Не жалкие красочные фейерверки из диснеевских мультфильмов про принцесс, а нечто, по силе способное изменить всё! Уничтожить мир и возродить его заново. Я назад шаг делаю, Данил наступает.
Его ладони шарят по спине, сжимают, лапают. Я держусь за его плечи и отвечаю. Это не первый поцелуй в моей жизни, но Данил делает всё иначе. По-взрослому. Поцелуй не ради поцелуя, а ради продолжения. И даже если оно не последует — огонь внутри уже пылает, стеной стоит, сжигая всё, что было раньше.
Когда Данил вновь отрывается, мои губы пульсируют, лицо пылает. Он окидывает меня взглядом, от которого морозец по раскаленной коже.
— Ты тоже вкусный, — говорю я, стреляя в него глазами. Веду руками по его торсу вниз, до ремня штанов. Мешкаю пару секунд. Потом вверх.
Данил следит за моими движениями, не мешая, но и не поощряя. Мерно дышит.
— Можно? — спрашиваю.
Он кивает, и я задираю его майку.
У Данила хорошее тело. Не худое, но и без искусственно очерченных мышц, как на фотографиях фитнес-тренеров. Он не спортсмен, просто сильный. И здоровый. Крепкий. Живот плоский, густо покрытый короткими волосками. Россыпь родинок сбоку.
Кожа влажная. Я чувствую, потому что веду по ней пальцами снова и снова.
— Красивое тело. Хотелось потрогать еще с прошлого раза, — говорю ему честно.
Данил облизывает губы, словно те пересохли. Моргает.
— Обычное, — отвечает немного растерянно, будто смутившись.
Он правда не понимает, насколько привлекателен внешне? Таких работяг я ни разу в жизни не видела. В нём всё, как должно быть в мужчине мечты.
Веду кончиками пальцев по его груди, чувствуя, как напрягаются мышцы. Внутри же неутомимый, съехавший крышей пиротехник закладывается новые мины. Еще немного, и снова рванет! Я чувствую. И мне хочется. С Данилом. В подсолнухах. Если бы они еще не были такими колючими!
Данил склоняется и целует меня в губы, потом в щеку. Каждое касание приятно. Поцелуи ползут на шею. Я отклоняю голову, давая ему больше доступа. Он облизывает и посасывает мою кожу, доставляя сладкое удовольствие. Я же без остановки глажу его грудь, трогаю, щупаю, слегка царапаю. Не знаю, как ему нравится, но мне кажется, такое не может быть неприятно.
Две ладони накрывают ягодицы, Данил вжимает меня в свой твердый пах. Целует. Он так целует, что едва не доводит меня, просто лаская шею.
Мы оба часто дышим. Это становится очевидно, когда наши губы вновь встречаются.
— Пойдем в машину? — говорит мне на ухо. — Я хочу побыть с тобой еще.
У него глаза затуманены. Он пахнет вкусно. Я позволяю взять себя за руку.
Да, сегодня определенно всё иначе.
Глава 16
Марина
— Вон Жадан, смотри! — кричу я, отталкивая Данила.
Возбужденный Колхозник отрывается от моей шеи и смотрит вперед. Прищуривается. Потом пытается продолжить начатое. Мы в машине сидим у трассы. Ничего пошлого, обнимаемся и целуемся. Трогаем друг друга, приятно делаем. Опять же оба в одежде, он не склоняет ни к чему такому, ниже пояса не трогает. Нам обоим нравится просто целоваться.
— Данил, не успеешь перехватить — он напьется в хлам. С тех пор как Кулак его на улицу вышвырнул, Жадан не просыхает. Данил, Даня... успеем. Дела надо делать.
Данил прочищает горло, возвращается на свое кресло, хмурится.
— За что уволил? Не знаешь?
— Так за пьянство.
— Потрясающе, — тянет Колхозник безэмоционально, и так смешно становится!
Я хохочу, глядя на него.
— Если поможет, работу ему вернут. И оклад увеличат.
— Ой как здорово! — Хлопаю в ладоши от восторга.
Полеты — страсть Жадана. Он военный в отставке, прошел Чеченскую войну, получил ранения, был списан и брошен на произвол судьбы. Живет в нашей станице давно. Раньше на хуторских работал: летал себе спокойно, поля опрыскивал, да и так, по делу, если нужно. Никого не трогал. Он добрый дядька, но странноватый. Когда трезвый — мухи не обидит. Но если выпьет, может и припадок словить. Так что лучше подальше держаться в эти минуты.
— Ладно, едем. — Данил поправляет штаны и проводит по лицу руками. — А то натворим с тобой дел.
Я стреляю в него глазами и разглаживаю подол задравшегося сарафана. Цокаю языком.
Крузак равняется с разбитой семеркой летчика, Данил здоровается и сообщает, что поговорить надо. Срочно. Едва двигатели глохнут, он выходит из машины и садится в тачку Жадана.
Я же... остаюсь ждать. Рассматриваю фотки, что перекинул на мой телефон Данил. Пока он это делал, я целовала его в шею, как он меня в подсолнухах. Было так приятно в те минуты, что безумно захотелось подарить такое же наслаждение ему.
Судя по тому, что волоски у моего Колхозника дыбом стояли, ему было хорошо.
Я облизала мочку его уха. И прикусила. После чего он положил мою ладонь себе на пах и снова впился в губы.
Мне сложно давать оценку нашим действиям. Отчим бы, наверное, просто прибил меня, если бы узнал. Но... когда так хочется и так приятно с человеком, разве правильно себе отказывать?
Так сильно приятно...
Через полчаса Жадан сидит на заднем сиденье внедорожника. Мы едем в сторону станицы, чтобы завезти меня. Потом мужчины запланировали спасательную операцию.
— Мой вертолет хотят изъять! Как же так?! — всё повторяет Жадан. — Но что за люди? Я ведь так о нём заботился, он в отличном состоянии! Ласточка моя. Птичка. Воробушек.
— Без тебя не отобьем, я думаю, — подбрасывает дров в огонь Данил.
— А посмотреть на него можно?
— Хоть ночуй внутри. Только сделай так, чтобы завтра его не конфисковали.
— Я грудью лягу! Пусть паскуды подойдут только! — хрипит Жадан.
Мы с Данилом переглядываемся, я делаю выразительные круглые глаза и пожимаю плечами.
— Вот бы меня кто-то так же любил и защищал, как Жадан вертолет, — говорю с юмором.
Данил кладет ладонь мне на колено и слегка сжимает. Одновременно приятно и грустно становится — я ведь не собираюсь с ним шашни крутить. Уезжаю через два месяца.
Крузак останавливается за молокозаводом.
— Не говорите никому о нас, ладно? — прошу я Жадана напоследок. — Особенно отчиму. Он убьет меня. А мы с Данилом... мы друзья.
— Он не скажет, — говорит Данил. — Ему ведь дорог его вертолет, который в любой момент можно на металлолом сдать. Дорог?
Дядька кивает. Но взгляд на Данила бросает недобрый. Я бы даже сказала, предостерегающий, аж мурашки бегут. Этот взгляд еще долго мне видится, пока домой иду, в магазине в очереди стою.
Автобус специально пропускаю — хочется побыть немного с собой и своими воспоминаниями о том, что случилось сначала в подсолнухах, потом продолжилось в машине. Как приятно, оказывается, может быть наедине с мужчиной. Как сладко, когда сердце заходится и в голове такая пустота, что живешь одним единственным моментом.
Я то улыбаюсь, то пугаюсь собственных мыслей. Боже, что же делать? Я ведь уезжаю скоро.
Дома первым делом играю с собакой, потом подхожу к маме. Она в теплице собирает овощи. Я спрячу деньги в тайник, когда она уйдет в дом. Было бы намного надежнее хранить заначку на счете в банке, но банкоматы у нас есть только в самом отделении, и охрана там вся в друзьях у отчима. Если с Варей даже мимо здания проходим, об этом уже доносят.
— Привет, мама! Помощь нужна? — спрашиваю с улыбкой. — Давай я закончу.
А ты пойдешь в дом и не будешь мешать прятать деньги.
— Давай вместе, чтобы быстрее. Ты поздно что-то, всё нормально?
— Да, отлично.
Я начинаю перекладывать помидоры в ведро. Хочется поскорее с этим закончить. Мама по вещам не полезет, но если Ментовский с работы вернется, то запросто может шмон навести.
— Ну и кто он? — спрашивает мама, подмигнув.